Комментарий · Общество

Две победы Анатолия Черняева

Леонид Млечин , журналист, историк
Оставленные им толстенные дневники — самое надежное свидетельство запечатленной его талантливым пером ушедшей эпохи. Но главное он совершил на поле боя: когда сражался на фронте до Победы и когда сделал все, чтобы закончить холодную войну.
Фото: РИА Новости
Анатолий Черняев учился в Московском институте философии, литературы и истории, лучшем гуманитарном вузе того времени. В институт приезжала со всей страны тянувшаяся к знаниям молодежь, и получился, по словам одного из бывших студентов, «островок свободомыслия среди моря догматизма». Вуз молодых поэтов, безбоязненных полемистов и творчески мыслящих философов. Отсюда вышел цвет московской интеллигенции. По количеству поэтов и непризнанных гениев ИФЛИ не знал себе равных.
Совсем молодым Черняев ощутил цинизм советской внешней политики, когда после подписания пакта с нацистской Германией в августе 1939 года оркестры в Москве разучивали нацистский гимн, исполнявшийся вместе с «Интернационалом». И мальчишки распевали частушку на злобу дня:
Спасибо Яше Риббентропу, что он открыл окно в Европу.
Студент Черняев оказался свидетелем такого эпизода. Секретарь комсомольского бюро вскинул руку в нацистском приветствии и громко крикнул: «Хайль Гитлер!» Все захохотали. Но почувствовали, что в эскападе комсомольского вожака содержится внутренний протест. Его освободили от комсомольской должности и едва не исключили с формулировкой «за издевательство над политикой партии».

Доброволец

А через два года началась война. Студенческий билет давал право на отсрочку от призыва. На фронт уходили добровольцы. То, что сделала тогда столичная молодежь, считавшаяся изнеженной и не готовой к суровым испытаниям, заслуживает высочайшего уважения. Анатолий Черняев командовал взводом, ротой, стал начальником штаба батальона. Гвардии капитаном вернулся на студенческую скамью.
Трагический опыт фронтовика закалил его. Высоко поднятая голова, уверенность в себе, искренность чувств, решительность в действиях и самостоятельность в суждениях определили интерес к нему не только красивых женщин (не остывавший на протяжении всей его жизни), но и умного начальства. Фундаментальные знания, завидная память, цепкий ум, умение четко формулировать, острое перо быстро привели его на олимп.
В позднесоветские времена в международном отделе ЦК собралась партийная элита. Черняев выделялся даже на этом фоне. Именно его выбрал Горбачев, когда ему понадобился надежный помощник по международным делам, чтобы полностью переменить внешнюю политику страны. И с той поры рядом не было более надежного соратника, который, впрочем, частенько бывал неудобен, поскольку считал своим долгом отстаивать принципиально важные позиции.
Черняев вошел в личный интеллектуальный штаб Горбачева вместе с Александром Яковлевым, Вадимом Медведевым, Евгением Примаковым, Георгием Шахназаровым… Все они совершили серьезную эволюцию в своих взглядах, отказавшись от догм в пользу здравости. Что ими двигало? Надежда вернуть стране и народу все то, чего они, страна и народ, лишились за годы советской власти. Вот почему это была команда, начисто лишенная корысти.
Конечно, ее интересы разошлись с потребностями чиновничьей массы. Партийные функционеры, сотрудники госбезопасности теряли влияние и привилегии. Распадалась система, и власть уходила из рук. А вместе с властью над людьми исчезало и чувство превосходства, избранности: мне положено то, чего нет у других. К материальным потерям прибавлялись психологические. Огромный управляющий слой жаловался: выбили из колеи, нет ни славной истории, ни ясного будущего. Мало кто находил в себе силы признаться, что жизнь потрачена впустую.
XXVIII съезд КПСС. Анатолий Черняев записал в дневнике:
«Скопище обезумевших провинциалов и столичных демагогов… Уровень выступающих настолько примитивен, что воспринять что-либо, кроме ВПШовского «марксизЬма-ленинизЬма», они просто не в состоянии. Иначе — «предательство!».
Он ясно сознавал, что представляет собой правящий слой.
Горбачев поделился впечатлениями с Черняевым:
— Ох, Толя, до чего же мелкая, пошлая провинциальная публика. Смотришь на них и думаешь — с кем, для кого?.. Бросить бы все. Но на них ведь бросить-то придется.
Горбачев, принимая решения, не ставил во главу угла собственное политическое выживание. Если бы он думал о себе, то в любой момент мог сменить курс и пустить в ход силу. И до конца своих дней оставался бы генеральным секретарем — здоровьем бог не обидел. А с ним и Черняев.
На одном из пленумов ЦК Михаил Сергеевич обратился к сидящим в зале: «А что, наверное, вы все думаете, не пора ли, наконец, генсеку проявить характер?» И стукнул кулаком по столу. Зал обрадованно зааплодировал.
— Вот, оказывается, чего вы хотите, — разочарованно произнес Горбачев. — Только в кулак и верите.
Горбачев считал, что отступать дальше невозможно: происходит необратимый упадок страны. «Такое дело начали! — записал в дневнике Анатолий Черняев. — Отступать некуда… Ох, далеко пойду. Не отступлю… не дрогну. Главное — не дрогнуть. И не показать, что колеблешься, что устал, неуверен».
Эта команда не цеплялась за власть. Анатолий Сергеевич Черняев легко расстался с высокой должностью и ее приятными атрибутами. Никогда об этом не сожалел. Сохранял аристократическое достоинство на любом посту — и без оного.

