Это повторяется из раза в раз. Выходит альбом, и люди говорят мне о том, что он дико мрачный. Дескать, раньше было еще ничего, а вот это уже за гранью: Обломов совсем разочаровался в жизни, он мизантроп. На самом деле и «Еду в Магадан», которую так все любят, — предельно депрессивная, просто упакована в обертку радостного идиотизма. А с другой стороны, чему радоваться? Ситуация ухудшается с каждым годом. Если раньше говорили о том, что надо валить, то теперь человек просто сообщает: «А я уже уехал, живу там-то и там-то».

Помимо Горького, там упоминаются книги Достоевского, Набокова, Бродского… Я просто представил, что было бы, если б они были написаны и изданы сейчас, в России двадцать первого века. Как отреагировали бы люди? В «Детстве» у Толстого есть два-три абзаца, где он описывает, как влюбился в мальчика. Боюсь представить, что случилось бы с «Офицерами России» и депутатами Госдумы, если бы они это сейчас прочли.

Кстати, после публикации статьи «Не могу молчать» Льву Николаевичу в Ясную Поляну прислали веревку и мыло, в посылке была записка: «Сделайте все сами, не заставляйте государство это делать». По большому счету ничего ведь не изменилось за эти сто лет.

Понятно, что полвека назад все было жестче: сажали, лишали работы, ссылали. А сейчас вот опять, как в советское время, какое-то мифическое общественное мнение появилось. Но книги в итоге остаются, а общественное мнение исчезает, как будто и не было никогда.

Есть чудовищная несправедливость в том, что почти все наши нобелевские лауреаты получали от власти оплеухи, а не благодарность. И вот теперь мы ими гордимся. А сколько талантливых людей было выслано из страны! Они в итоге реализовали себя там, за границей, а нам теперь говорят: «Смотрите, это же наш! Вот какой молодец! Он тоже наш, русский». Хотя если вдуматься, лучшие русские писатели писали только об одном — о том, как тяжело живется в России.

Глупо ставить себя в этот ряд, но помню, как, оказавшись на одном прокремлевском радио, пел песню на стихи Есенина со словами «Я собираю пробки, душу мою затыкать». В эфир позвонила пожилая женщина и говорит: «Он пел про пробки, так пусть заткнет ими свою глотку».

Тяга к вынесению приговоров и категорических суждений была в народе всегда, просто раньше не было социальных сетей, не было такой удобной площадки. Сидели бабушки на лавочке и обсуждали Зинку из второго подъезда. Потом появился интернет и дал возможность всем всё комментировать. Появляется, например, новость «Москва в дыму», и через пять минут комментарий: «О, наконец-то москвичи сдохнут! Горите в аду, твари проклятые!» Я не понимаю, к кому это обращено. Это же безликая новость, которая скорее всего просто роботом сгенерирована, у нее даже автора нет. Люди посылают свои проклятия в никуда, в белый свет.

Был такой момент. Михаил Горбачев что-то там одобрил на тему Крыма, либеральная общественность стала кричать «Доколе!», и он тут же оказался самым виноватым человеком во всей этой истории. Достаточно не высказываться, не иметь своей позиции, и у тебя не будет проблем. Многие так и поступают. Есть большая категория людей, например, среди музыкантов, которые отмалчивались и по поводу протестов, и по поводу Крыма, и в итоге остались при своих, не превратились ни во врагов Отечества, ни в спасителей. Это самая безопасная и успешная стратегия на сегодняшний день. Слишком много появилось тем, которые могут навлечь на тебя гнев общества, что бы ты ни сказал.

Черно-белое мышление. Ты за Крым? Против Крыма? За Асада? Против Асада? За допинг? Против допинга? Это маркеры, по которым определяется отношение. Твое мнение вообще никого не интересует, интересует только черный ты или белый.

В 2015 году в Киеве меня позвали на телевидение к Евгению Киселеву. Это политическая передача, сидят местные чиновники, какие-то деятели и говорят о политике. Типа, надо велопробег устроить в поддержку Украины и еще что-то в таком же роде. Мне дали слово, я вышел и сказал: «Год назад на Майдане погибли люди ради того, чтобы вы занимали сейчас свои посты и управляли жизнью страны. Я хотел бы вам об этом напомнить и хотел бы надеяться, что жертва этих людей не была напрасной».

