В Саратов для усмирения крестьян командировали генерал-адъютанта Виктора Сахарова. Он остановился в доме губернатора. Входившая в боевую организацию эсеров Анастасия Биценко пришла туда и попросила аудиенции. Протянула Сахарову вынесенный ему эсерами смертный приговор, дала время прочитать и всадила в него четыре пули.

Дочь генерала Александра Измайлович из летучего боевого отряда Северной области участвовала в покушении на минского губернатора и полицмейстера. Но убить обоих не удалось. Ее приговорили к смертной казни, которую заменили двадцатью годами каторги.

В Тамбове эсеры первым убили вице-губернатора Николая Богдановича. Потом Мария Спиридонова застрелила советника губернского управления Гавриила Луженовского. И, наконец, эсеры достали и самого губернатора — Владимира фон дер Лауница, который за проявленную им жестокость уже получил повышение и был переведен в столицу. Многие сочувствовали не жертвам, а боевикам.

Спиридонову приговорили к смертной казни через повешение, но заменили бессрочной каторгой. Когда Спиридонову везли по этапу, ее встречали толпы. На одной станции монашка поднесла ей букет с запиской: «Страдалице-пташке от монашек».

Начиная с того январского дня 1906 года, когда Мария Спиридонова выстрелила в царского чиновника, и до 11 сентября 1941 года, когда ее расстреляет комендант Орловского областного управления наркомата внутренних дел, она проведет на свободе всего два года. Менялись режимы, вожди и тюремщики, но ее власть предпочитала держать в камере.

Знай она наперед свою судьбу, взялась бы исполнить поручение боевой организации тамбовских социалистов-революционеров? Похоже, да. Страх ее бы точно не остановил. Неукротимый темперамент, обостренное чувство справедливости определили ее жизнь. У Спиридоновой не раз была возможность изменить судьбу, спастись, но она упрямо двигалась по определенной в юности траектории, которая закончилась пулей в затылок.

Фантастическая энергия, настойчивость и изобретательность, с которыми члены боевой группы планируют и проводят свои акции, рождены убеждением в том, что все это необходимо во имя высшей цели. Русские террористы, казалось, не знали преград. Только министров внутренних дел они убили трех — Сипягина, Плеве и Столыпина. Четвертый, Дурново, умер своей смертью, но лишь по счастливой случайности. За него поплатился жизнью другой человек.

Первым убили Дмитрия Сипягина. 2 апреля 1902 года недавний студент Киевского университета эсер Степан Балмашев, переодевшись в офицерский мундир, застрелил из браунинга министра в вестибюле Мариинского дворца. Балмашева через месяц казнили.

Сипягина на посту министра сменил Вячеслав Плеве. Он стал следующей жертвой, хотя окружил себя многочисленной охраной. Правда, первая попытка террористов не удалась.

«В одном из номеров «Северной гостиницы», — вспоминал жандармский офицер Павел Заварзин, — раздался страшный взрыв, которым были повреждены капитальные балки здания и совершенно разрушена комната, в которой среди обломков был найден обугленный труп человека с обезображенным лицом и оскаленными зубами, сжимающими монету-копейку, очевидно, предназначенную для грузика, разбивающего детонатор при метании бомбы».

В кармане убитого нашли рецепт лекарства, заказанного в одной из швейцарских аптек. Благодаря этому выяснили, что это был еще один бывший студент Киевского университета Алексей Покотилов, дворянин, сын генерала и член боевой организации эсеров. Покотилов приводил бомбу в боевую готовность, чтобы бросить ее в экипаж Плеве, когда тот будет проезжать мимо «Северной гостиницы», но снаряд взорвался у него в руках…

В 1904 году эсеры все-таки добрались до министра, когда тот направлялся с докладом к царю в Петергоф.

«Карета была совершенно разнесена, — рассказывали жандармы, — а тело Плеве превращено в бесформенную массу: мозги, куски мяса, кровь и листы доклада. Тут же лежал тяжело раненный революционер с обезображенным лицом и обугленными конечностями. Его личность оставалась несколько дней невыясненной, пока чиновник, который, находясь при бывшем в полусознательном состоянии больном в числе больничного персонала, не выяснил личность террориста по отрывочным бредовым фразам».

Им оказался бывший студент Московского университета Егор Сазонов. Его приговорили к бессрочной каторге. Он прожил там недолго: возмущенный тем, что каторжан наказывали розгами, принял яд.

Министром стал Петр Дурново, недавний директор департамента полиции. Ликвидировать Дурново взялась женщина, которая уже пыталась убить самого императора.

«Дочь якутского вице-губернатора Татьяна Леонтьева, — вспоминал начальник Петербургского охранного отделения генерал-лейтенант Александр Герасимов, — воспитанная в институте благородных девиц, богатая и красивая девушка имела доступ к царскому двору; в самое ближайшее время предстояло назначение ее во фрейлины царицы. В ее планы входило во время одного из придворных балов преподнести царю букет и застрелить его из револьвера, спрятанного в цветах».

