16 ноября 2011 года рано утром заместитель председателя коллегии адвокатов Новочеркасска Вячеслав Жолобов был найден повешенным на дереве в нескольких кварталах от своего дома. Уже шесть лет его жена Евгения пытается заставить правоохранительные органы искать виновных в этой смерти. Но ни явные нестыковки в деле, ни данные экспертиз, ни личное вмешательство руководителя Следственного комитета России Александра Бастрыкина не подтолкнуло следствие к пересмотру единственной версии — самоубийство «ввиду сложившихся жизненных обстоятельств». Евгения уверена — этой формулировкой следователи скрывают причастность к смерти адвоката инспекторов ГИБДД, которые последними видели Жолобова живым в ту ночь.

Вячеслав Жолобов начал работать адвокатом в Новочеркасске в середине девяностых, а до этого служил в милиции, в должности оперуполномоченного. Как рассказывает Евгения Жолобова, Вячеслав тогда поссорился с местным начальником ГИБДД — на каком-то общем застолье сказал, что его подчиненные не самые честные люди. Завязалась перепалка, в которой начальник, конечно, победил — Жолобову пришлось написать заявление «по собственному желанию». Тогда он подался в адвокатуру.

Еще до службы в милиции Вячеслав закончил Академию Управления МВД в Москве, и это позволило ему получить статус адвоката. Он без труда сдал необходимые экзамены, получил адвокатскую лицензию и приглашение от друзей поработать в адвокатском кабинете.

Вячеслав специализировался на уголовных делах, среди которых были и громкие. Например, дело Яновой — молодой девушки, обвиняемой в убийстве матери: Жолобов тогда лихо разгромил позицию обвинения, об этом деле писали в местных газетах. За успехи в работе Совет Федеральной палаты адвокатов даже наградил Вячеслава медалью II степени «За заслуги в защите прав и свобод граждан».

Впрочем, натянутые отношения с гаишниками у адвоката все равно сохранились. «Он считал, что большинство из них взяточники, — признается Евгения. — Гаишники, в свою очередь, его знали и придирались на дорогах, а муж всяких раз отбивался от их претензий в суде. Да и многие клиенты обращались к Славе из-за конфликтов с сотрудниками ГИБДД, поэтому-то те его и знали. Но такое, чтобы мужа откровенно «пасли» случилось только однажды, незадолго до его смерти».

Как говорит жена адвоката, в то время Жолобов снова вел дело, связанное с ДТП, он называл его «аксайским». «Я не знаю, в чем там была суть, но муж постоянно нервничал из-за него, — рассказывает Евгения. — Он даже предупредил: «Если мне подкинут наркотики или деньги, не вздумай продавать квартиру, чтобы вытащить меня из тюрьмы».

Поздно вечером 15 ноября 2011 года Жолобов заехал к своему другу Леониду Козлову, они купили несколько бутылок пива и поехали на автозаправку, где работал знакомый Вячеслава — Юрий Маркин. Втроем они провели вечер за разговорами и пивом, около двух часов ночи Жолобов собрался ехать домой. Несмотря на то, что был нетрезв, адвокат сел за руль и взялся подвезти Козлова.

«Может, если бы муж не взялся подвезти друга, он оставил бы машину на заправке и вернулся домой пешком, — говорит Евгения. — Он и так поехал в объезд, боялся попасться патрулю». Евгения уверяет, что Вячеслав не злоупотреблял алкоголем, а если сел за руль после пива, значит, был уверен, что справится с управлением. Козлов, которого подвозил адвокат, указал в своих показаниях, что за всю жизнь видел Вячеслава пьяным только однажды, у себя на дне рождения, а в ту ночь, когда они вместе пили пиво, Жолобов специально уходил в подсобку при заправке, чтобы немного отдохнуть.

Несмотря на предосторожности, по пути домой, на Буденновской улице, Жолобова и Козлова остановил патруль ГИБДД. Как следует из показаний сотрудников, они почувствовали запах алкоголя от Жолобова и предложили ему пройти медицинское освидетельствование в поселке Донской. Вячеслав согласился. Эвакуатор забрал старенькие Жигули адвоката на штрафстоянку, Козлов попросил водителя эвакуатора подвезти его до дома и уехал.

Евгения вспоминает: «Я в ту ночь позвонила мужу около двух часов, он сказал, что его остановили. Я переспросила: «Ты попался?». Он ничего не успел ответить, в трубке послышался чужой мужской голос, потом грохот, как будто телефон уронили, и связь прервалась, телефон выключился. Я сразу заволновалась».