Счастливое мгновение

В помощники по международным делам генеральные секретари подбирали себе умных и знающих людей. Хрущев — Олега Трояновского. Брежнев — Андрея Александрова-Агентова. Но ни один из них не сделал так много для отечества, не добился такого впечатляющего успеха на своем поприще, как Анатолий Черняев.
Холодную войну считали неминуемой: дело не в столкновении тоталитарного Востока и демократического Запада, а в извечном геополитическом противостоянии России и ее западных соседей… Но история холодной войны этого не подтверждает. Налицо трагедия убийства прекрасной теории бандой жестоких фактов.
Холодная война прекратилась, и все исчезло, как наваждение, — страх, ядерная опасность, враг у ворот. Впервые за многие десятилетия пришло сознание безопасности. Столько лет вооружались до зубов, а ощущение незащищенности только росло. И тут выяснилось, что безопасность зависит не от военных арсеналов, что холодная война не является неизбежностью, что это не порождение вечных геополитических конфликтов. Холодная война возникает в наших головах, и поэтому может прекратиться так же легко, как и началась.
Горбачева и Черняева и по сей день обвиняют в том, что они ослабили державу, вывели войска из Восточной Европы, сократили арсеналы. Но заметим: никто не воспользовался нашей слабостью, не напал на нашу страну! Напротив, исчезла угроза войны, о реальности которой говорили накануне прихода Горбачева к власти, — когда советская армия достигла пика своей мощи. Внешняя политика Горбачева—Черняева избавила нашу страну от множества врагов и породила новых друзей.
Даже если президент США Рональд Рейган и считал, что он выиграл в холодной войне, из этого вовсе не следует, что Советский Союз ее проиграл. На самом деле выиграли все. Проиграли те, кто процветал благодаря холодной войне. Проиграла сама холодная война — политика конфронтации, милитаризма, ненависти к другим…
Пройдет совсем немного времени, и между Россией и Западом вновь возникнут противоречия и конфликты. Заговорят о новой холодной войне. Но это другая глава истории. И она не должна перечеркнуть то, что произошло в годы перестройки. Думаю, правы те, кто перестройку и окончание холодной войны называет самым счастливым мгновением в нашей истории, — не считая, конечно, Дня Победы. Вклад Анатолия Сергеевича Черняева и в Великую Победу, и в победу над холодной войной неоценим.

P.S.

P.S. Журналисты «Новой» выражает соболезнования родным, коллегам Анатолия Сергеевича и всем, кто его знал.