«Били так, что я начал забывать дни недели»

Россия — великая страна. Или, по крайней мере, большая. Здесь русская зима, красная армия, леса, поля и реки, медведи и много водки. Но Баходиру Каримову никак не позволяют во всем этом великолепии легализоваться.

Баходир с некоторых пор ушел в подполье: никому не оставляет своих координат. Чтобы с ним связаться, нужно звонить его жене, Татьяне. Татьяна назначает встречу, и тут приходит Баходир. Принимает Татьяна на собственной кухне, потому что всего месяц назад лежала в реанимации, где внутри неё умер ребенок, и сейчас она маломобильна.

Татьянин дом называется общежитием. Мы устраиваемся за столом, Татьяна слева, Баходир справа, это крепкий мужчина, в мае исполнится 33, и он наполовину седой. Прекрасный русский язык, небольшой акцент. Баходир учился в русской гимназии, а его старшая сестра настаивала, чтобы он с ней разговаривал только по-русски — пригодится. Пригодилось.

Баходир рассказывает свою историю, и если это не конец света, то конца у света нет вообще.

«Началось всё в 1999 году. В моей семье пять квалифицированных врачей. В Узбекистане, к сожалению, еще со времен Советского Союза, принято принудительно вывозить людей самых разных профессий собирать хлопок. Гоняют всех, особенно государственных служащих — врачей, учителей, инженеров, попадаешь в это хлопковое рабство, и вынужден заниматься тяжелым физическим трудом, еще и бесплатно. Мои братья не захотели участвовать в этой кампании…».

1999 год, 16 февраля. Террористический акт в Ташкенте произошёл утром — рванули шесть бомб в разных частях города. Взрывы раскололи новейшую историю Узбекистана на «до» и «после», кардинально изменив судьбы тысяч граждан этой страны.

«Начались массовые репрессии. Сажали всех — виновных, невиновных, всех недовольных. Сотни тысяч человек оказались в тюрьмах, — продолжает Баходир. — 25 марта к нам, в Алты-Арык, приехала из Ташкента особая группа Службы национальной безопасности (СНБ). В нашем городе арестовали более пятидесяти человек. Забрали сразу трех моих старших братьев и меня. Посадили в машину и сразу начали бить. Я сижу, с двух сторон сидят полицейские и бьют меня, слева и справа, одновременно показывая фотографию незнакомого мне человека. Видел его? Нет, говорю, не видел. Не ври, отвечай! С первых минут начался допрос с применением физической силы. Мне было 15 лет. По сравнению с тем, что происходит в Узбекистане, в России — рай».

Доставив в отделение милиции, братьев Каримовых разместили в разных кабинетах.

«Со своего места я слышал их крики. Братья всегда были сильными, терпеливыми, и уж если кричали, то значит, пытали сильно. Меня пытались заставить лжесвидельствовать против них. Подписать документы, по которым бы они выходили экстремистами. Шестнадцать человек встали в круг, в центре — я. Один из сотрудников бил меня толстой книгой, уголовным кодексом, по голове. Другой вынул из кармана табельное оружие и приставил к моему виску. Потом меня вывели из кабинета, передали милиционерам, а сотрудник СНБ велел им меня «хорошенько проучить». Меня отвели в другой кабинет, где по очереди два милиционера меня избивали, уставал один, приступал другой. Уронили на меня металлический шкаф. Потом отвели в камеру, где сидели другие арестанты, которые получили четкие указание продолжить мое избиение. Но арестанты оказались людьми — сразу перестали меня колотить, когда милиционеры ушли, но предупредили, что снова начнут, если те вернутся. Поскольку показания на братьев дал кто-то другой, утром меня отпустили домой, мама и сестры повезли меня в районную больницу, где нам в помощи было отказано — не будем лечить врага народа, сказали так».

Три месяца сестры-врачи выхаживали Баходира. Его старшие братья были осуждены на основании сфабрикованных свидетельств. Двое из них находятся в тюрьме до сих пор — с 1999 года.

Год спустя Баходира забрали прямо со школьного двора. Два сотрудника СНБ силой усадили его в автомобиль и увезли. Снова с первых минут начали бить. Поместили в подвал РОВД. Велели раздеться догола, руки сковали наручниками, пристегнув их за крючок к потолку — дыба. В таком положении избивали пять суток.

«Терял сознание. Приводили в сознание, не обливая, например, водой, а еще более сильными ударами. Говорили, что есть свидетели, что прошлой ночью я распространял антиправительственные листовки. И меня видели, и видели мой красный велосипед. У меня действительно был красный велосипед. Тем более, говорили, твои братья осуждены за экстремизм, вот и ты тоже начал. В какой-то момент вывели во двор, приковали к собачьей будке. В общем, я там чуть не умер», — говорит Баходир.

Ближе к утру его отпустили. Пошел босиком домой, шесть километров. «Дальше жизнь моя окончательно превратилась в ад. Каждые две недели за мной отправляли гонца. В Узбекистане не очень развита система доставки повесток, присылают человека, который тебя забирает и везет. Каждые две недели увозили на допросы. Иногда — в РОВД, иногда — к местному участковому. Заставляли писать объяснительные, где я был и что делал в прошедшие две недели, день за днем, час за часом. С кем общался, тема беседы. Информацию уточняли. Если я что-то упускал или ошибался в деталях, били. Из-за физического и психологического давления я стал забывать названия дней недели. Например, не мог вспомнить, как называется среда».

В 2006 году освободили одного из братьев Баходира. Мама стала настоятельно просить, чтобы Баходир уехал из страны. Она считала, что раз одного сына выпустили, то заберут другого.