Террористку задержали случайно, перехватив адресованный ей чемодан с взрывчаткой. Посадили. Семье удалось добиться ее освобождения — для лечения. Леонтьеву отправили в Швейцарию. В отеле террористка обратила внимание на некоего Мюллера.

«Она попросила накрыть ей столик поблизости от Мюллера. Во время обеда встала из-за стола, подошла вплотную и сделала несколько выстрелов в одинокого старца. Шарль Мюллер, миллионер из Парижа, каждое лето приезжал в Швейцарию лечиться. Мюллер имел несчастье не только походить на Дурново лицом, но к тому же носить то самое имя, которым Дурново для конспирации пользовался в своих заграничных поездках».

В Москве эсер Иван Каляев убил московского генерал-губернатора и командующего войсками округа великого князя Сергея Александровича, дядю царя. Каляев, свидетельствовал хорошо знавший его человек, давно обрек себя на жертвенную гибель и больше думал о том, как он умрет, чем о том, как он убьет.

Спецслужбы столкнулись с людьми, не боявшимися смерти. Семерых боевиков приговорили к повешению. Потрясенный прокурор, присутствовавший при их казни, признался генералу Герасимову:

— Как эти люди умирали… Ни вздоха, ни сожаления, никаких просьб, никаких признаков слабости… С улыбкой на устах они шли на казнь. Это были настоящие герои.

Герасимов с неудовольствием констатировал:

— Все террористы умирали с большим мужеством и достоинством. Особенно женщины.

Зинаида Коноплянникова, повешенная за убийство командира Семеновского полка генерала Георгия Мина, который в 1905 году жестоко подавил восстание в Москве, взошла на эшафот со словами Пушкина:

— Вы лишаете меня счастья умереть на эшафоте, — нисколько не рисуясь, говорил член ЦК партии эсеров Михаил Гоц товарищам, удерживавшим его от участия в теракте — его искала полиция.

Террористы, отрезанные от родных и знакомых, замыкаются в крохотном мирке. Происходит незаметная само- изоляция. Весь мир, которым эти люди дорожат, сжимается до размеров группы; если группа одобряет какое-то действие, значит, это правильно. Успешная операция вызывает желание присоединиться к террористам. Знаменитые боевики становятся моделью для начинающих. «Мученические смерти, — писал когда-то Фридрих Ницше, — большая беда для истории: они соблазняют».

Жена начальника жандармского управления в Лодзи вспоминала:

«Не проходило и дня, чтобы кого-нибудь не убили. Когда няня с детьми выходила на прогулку, я ей строго приказывала не выходить сейчас же после мужа или его подчиненных и держаться вдали от встречаемых должностных лиц, в которых из-за угла могут бросить бомбу. Все должностные лица не выходили иначе, как окруженные с четырех сторон солдатами с ружьями, но даже несмотря на эти предосторожности, многие были убиты…

Когда один из помощников моего мужа отправлялся на службу и подошел к углу улицы, послышался вдруг провокационный выстрел сзади. Когда все они обернулись, то с двух улиц спереди выскочили молодые революционеры и всех уложили на месте, а в лежачего убитого офицера выпустили еще десять пуль».

Страх перед наказанием и существовавшая тогда смертная казнь боевиков не пугали. Как же сто с лишним лет назад удалось подавить политический терроризм в России?

Охранные отделения и полиция стали работать профессиональнее — полностью сосредоточились на поиске бомбистов. Особое значение придавалось вербовке осведомительной агентуры. В партии эсеров на полицию тайно работал Евно Азеф, который и руководил боевой организацией, в партии большевиков — Роман Малиновский, член ЦК и руководитель фракции в Государственной Думе.

Опытные филеры обращали внимание на подозреваемых, которые каждый день в любую погоду гуляли по нескольку часов. «Практика разыскного дела, — рассказывали профессионалы, — показала, что подобные прогулки обыкновенно совершают лица, изготовляющие динамитные разрывные снаряды. Испарения динамита действуют разрушительно на слизистую оболочку и легкие, вследствие чего такому работнику необходимо чаще пользоваться свежим воздухом».

В подполье вызревали и другие опасные идеи. Плотник Фома Качура стрелял в губернатора Харькова князя Ивана Оболенского, подавившего крестьянское восстание. Качура стрелял пулями, отравленными стрихнином. Губернатор был лишь ранен. Стрихнин не подействовал.

Но другой боевик обратился в ЦК партии эсеров:

«Побольше «святой ненависти» к врагу! Вонзить в бок опричника отравленный кинжал, влепить ему в живот отравленную пулю. Предлагаю: снабдить все провинциальные комитеты запасами ядов и указать способы их добывания. Разработать инструкции для отравления пуль и холодного оружия ядом… Применять в случае отсутствия яда для отравления пуль заразные бактерии: чахотки, столбняка, дифтерита, брюшного тифа и т.п.».