Ничего страшного не произошло, но вечером в социальных сетях украинские пользователи стали писать: «Пропутинский фашист, убирайся в Москву, кацап…» А россияне писали, что я бандеровский фашист и продался украинцам. Я читал все это и не мог поверить своим глазам.

Люди по обе стороны баррикад очень похожи. Политическая позиция легко меняется, а в сухом остатке — разочарование и ненависть. Еще недавно турки считались пособниками ИГИЛа, свирепо запрещенного нашим Роскомнадзором. А через полгода оказалось, что они братушки. Америка была врагом, а во время инаугурации Трампа кремлевские активисты-статисты вставали под звуки американского гимна.

Песня, которая дала название всему альбому. Грустная, депрессивная, но по моей шкале еще не самая безысходная. Я умею писать мрачнее. Она не о политике, она о нас, об аде обыденной ежедневной жизни. На каждом моем альбоме, помимо песен о социальных проблемах, есть две-три вот такие, лирические. На концертах часто просят петь именно их.

Песня написана специально для фильма «Духless-2». Там в конце герой выходит на митинг, говорит: «У меня есть мечта». Я написал текст, предположив, как бы могла звучать его речь. В третьем куплете поется: «Может, ничего из этого не выйдет, в реальной жизни история своего конца не увидит». Продюсер спросил: «А почему ты поешь, что ни хрена не получится?» Я говорю: «К этому моменту уже титры пойдут, и люди начнут выходить из зала. Так что ничего страшного».

Один знакомый мне доказывал, какие хорошие люди живут в России. Я с ним не спорил, просто он внезапно решил это мне объяснить. И вот садимся мы с ним в машину, едем, и он начинает сыпать проклятьями: «Дебил, придурок, куда прешь, идиот, водить научись, кретин, козел…» Я говорю: «Подожди. Ты же только что мне рассказывал, какие все классные». А он такой: «Так это ж дебилы!» А вообще да, классные.

Я пел на проспекте Сахарова в декабре 2011-го. За сценой организаторы бурно обсуждали, кому давать слово, а кому нет. Было холодно, шел последний уикенд перед Новым годом, и люди вместо того, чтобы идти покупать подарки, вышли на площадь. Это уже потом началось: лидеры, не лидеры… Всем очень нравилось играть в эту игру: тут лидеры протеста, а там рассерженные горожане, мы интеллигенция, а все, кто не с нами, — тупой народ. Но вышла никакая не интеллигенция, вышли обычные москвичи, их по-человечески обидело, что нас обсчитали на выборах.

Когда я услышал, что следующий митинг будет через полтора месяца, я спросил: «Как же так? Если тебя обсчитали в супермаркете, ты сразу зовешь менеджера и говоришь: «Верните мне деньги». Но один сказал: «У меня билеты в Таиланд», другой: «У меня билеты на Филиппины». И все отложилось.

Потом они выходили на «ОккупайАбай» и говорили: «Мы не уйдем, пока не уйдет Путин». Я разговаривал с одним из представителей Координационного совета и сказал: «Что за ахинею вы несете? Это же идиотизм! Люди не понимают, чего вы хотите. Скажите, что мы за то, чтобы тарифы ЖКХ не поднимались, тогда мужик в Тюмени, увидев очередной квиток на оплату, поймет, что это за него в том числе».

Песня была написана для фильма «Призрак», там ее исполняют Семен Трескунов и Федор Бондарчук — маленький мальчик и взрослый мужчина. Весь альбом я пою об аде, о сиюминутных гадостях, из которых и состоит долгая несчастливая жизнь. А закончить решил именно так: «Живи, пока играет музыка, танцуй!» Потому что надежда все равно есть. Я люблю жизнь, и многие удивятся, но я люблю Россию. Недовольство основано исключительно на том, что — ну ведь могло бы быть классно. Есть запрос даже не на реформы, а на некую справедливость. Если хотя бы на 50% жизнь станет справедливее, суды честнее, врачи компетентнее, милиционеры порядочнее, не на 100, а хотя бы на 50, — все сразу заиграет другими красками. И свергать никого не потребуется.