Судя по акту медицинского освидетельствования, в крови Жолобова нашли 1,98 промилле алкоголя — что близко к критическому значению. Однако врач, который проводил освидетельствование, указал, что Жолобов свободно ориентировался в пространстве, времени, месте, собственной личности. Да и понятые позже не смогли однозначно сказать, был ли Жолобов вообще пьян.

По официальной версии, после освидетельствования инспекторы ГИБДД привезли адвоката обратно в Новочеркасск — на пересечение улиц Петрова, Гагарина и Макаренко, где в присутствии понятых составили протокол об административном правонарушении, выдали временное разрешение на управление транспортным средством. И отпустили.

Около 8-ми утра 16 ноября труп Вячеслава Жолобова, повешенный на дереве, нашел слесарь Леонтьев, который заехал за сигаретами в ларек неподалеку от пересечения улиц Петрова, Гагарина и Макаренко.

Евгения в ту ночь больше не смогла дозвониться мужу. На следующий день она рассказала о случившемся председателю городской коллегии адвокатов Павлу Волкову, он обещал разобраться. «Я все время набирала телефон Славы, и вдруг трубку поднял Волков, — рассказывает Евгения.

— Попросил меня никуда не уходить. В два часа дня он зашел ко мне домой и сказал, что мой муж найден повешенным, следователь считает, что это суицид». Евгения в самоубийство не поверила, и дальнейшее развитие событий лишь еще больше утвердило ее в этом мнении. Так тихая соцработница, которая всю жизнь ухаживала за одинокими стариками, бросила вызов всему следственному управлению и прокуратуре области.

Нестыковки нашлись уже в протоколе осмотра места происшествия, который провел старший следователь следственного отдела по Новочеркасску СУ СК по Ростовской области Свеженко утром 16 ноября. Следователь пишет: «руки трупа опущены вниз», хотя на фотографиях видно, что левая рука Жолобова поднята и лежит на суку.

Петля при расследовании повешения является важным вещественным доказательством. Поэтому обычно петлю с шеи трупа снимают, разрезая ее вдали от узла, чтобы нетронутый узел отправить на экспертизу и приобщить к делу. Но у следственной группы на месте обнаружения трупа Жолобова не оказалось ножа, поэтому узел просто развязали, (в деле имеются показания участника следственной группы Паршукова, который это сделал). Следователь же уверенно пишет — узел отрезан. Так следствие лишилось важнейшего вещественного доказательства. Судя по записям, труп не раздевали, но Свеженко делает вывод, что «видимых повреждений на теле нет» и отправляет его на исследование в Бюро СМЭ в Ростов.

Согласно заключению судмедэксперта Абакумовой, на теле Жолобова также не было обнаружено никаких повреждений. Несмотря на отсутствие характерных признаков повешения (сломанная подъязычная кость, синюшный цвет лица, выделения), Абакумова все же заключила, что смерть наступила «вследствие механической асфиксии от сдавления шеи петлей».

В то же время, в экспертизе, подписанной Абакумовой, обнаруживает себя очень важная деталь, которая должна была бы привлечь внимание следователя. На фотографиях в протоколе осмотра видно, что труп висит на ремне, бляшка которого находится сверху. Эксперт же подробно описывает странгуляционную борозду (след от ремня, оставшийся на шее Жолобова), и указывает, что отпечаток бляшки ремня расположен на шее слева и борозда от ремня направлена сверху вниз. То есть ремень затягивался по направлению вниз, а не вверх, как это бывает при самоповешении.

Евгения отменила похороны мужа и поехала в морг. В отличие от следователя и судмедэксперта, она увидела на теле Вячеслава ссадины: на подбородке, на шее, левом боку, в области паха. Эти повреждения в экспертизе почему-то отражены не были. Евгения потребовала у следователя провести повторный осмотр тела в ее присутствии.

Сменивший тогда следователя Свеженко следователь по особо важным делам Мысин принял ходатайство Евгении о повторном осмотре тела, но провел его лишь через два дня, в воскресенье, и тайно от Евгении. «Когда я узнала об этом, он сказал, что приглашать меня не посчитал нужным», — вспоминает она. Никаких прижизненных повреждений на теле следователь Мысин и привлеченный эксперт Коваленко вновь не увидели — зато теперь в протоколе было указано, что ссадины на подбородке, обнаруженные Евгенией, якобы образовались после смерти. О ссадинах на теле в протоколе осмотра ничего не было написано.