Ушедшие в подполье боевики заметили, как изменился общественный климат, настроения. Революционная волна пошла на убыль. Симпатизирующих социалистам, желающих помогать, предоставлять квартиры для нелегальных собраний и явок становилось все меньше. Боевые группы существовали только потому, что их поддерживали обычные люди, не привлекавшие внимания полиции. Без них подпольщики долго бы не продержались. Сочувствующие подделывали документы, добывали оружие, готовили взрывчатку, укрывали боевиков в своих домах.

Что же произошло?

Первая русская революция, а точнее, вспышка недовольства на фоне неудачной войны с Японией в 1904–1905 годах, пошла стране на пользу. Ее результатом стал исторический компромисс между обществом и Санкт-Петербургом: общество отказалось от радикальных лозунгов, власть поступилась привилегиями.

Император добровольно отказался от многих полномочий и прерогатив — от самодержавия. По существу, превратил страну в конституционную монархию. 6 мая 1906 года утвердил новую редакцию «Основных государственных законов Российской империи», составленную в соответствии с манифестом «Об усовершенствовании государственного порядка» от 30 октября 1905 года. Впервые были закреплены гражданские права и свободы — неприкосновенность личности и имущества, свобода веры.

И свои законодательные полномочия Николай II разделил с Государственной Думой и Государственным советом (что-то вроде нынешнего Совета Федерации). Формировалась демократическая система разделения властей.

Председатель Совета министров Российской империи в 1906–1911 годах Петр Столыпин включен в почетный список выдающихся государственных мужей. К месту и не к месту цитируют его знаменитые слова: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!» Из всего наследства Столыпина вспоминают лишь усердие его жандармов и (не без внутреннего одобрения) организованные им военно-полевые суды, столыпинские вагоны (арестантские) и столыпинские галстуки (виселицы).

Но не надо переоценивать жесткость Столыпина. В царские времена в Государственную Думу избиралось предостаточно оппозиционеров, в том числе радикально настроенных. Дума располагала большими полномочиями, чем сейчас! Правительству приходилось убеждать депутатов в своей правоте. Удавалось отнюдь не всегда. Дума и Государственный совет блокировали правительственные законопроекты…

Историческая заслуга Петра Аркадьевича — политика, нацеленная на то, чтобы дать основной массе населения страны, крестьянству, свободу и собственность, что открывало возможность самореализации, успеха, рождало уверенность в себе, в своих силах, обеспечивало будущее детей. Если бы он пожил подольше и его реформы довели до конца, в 1917-м революции бы не случилось…

С чего он начал? Убедил императора подписать указ от 5 октября 1906 года, который дал крестьянину свободу распоряжаться собой, разрешил беспрепятственно получать паспорт. Хочешь — оставайся в деревне, хочешь — ищи работу в городе. Указ запретил местным начальникам сажать крестьян под арест или штрафовать — только через суд. Столыпин не на словах — делом добивался создания правового государства. Советская власть заберет назад все права, данные тогда крестьянам, загонит их в колхозы, запретит выдавать паспорта и будет сажать без суда.

Для успеха страны, сформулировал Столыпин, нужны личная свобода, экономическая независимость и права, которых человека никто не лишит, в том числе неприкосновенность частной собственности.

Казнь без приговора суда — преступление. Но царских чиновников, которых убивали революционеры, многие называли палачами. Оправдывали теракт тем, что о правосудии и мечтать не приходится — в стране самодержавие.

«Террор созревал в долгие годы бесправия, — считал писатель Владимир Короленко. — Наиболее чуткие части русского общества слишком долго дышали воздухом подполья и тюрем, питаясь оторванными от жизни мечтами и ненавистью».

Но политические реформы погасили существовавшее в обществе недовольство. Суд демонстрировал свою независимость. Старая Россия не знала телефонного права — и не потому, что телефонных аппаратов было маловато, а потому, что даже император не мог нарушать закон и влиять на суд.

Радикальные социалисты уехали за границу. Или занялись устройством личной жизни.

Инженер Леонид Красин занимался нелегальной покупкой оружия для партии большевиков и изготовлением взрывчатки. Он учил боевиков, в частности знаменитого Камо, обращению с взрывчаткой. Красин, по словам Троцкого, мечтал создать «бомбу величиной с грецкий орех». После первой революции Красин отошел от революционных дел, строил в Баку электростанции, а потом уехал в Германию, где успешно работал по инженерной части в фирме Сименса и Шуккерта.

Террор пошел на убыль. Но самого Столыпина 18 сентября 1911 года застрелили в киевском городском театре, где в тот вечер давали «Сказку о царе Салтане». Столыпина 11 раз пытались убить. Все попытки срывались. Одиночке удалось то, что не выходило у целых боевых организаций?

Выяснилось, что в главу правительства стрелял осведомитель, успешно работавший на полицию. В театр убийцу привел начальник Киевского охранного отделения подполковник Кулябко… И вот уже целое столетие историки ищут ответ на вопрос, не заговор ли это офицеров политической полиции против нелюбимого ими реформатора?