10 февраля на сайте украинской редакции «Радио «Свобода» появился материал из оккупированной Макеевки с характеристикой места гибели Михаила Толстых («Гиви»). Автор текста, подписанный как «Сергей Андреев, безработный» (скорее всего псевдоним, примененный в силу понятных причин), утверждал, что объект, расположенный на улице Фонтанной, 44, в котором размещается штаб «Сомали», фактически неприступен. «Это 6-этажное здание, обнесенное высоким забором с проволокой, с круглосуточными (!) часовыми по всему периметру». И делал вывод: возможность нанести удар извне пресловутым «Шмелем» исключалась.

Материал прокомментировал пользователь фейсбука Сергей Бурых: «Насчет неприступности автор загнул. Там никаких особых изменений не было сделано, кроме усиления охраны. Это корпус МГПИ (Макеевского государственного проектного института Укроборонпрома), его «Сомали» занял под казарму 2 декабря 2014 года. Окна кабинета директора, где сидел «Гиви», не защищены даже сеткой-рабицей… Есть схемы здания, хозяйственных построек, проходы, расположения кабинетов, особенности кабинета директора, комнаты отдыха и т.п. — это не секрет».

Сергей Бурых за свои слова отвечал. Он работал директором МГПИ с 3 июня 2014 по 3 июня 2015 года. Мы встретились и поговорили.

Сергей Викторович продемонстрировал любительское видео на смартфоне, которое снял на память вскоре после вступления в должность. Вот начинается территория института — примерно в ста метрах от тротуара. Действительно: никаких ограждений вообще, только газоны. Холл главного корпуса выдержан в традициях советской архитектуры делового стиля: турникеты-«вертушки» на входе, лестница белого мрамора. Новый директор здоровается с сотрудницами, поднимается на третий этаж, в собственный кабинет, подробно показывает его интерьер…

С середины 90-х годов Бурых руководил предприятиями, которые требовали немедленного спасения. Универсальные кризисные менеджеры имели спрос, долговременные командировки по Украине следовали одна за другой. Работал экономистом в банке, потом генеральным директором СП «Черновцынефтепродукт», во внешнеторговой фирме «КрАЗ» и тому подобное. Попросили оценить Каменец-Подольский автоагрегатный завод — можно ли оживить или надо закрывать?

— Поехал, посмотрел. Старое, советское, забитое, но поднять реально.

После автоагрегатного завода успешно «реанимировал» сталелитейное производство на «Ужгородском Турбогазе».

— Новое предложение — в Макеевку, весной 2014 года.

— Позвольте, ведь тогда на Донбассе боевые действия начались?

— Да. Но у института оставался долг перед Азербайджаном: несколько проектов не выполнили. Думал я, думал… До тех пор только с коммерческими структурами имел дело, а это государственное предприятие системы «Укрооборонпрома». Решил ехать: новое всегда интересно.

Три заказа для оборонной промышленности Азербайджана, раскрывать детали не имею права. За полтора года практически ничего не сделано, аванс за оплаченный проект проели. А в Баку ждут, уже оборудование купили для производства того, что в Макеевке спроектируют. Прежний директор, который МГПИ основал, «отморозился» от выполнения обязанностей.

Первое, что ощутил Бурых, когда прибыл на место и разобрался с задачей, — минимальный интерес «Укроборонпрома» к судьбе оставшихся в зоне АТО предприятий.

Люди, которые брали Сергея Викторовича по контракту, уволились, а новое руководство демонстрировало, по его определению, «комсомольские привычки»:

— Организовали только переклички с другими директорами. Коллеги сообщают:

Наш институт дольше всех продержался в этой зоне. До июля 2014-го в Макеевке было более-менее спокойно, иногда только спать не давали стрельбой. С местными коллаборантами-сепаратистами получалось договориться. Да и им поначалу никакого дела до нас не было — нечего взять. Но после Иловайска в городе появились российские войска.

— Институт стоит на границе Макеевки, у так называемой Донецкой окружной дороги. В квартире, где я жил, балкон как раз на дорогу выходил. Постоянно видел военную технику с российскими флагами.

— Небольшие группы, по пять-шесть танков или «Градов». Никого такая информация не заинтересовала тогда. Когда я заступил на должность, местное СБУ еще работало. Встретился с руководителем. Просил: «Ребята, у меня киевская прописка. Чтобы проблемы не возникли, нужен если не паспорт с донецкой пропиской, то хоть справка — документы, мол, сгорели или украдены». Эсбэушники вскоре исчезли, а я себе нужную ксерокопию сам сделал.