Евгения не сдавалась. В ростовской больнице скорой медицинской помощи она нашла врача-хирурга Сапуненко, который согласился провести дополнительный осмотр тела Жолобова. Позже она добилась приобщения к материалам проверки фотографий, сделанных ею. На них отчетливо видны все повреждения тела. Впрочем, со временем один лист с фотографиями травм в паховой области из дела исчез.

Ремень, на котором якобы повесился Жолобов, следователь приобщил к делу только после ходатайства Евгении. «Это не его ремень, я уверена. У мужа был новый, а тот, который я увидела, весь потрепанный, с коррозией на бляшке, конец оторван. Слава никогда бы не стал такое носить», — говорит Евгения. К тому же, его длина — 101 сантиметр, ровно столько, сколько и обхват талии Жолобова — в деле даже имеется справка из ателье, где остались мерки адвоката.

В вещах Вячеслава, которые выдали Евгении, почему-то не оказалось ключей от квартиры, офиса, сейфа и машины. Козлов, друг Жолобова, который был с ним в ту ночь, говорит, что сам закрыл автомобиль и передал Вячеславу ключи через инспектора. Но по показаниям сторожа штрафстоянки, машина туда поступила открытой, ключей в салоне не было. Куда они делись, никто не знает. Зато в кармане куртки Жолобова нашли копию протокола об административном правонарушении, без указания времени и места составления документа. Через несколько дней после гибели мужа, в мировом суде, Евгения получила еще одну копию этого протокола, где время уже было указано — 3:10. Оно совпадает со временем окончания освидетельствования Жолобова в поселке Донском, куда после задержания его доставили полицейские. Между поселком и Новочеркасском 20 километров, даже если очень спешить, на дорогу уйдет не меньше 15-ти минут.

Все эти нюансы никак не смутили следователя. Даже ключевых лиц, инспекторов Косоножкина и Онищенко, он пригласил для объяснения только спустя неделю после обнаружения трупа. Они рассказали, как остановили Жолобова на дороге, вызвали эвакуатор, отвезли адвоката на медицинское освидетельствование, вернулись обратно в город и составили документы. Инспекторы подчеркивают, что адвокат все это время вел себя спокойно, но замкнуто — не отвечал на некоторые вопросы. После подписания документов, со слов инспекторов, Жолобова они отпустили. Как сказал Онищенко, адвокат о чем-то разговаривал с понятым — таксистом Поповым. Инспекторы, с их слов, решили, что Вячеслав хочет добраться домой на такси, и уехали готовиться к сдаче дежурства. Но таксист Попов это отрицает. Он рассказал на допросе, что Жолобов попросил инспекторов отвезти его домой, те отказали, и адвокат пошел на остановку, хотя общественный транспорт в Новочеркасске начинает работать с шести утра. Таксист, по его словам, уехал с клиентами через несколько минут и Жолобова больше не видел.

Где находились сотрудники ГИБДД после, также никому неизвестно. При каждом новом допросе или очной ставке их показания путались, и если Онищенко с самого начала говорил о том, что с четырех до восьми утра он готовился к сдаче дежурства в здании ГИБДД, то Косоножкин сначала утверждал, что они всю ночь патрулировали город. Потом он изменил свои показания: по новой версии получалось, что пока Онищенко готовился к сдаче дежурства, Косоножкин четыре часа сидел у здания ГИБДД в машине. Подтвердить информацию инспекторов никто не может, потому что по их словам, они никого не встречали.

Отсутствие внятного объяснения, куда в ту роковую ночь исчез Жолобов, и что именно делали инспекторы в промежутке между 4 и 8 утра, следователя Мысина никак не насторожило. Он не проводил осмотр машины Жолобова и инспекторов ГИБДД, не пытался найти вторую, пропавшую, часть ремня, не провел следственный эксперимент. Правда, провести его было бы проблематично — дерево, на котором нашли труп, через три дня после случившегося было сожжено. Кто это сделал и почему, следствие установить не смогло. И вот 6 января следователь Мысин вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела — за отсутствием события преступления. По мнению следствия, Жолобов повесился, потому что был пьян и расстроен из-за собственного задержания сотрудниками ГИБДД. Об этом решении следователя Евгения и ее адвокат Жолдасов узнали только через 10 дней в суде, где пытались отстранить Мысина от расследования дела.