«Вы не представляете, что там творится, в Узбекистане, — говорит Баходир. — Реальная инквизиция. Средневековье, охота на ведьм». Баходир уехал в Россию. Он мог выбрать любую страну, но русское направление было наиболее популярным. Устроился в Екатеринбурге, получил патент, работал официально.

«Работал кладовщиком, грузчиком, много еще кем. Никогда не нарушал закона. Хотел учиться в вузе, но не вышло, потому что я должен был еще помогать семье в Узбекистане. Мама навещала братьев в тюрьме, приходилось каждый раз ездить за 1200 км, да еще и с передачками». В 2010 году Баходир переехал в Самару.

«Встретил прекрасную девушку, — говорит Баходир и улыбается жене. — Мы познакомились 9 мая в парке».

С регистрацией брака возникли сложности: как гражданин иностранного государства Баходир должен представить справку о том, что в Узбекистане он не был женат. Справку ждали три года. 4 октября 2013 отпраздновали свадьбу, а 31 октября Баходир Каримов был объявлен в международный розыск как человек, покушающийся на конституционный строй Узбекистана. Заочно был проведен суд и заочно вынесено постановление о немедленном задержании. Баходир с женой поехали в Москву, консультировались в «Гражданском содействии» с правозащитниками, после чего обратились в УФМС с просьбой о предоставлении статуса беженца (им порекомендовали так сделать). Письменно обратились.

УФМС ответило: приходите лично. Пришли лично. Сотрудник УФМС Панарин по итогам встречи сообщил, что статуса беженца Каримову не дадут, так как ни в каком розыске он не значится. «Узбекистану вы не нужны. Живите спокойно, — сказал. — Получайте разрешение на временное проживание и успокойтесь».

«Мы вышли оттуда такие радостные! Такие счастливые! — говорит Татьяна. — Страха уже не было, строили планы. Хотели детей! В июне я забеременела».

10 июня пошли получать патент, дающий право на легальную работу. Непосредственно в здании УФМС Баходира задержали. Ему предъявлялось обвинение по 159 статье уголовного кодекса Узбекистана — покушение на конституционный строй государства. 11 июня 2014 года Самарский районный суд назначил меру пресечения — арест с последующей экстрадицией. В СИЗО Баходир провел 7 месяцев и 10 дней, а Татьяна потеряла ребенка — выкидыш на раннем сроке на фоне стресса.

«Приходили с обысками, — говорит Татьяна. — Первый раз — в день задержания. Я открыла книжный шкаф, а там у меня лежит еще бабушкин орфографический словарь. Толстая книга. Полицейский сразу спрашивает: а это что, Коран? Библию назвали «религиозной литературой», откуда, спрашивали, у вас религиозная литература». «Если я в детстве и был верующим, то вся вера у меня улетучилась в подвале РОВД, где меня подвесили к потолку за наручники и избивали пять дней. Потому что где был бог, когда меня пытали?» — говорит Баходир, знаменитый разрушитель узбекского конституционного строя. — Если бы меня выдали Узбекистану, меня бы пытали уже по-взрослому. Что там побои! Там в кипятке варят».

Баходира Каримова отпустили 19 января 2015 года под подписку о невыезде, а 13 апреля Генеральная прокуратура России отказывает Узбекистану в его экстрадиции. Подписку о невыезде сняли, но статус беженца не дали; районный суд отказ поддержал, область тоже поддержала; и временного убежища не дали, и разрешения на временное проживание не дали.

«Для получения разрешения на временное проживание мы подходим по всем пунктам, — говорит Татьяна, — у нас официально зарегистрирован брак и вообще, но даже РВП нам не предоставили.

Ой, а мы про попытку похищения забыли рассказать. В день, когда Баходира выпустили из СИЗО, мне на работу позвонил сотрудник следственного изолятора и велел ехать встречать мужа. Чем быстрее вы это сделаете, тем будет лучше. Нас и раньше предупреждали правозащитники, что это распространенная практика — похищение подозреваемых силами узбекских спецслужб, и советовали взять с собой как можно больше народу. Я позвонила брату, сестре, маме, друзьям».

Понятно, что само словосочетание «узбекские спецслужбы» звучит забавно для уха российского подданного. Российские спецслужбы — это да, с этим мы знакомы (для чего-то). Но вот сидят Татьяна и Баходир и рассказывают, как стояла у подъезда СИЗО машина, как оттуда в момент появления Баходира выпрыгнули двое мужчин, как шагнули было уже ему навстречу, но увидев, что его окружает небольшая толпа родственников, вернулись в автомобиль, чтобы начать преследование.

«Это была настоящая погоня! — говорит Татьяна. — Мы долго не могли оторваться: едем, они за нами. Мы паркуемся, они паркуются рядом. Какой-то непроходящий кошмар».

После этого случая Баходир работать не может — нет патента, нет даже временного разрешения на проживание.

«У нас на руках куча писем поддержки — от УВКБ ООН по делам беженцев, от Эмнести Интернешнл из Лондона», — говорит Баходир. И показывает письма. И на английском языке тоже.

А Татьяна говорит, что в августе 2016 она была снова беременна. Собрав все справки, опять приступили к оформлению хоть какого-то вида на жительство. При повторном рассмотрении в получении статуса беженца ему вновь отказали, 25 января получил отказ во временном убежище. Через неделю Татьяну с давлением 220 увезли в областную больницу, где погибнет ее нерожденный ребенок. Шестимесячный плод.

«Похоронили нашего сына 6 февраля», — говорит Баходир. Смотрит на жену. Сидят, боятся стука в дверь, только и хотят, что легализоваться в России, а Россия не хочет легализовать Баходира. Почему не хочешь, Россия? Молчит. Как обычно, не дает ответа.