Петров первый

До своего 70-летия он не дожил четырех месяцев, до 50-летия знакомства с закадычным другом Борисом Михайловым — всего месяц.

Великий Петров всегда был чуть в тени своих великих партнеров — они были ярче и колоритнее, каждый по-своему. Но без Петрова ни тот, ни другой не состоялись бы в той степени, в какой состоялись полноценно и драгоценно. И не прожили бы жизнь, может быть, лучшей тройки в истории отечественного хоккея.

У него, особенно на закате игровой карьеры и в последующей жизни, было лицо римского легионера. На нем не часто отражались эмоции, улыбка была редким явлением — его лицо вполне адекватно отражало внутреннюю сосредоточенность, несуетность и даже некую отстраненность от мира. Эту особенность Владимира Петрова иные принимали за равнодушие, но при внешней флегматичности жить так напряженно и наполненно, как он, могли немногие. Страсти в этой натуре кипели нешуточные, но не показные.

Те, кто видел игру знаменитой армейской тройки воочию, а не в качестве ретро, не в последнюю очередь помнят исходившую от центрфорварда невероятную уверенность. Вкупе с уникальными профессиональными достоинствами диспетчера и снайпера это цементировало игру едва ли не лучшего звена мирового хоккея 70-х годов, резче и объемнее оттеняло качества его потрясающих партнеров — неуемного бойца и бомбардира Бориса Михайлова и неподражаемого Валерия Харламова.

Отсутствие ревности по отношению к друзьям было у него абсолютное — как и у них к нему, когда Петров, случалось, выходил на первый план. Как на чемпионате мира-1973 в Москве, когда на счету Владимира Петрова оказалось невероятных 18 заброшенных шайб, а на счету первой пятерки — все 50, ровно половина от уникального результата сборной СССР.

Титулы и рекорды можно перечислять долго, достаточно назвать звания двукратного олимпийского чемпиона, 9-кратного чемпиона мира и 11-кратного чемпиона СССР.

О спорах Петрова с самим Анатолием Тарасовым складывались легенды — тут коса порой находила на камень, но Тарасов за въедливость и упрямство подопечного не гнобил, он его понимал и ценил за главное. С Виктором Тихоновым ближе к закату карьеры спорить было бесполезно даже Петрову. Гибель Харламова оставила их с Михайловым вдвоем. Они еще поработали вместе в Ленинграде, дальше каждый шел своей дорогой, переходящей в жизненную стезю, кровно связанную с хоккеем.

Петров вполне состоялся как незаурядный функционер, при том что о годах руководства российским хоккеем вспоминать не любил. А пришлось его недолгое президентство на начало 90-х, и это были самые трудные годы для оказавшейся на краю пропасти любимой игры. Хоккею грозило то, что стало с государством, одним из символов которого он еще недавно был, и Владимир Петров делал все, чтобы сохранить живую жизнь игры. Ошибаясь, преодолевая, борясь, выстраивая перспективу. Наносное ушло, наработки даром не пропали, он их отдал и продолжал отдавать до самого конца. С ним можно было не соглашаться, причем категорически, но его мнение, особенно по принципиальным вопросам, спонтанным и необдуманным никогда не было.

Он жил в хоккее в разных качествах и должностях. Об одной стороне его жизни знают мало, а он считал свою деятельность в документальном (прежде всего) кино одной из главных. Когда мы с ним, сидя в гостиничном номере в Казани (было это во время проведения фестиваля спортивных фильмов), попытались подсчитать количество лент, к созданию которых Владимир Владимирович имел непосредственное отношение, получилось больше двух десятков. Все — о хоккее, о наставниках, друзьях и партнерах, о великих противостояниях и великих личностях. И начинал Петров продюсировать и продвигать фильмы еще тогда, когда никому, включая хоккейных начальников, дела до памяти о том хоккее и его людях не было. Он спасал хоккей от забвения, понимая, как легко можно потерять и утратить самое важное.

Сейчас не могу точно вспомнить, есть ли фильм о нем самом. Он не лез в герои как человек, чуждый саморекламы и пафоса.

Но в памяти нашей останется именно как Петров первый.