Евгения несколько месяцев писала жалобы в Следственный комитет Ростовской области и прокуратуру, ее убеждали, что оснований для возбуждения уголовного дела нет. «Меня все время хотели убедить, что мой муж был безнадежно пьян и не понимал, что делает. Хотя понятые этого не заметили. Да и врач, проводивший освидетельствование, подтвердил, что он нормально ориентировался. Меня убеждали, что лишение прав, которое грозило мужу за езду в нетрезвом виде, оказалось для него слишком сильным ударом, который он не смог пережить, — рассказывает Евгения, ее голос становится решительным. — Я в это никогда не поверю, потому что Вячеслава уже лишали прав однажды, и он нормально с этим справился».

В деле есть документ с перечнем всех нарушений Жолобова на дороге. Действительно, там указано, что Вячеслав дважды, в 1998 и 2002 году, попадался сотрудникам ГИБДД на управлении машиной в нетрезвом виде. «Это случилось по молодости, хотя мой муж и тогда алкоголем не злоупотреблял. Да и в то время законодательство было мягче, — говорит Евгения. — Но я с него ответственности не снимаю ни в коем случае. Он виноват и должен был ответить за это, но разве так? Он умер, а его имя и честь теперь отмечено клеймом «самоубийца».

20 марта 2012 года Евгения дозвонилась на прямую линию руководителя Следственного комитета России Александра Бастрыкина. «Он слушал меня больше часа и пообещал разобраться. В тот же день мне позвонил руководитель областного СК Юрий Попов и спросил, когда мне удобно приехать к нему на прием», — рассказывает Евгения.

На следующий же день, 21 марта, было возбуждено уголовное дело по 110 статье, доведение до самоубийства. В ключевом моменте позиция следствия не изменилась — Жолобов убил себя сам.

Вмешательство Бастрыкина активизировало расследование. Теперь им руководил старший следователь следственного отдела по Новочеркасску лейтенант юстиции Аршба, которого позже сменил старший следователь Спиридонов. С опозданием в несколько месяцев, наконец, были допрошены важные свидетели, проведен следственный эксперимент и назначена эксгумация, а также экспертизы: почерковедческая, химическая, гистологическая, повторная судебно-медицинская экспертиза тела. И эти шаги принесли результаты.

Независимый специалист московского центра экспертных исследований Аулов, который присутствовал при эксгумации тела Жолобова, обнаружил кровоизлияния в мягкие ткани передней поверхности шеи, что в совокупности с сомкнутыми голосовыми связками, по его заключению, может говорить о полученном ударе, который и стал причиной смерти. То есть адвоката могли сначала ударить, а потом повесить, представив все как самоубийство.

Тем временем выяснилось: Онищенко и Косожкин не единственные сотрудники ГИБДД, которые видели Жолобова накануне его смерти. Они не рассказывали об этом в своих первых показаниях, но теперь стало известно: проследить за погрузкой машины Жолобова на Буденновскую улицу приезжали инспекторы Щербак и Вакуленков. В ту ночь Косоножкин и Онищенко виделись с ними еще раз, позже: на пересечении улиц Петрова, Гагарина и Макаренко, где составляли на Жолобова протокол об административном нарушении. Именно Щербак и Вакуленков следующим утром на этом же месте регулировали движение, когда к ним подбежал слесарь Леонтьев с сообщением о найденном трупе. Как говорит очевидец, его никто не опрашивал, потому что он торопился на работу и ушел, пока Щербак кому-то звонил.

Сообщение о найденном теле поступило в дежурную часть в 8:15. Но, по словам Онищенко, он узнал о смерти Жолобова раньше, от инспектора Щербака, который позвонил ему около 8.10 утра. Оба экипажа были в то утро на месте обнаружения трупа, но из показаний неясно, были ли там Онищенко и Косоножкин до приезда следственной группы. То есть, как именно обнаружили Жолобова, и что на месте происшествия делали инспектора, его задержавшие — до конца не ясно.

Следователь по-прежнему закрывал глаза на «неудобные» факты. Зато в деле появились материалы, с помощью которых следствие изо всех сил пыталось подтвердить мотив возможного самоубийства Жолобова.

Почти через год после происшествия Онищенко и Косоножкин вдруг вспомнили о звонке Жолобову от жены около двух часов ночи. По словам Онищенко, Евгения кричала на супруга по телефону, после чего тот замкнулся в себе и перестал отвечать на вопросы инспекторов.