— Да я вообще-то украинец русского происхождения. В Кирове, где Навального судят, высшее образование получал. Могу московский акцент пустить, могу поокать, как волжанин! (Смеется.) Ну и общение с людьми у меня всегда получалось.

На самом деле, они за СССР голосовали, при Союзе у МГПИ были заказы, хорошие зарплаты. Подумали, что все вернется. Остальные — равнодушные или противники сепаратизма.

— Прежде достигал 1000 человек, а когда я принял, оставалось 120. Разъехались кто вглубь Украины, кто в Россию, иногда возвращались, такое брожение кадровое.

— До Иловайска особых сложностей не возникало, работали. Нам, можно сказать, повезло: база батальона «Восток» расположилась напротив института. У них БТР у входа стоял, другая техника заезжала. Иногда взрывали гранаты: рыбу в озере глушили. Иногда стреляли под окнами, своих же бандитов гоняли. Но в целом терпимо. Я это место, где база, не фотографировал — опасно.

— Находился ли сам Ходаковский на базе, не знаю. Из «Востока» к нам приходили, проверяли гаражи. На территории была ремонтная база, техника буровая стояла. Смотрели, где военную технику ремонтировать. Я мягко посылал: «Будет распоряжение руководства «ДНР» — пущу, а пока — до свидания!» В Донецке тогда царил хаос. Ну и они не рисковали наглеть. А для Киева мы каждый месяц сдавали отчеты в бухгалтерию. В пенсионный фонд не платили — не из чего. Сотрудник пишет заявление: «Две недели буду отсутствовать, не за что доехать на работу». Я договорился с финдиректором «Укроборонпрома», дали денег на месячную зарплату. Бумаги на нее накупили, картриджей, поскольку расходные материалы в институте закончились, а проект-то печатать надо.

— В начале ноября в институт пришел полковник Войска Донского, на самом деле, думаю, эфэсбэшник, и стало понятно, что шутки кончились. Машины дежурили около месяца неподалеку от нашего здания, мониторили обстановку. Я тогда ездил в Ощадбанк, а все остальные банки, с которыми работали, уже были ограблены и закрылись. За полгода мы все же довели до ума один проект. Надо было срочно его напечатать (а это минимум шесть ящиков документации) и отправить в Азербайджан.

Сформировали часть, и в трех ящиках отправили в «Укроборонпром» через перевозчика. Но потом этот канал закрылся. У компании-перевозчика одна машина сгорела, три дээнэровцы забрали. Я предлагал «Укроборонпрому»: пока остается возможность, эвакуируем весь архив, который невозможно отправить в электронном виде! Микроавтобус нанять, о коридоре договориться: цена вопроса 10 тысяч долларов. Денег не нашлось. В конечном счете перед самым отъездом, 21 ноября, мы вдвоем с начальницей первого отдела сожгли архивы.

— Я заранее ничего не объявлял сотрудникам, чтобы никто не донес. Вроде просто убирали листья и хлам на хоздворе института, за забором, смешали с бумагами, пепел закопали. Что смогли — отсканировали, переслали в Киев.

Самое хорошее: накануне успели все же направить проект на согласование в Азербайджан. Люди там остались работать, их не уволили. И к «Укринмашу» как партнеру, через которого шла вся договорная работа, насколько мне известно, никаких претензий не предъявили. 21 ноября я уехал домой, а 2 декабря здание института занял батальон «Сомали».

Помещение института очень подходит для казармы. Во-первых, есть столовая, оборудование всё рабочее, во-вторых, спортивный зал и много других помещений, где можно разместиться. На заднем дворе еще МРЭО находился и магазинчик, сданный в аренду. Войти туда с улицы труда не составляло.

После захвата института я позвонил (уже из Киева) нашему куратору из СБУ. Он очень удивился: «Чувство опасности вас не подвело!» То есть на подвал не попал… От стресса, конечно, месяца три отходил. Кстати, три ящика документов, которые я отправил из Макеевки, получатель «Укринмаш» так и не забрал со склада. Пришлось самому разыскать груз, перевезти в свой гараж. Надо же за работу отчитаться! У меня их несколько месяцев потом забрать никак не могли.

Сергей Бурых рассказал: после вынужденного возвращения из Макеевки он был полон решимости сохранить институт, разместить на новой площадке, перевезти ключевых специалистов. Проехал по оборонным предприятиям, предложил несколько вариантов, написал бизнес-план — все впустую… В июне 2015-го срок контракта кризисного менеджера с «Укроборонпромом» истек.