«Сердце екнуло в 24. Я была пергидрольная блондинка. Он — на хрустальном заводе работал. Вазочки мне дарил, статуэтки, рюмочки красивые. Знаете, я ведь все храню до сих пор. Но родители были против. Смотрю вот сейчас «Давай поженимся». Там говорят, что в мужчине главное — спина, надежность, что такого надо выбирать… А как, если не екает?»

«Авария у меня была. С внучкой в коляске гулял, переходили дорогу, там у нас, на Пятницком. И машина нас сбила. Из коляски малышка вывалилась. Живая, но сотрясение было у нас обоих. Жена мне тогда по телефону сказала: «Дед, прости, но я тебя убью»… Взрослая внучка сейчас. Гимнастка. …Такие вот моменты вспоминаются. Еще как жену полюбил. Как выглядывал ее. Я и сейчас ее люблю. Только она не верит, по-моему.»

«Ездили к бабуле в Эстонию, и там костел с органной музыкой. Ну, я сыну говорю: пойдем послушаем, что ли, чего уж? Три евро, черт с ними. А сын не шибко взрослый был: да ну, не хочу, ноет. А холодно было, мы зимой приперлись. Пойдем, говорю, погреемся хоть. Вошли. Бошки как задрали — так и всё… Оттуда вышли — нас трясет. «Мама, ничего себе!». Музыка эта… Пронизывает»

«Я счастливый человек — я жил при маленьком коммунизме! После войны жили в бараках. Питались — то, что природа давала, — червяками, жуками, травами. Не унывали. Все делилось, все общее. И бороду тогда же начал отращивать — я ездил в экспедицию студентом. А там тайга, комары — деться некуда. И борода спасала. Они ж вязнут в бороде, комары… Лучшие годы, конечно!»

«Только детдом! Я вообще ни одного дня там не жалею. После — да. Это самые счастливые дни моей жизни. Вы просто не знаете, что это такое… Все мы друг друга называем: «брат» и «сестра». Не предавали никогда. Мне воспитательница и сейчас говорит: «Плеха, вы же такие люди взрослые! Ты чего, не можешь при мне курить?» — «Нет, Людмила Борисовна!» И до сих пор не могу ее Люсей назвать. Хотя она меня старше на 7 лет всего. Вот недавно Микотку-братишку похоронили… Девять человек осталось нас. 29 было»

«Полтора года я на войне был, в самом конце. Белорусский фронт. 15 лет мне было… И я стараюсь это не вспоминать»

«Я приехала к нему в больницу, он сам меня звал. Мы с детства вместе. Так-то он был хороший. Но на работе одна там водку варила и спаивала его. И он быстро свернулся из-за этого. Отравился. В больнице совсем плохим был уже. Я говорю: да ладно, не волнуйся, все будет хорошо! А он уже чувствовал, что хорошего не ждать. А я его очень любила. Николаем его звали. Царствие ему небесное»

«Сны такие чудесные сниться стали. Лоскутное кружево, материалы разные, все расшитые бисером. Я добавляю что-то — они оживают. Платочки, рубашки двусторонние, рисунки сложные… Я на химию больше не пойду. Сколько проживу — столько проживу. Жизнь пока продолжается. Я лучше в это время займусь волшебством»