Косоножкин рассказал, как Жолобов отреагировал на забытую в кабинете врача кепку: «Надо забрать, а то жена меня и так убьет». Знакомый адвоката Маркин и начальник Волков вдруг рассказали следователю, что им обоим Вячеслав часто жаловался на жизнь, работу и небольшую зарплату. Правда, остальные опрошенные в ходе расследования 20 коллег и знакомых Жолобова таких историй не вспомнили. Следователем были запрошены справки о доходах Жолобовых, чтобы показать, на какую сумму они жили каждый месяц. Правда, с чем сравнивать полученные данные, непонятно — Новочеркасск небольшой город, и зарплаты там тоже небольшие. Однако о массовых самоубийствах не слышно.

«Я работала в центре социального обслуживания, ухаживала за бабушками, получала немного, около 10 000-15 000 рублей. Доход Вячеслава был сезонным, как и у всех адвокатов. При этом муж никогда не гнался за богатством, иногда работал вообще бесплатно. У нас было все необходимое, и этого было достаточно, мы ни в чем не нуждались», — говорит Евгения. Чтобы доказать это следователю, она написала ходатайство, к которому приложила чеки о покупке стиральной машины и автомобиля.

Евгения продолжала оспаривать официальную версию, и тогда проверка началась уже в отношении нее. Возникла новая версия — якобы до самоубийства Жолобова довела именно его жена, которая просто запилила супруга. Это уже было похоже на открытое давление. Следователь опросил 19 коллег Евгении и всех соседей в доме, но никто не смог вспомнить скандалов в доме адвоката или неадекватного поведения его жены.

Несмотря на все противоречия и невыясненные обстоятельства в деле, 17 июня 2013 года старший следователь Бахарев приостановил предварительное расследование «в связи с неустановлением лица, подлежащего к привлечению в качестве обвиняемого». А 18 марта 2014 года он же уголовное дело прекратил.

И на этом можно было бы поставить точку, но Евгения не собиралась этого делать. Она смогла попасть на личный прием к Бастрыкину, а позже вместе с адвокатом Светланой Манукян добилась проведение судебно-медицинского исследования. Эксперт Иван Дубровин по материалам дела пришел к важнейшему выводу — петля на шее Жолобова затягивалась в два этапа. Сначала бляшка ремня была слева, петля была затянута по направлению вниз (повеситься самостоятельно так нельзя), а потом бляшка передвинулась на заднюю сторону шеи и петля уже была направлена вверх. Это говорит о том, что кто-то сначала затянул петлю на шее Жолобова, а потом повесил его на дереве. Таким образом, озвученный специалистом вывод ставит под сомнение трехлетнюю работу следствия и многочисленные проверки вышестоящих инстанций, которые не нашли в случившемся признаков убийства.

Евгения не оставляет надежды довести свое расследование до конца.

— Это дело проверялось на всех уровнях: областной прокуратурой, центральным аппаратом СК Ростовской области, оно даже было направлено заместителю председателя СК России Борису Карнаухову, но никто не увидел, что расследование оставляет желать лучшего, если, конечно, на проверку были направлены все материалы, — говорит Манукян. — С моей точки зрения, на лицо убийство, либо, как минимум, причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть человека. Но мы должны поверить в эфемерную версию следствия, которая не согласуется с материалами делами. Высокие профессионалы обходят стороной истину, которая лежит на поверхности.

Евгения живет одна. Она ушла из центра социального обслуживания, который не оставлял ей свободного времени на подработки — деньги нужны не только на жизнь, но и на многочисленные экспертизы. Теперь Евгения моет полы в школе (зарплата — 9000 рублей), а по выходным убирает подъезды, и в итоге зарабатывает чуть больше чем раньше. Говорит, что физический труд отвлекает от ненужных мыслей. Когда Евгения рассказывает о муже, она выглядит спокойной, но ее выдают дрожащие руки.

— То, что следствие хочет показать, будто мы часто ссорились — это глупость. Как только я начинала бурчать, муж обнимал меня и говорил, что все это ерунда. Главное, что мы любим друг друга, — рассказывает Евгения, быстро вытирая глаза салфеткой. — Вячеслав не был глубоко верующим человеком, но считал, что самоубийство — это огромный грех. Когда он умер, я пошла к батюшке, который даже слушать меня не стал — он уже был уверен, что это не суицид. Приехал и отпел Вячеслава.