— В России дело может казаться выигрышным, а суд, независимо от материалов, решит совершенно иначе. Но в этом деле были очень слабые материалы обвинения. Участкового хватило только на составление протокола, доказательствами он не озаботился. Вероятность прекращения дела была большая. Но, даже будь она маленькая, я бы все равно поехал на этот суд. Потому что судить за йогу — неправильно (Фролов ранее представлял интересы индуистских организаций, участвовал в громком деле Бхагавадгиты: в 2011-м томская прокуратура требовала признать экстремистским этот канонический текст кришнаитов, что вызвало международный скандал.— С.С.).Если бы делом занималась прокуратура, результат мог быть другим. А для полицейских — это еще непривычная статья. И очень важно, что заявление поступило «снизу». Потому что, будь это указание сверху, все было бы совсем по-другому. А инициативу рядового заявителя отработали спустя рукава.

— Два дела, которые я вел, точно начались с доносов… Но я все-таки не стал бы называть это доносами. У граждан есть право обращаться в правоохранительные органы, если они считают, что нарушен закон. Но зачастую, без всяких «писем с мест», прокуратуре дают указания уважаемые органы, которым никто не в силах отказать. У них есть план по противодействию экстремизму, по выявлению подозрительных религиозных проявлений. И когда встречается что-то непонятное, государству проще запретить, чем попытаться понять. Из девяти моих дел четыре — явно спущены сверху.

— На кого пальцем укажут, того и хватают. Я даже не могу назвать это гонениями — это пока хаотичные попытки правоприменителей «на земле» выполнить план по «закону Яровой», подстелить соломку и защититься от непонятного. Но когда государство точно знает, что религиозная группа опасна (например, в случаях запрещенных судом направлений радикального исламизма), оно действует предметно: дела оформляются иначе, работа идет грамотно и масштабно.

У прессы «закон Яровой» пока вызывает интерес, особенно его «миссионерская» часть. Статья еще очень новая, к ней не привыкли. Да и контекст вопиющий: человек молится, как это делали его предки, — и вдруг его за это наказывают.

— География обширная: Золотое кольцо, Калининград, Тверь, Архангельск. Системы пока нет — примериваются. Кстати, на Камчатке 26 января было такое же дело — одно из возбужденных «на всякий случай». Хотя кого можно поймать на Камчатке, где все тихо? (Фролов выиграл этот суд.— С.С.) Предыстория такова: 4 ноября в Петропавловске-Камчатском было сообщение о том, что заминирован торговый центр «Пирамида». Оно оказалось ложным, но в ходе эвакуации в здании обнаружили группу кришнаитов, которые пили чай. Они арендовали помещение в «Пирамиде» уже несколько лет, и никому до них дела не было. Но теперь на этих кришнаитах решили опробовать «закон Яровой». Им вменялось только то, что они там сидели, не будучи зарегистрированными как религиозная группа.

Пока сложно говорить о статистике, поскольку проигранные в первой инстанции дела будут обжалованы. Четыре дела уже прекращены в первой инстанции, еще в четырех фигурантов признали виновными. Наказание обычное — минимальный штраф, поскольку привлекают в первый раз.

— У государства есть потребность контролировать религиозную идеологию, чтобы не допустить распространения экстремизма. Чтобы это отслеживать, и был разработан правовой институт миссионерской деятельности, который пресекает анонимное распространение религиозной идеологии. Но авторы закона не посоветовались ни с религиозными организациями, ни с практикующими на этом направлении юристами. Не были получены заключения профильного комитета Госдумы и правительства. Все это привело к принятию сурового, непонятного и трудновыполнимого закона.

— Правовых механизмов для противодействия так называемым сектам предостаточно. Есть 239-я статья Уголовного кодекса («Создание некоммерческой организации, посягающей на личность и права граждан». —С.С.), в Законе «О свободе совести и о религиозных объединениях» прописаны основания для ликвидации религиозного объединения.

С религиозными объединениями, которые действительно нарушают закон, правоохранительные органы разбираются быстро. Сложности начинаются, когда религиозное объединение не нарушает закон: зарегистрировано в Минюсте, сдает вовремя всю отчетность и проходит все проверки без замечаний. А по телевизору с подачи заинтересованных лиц вдруг говорят, что это… секта. Не секрет, что за этим часто стоит РПЦ. Под предлогом борьбы с сектами удобно вставлять палки в колеса законопослушным религиозным организациям, причем делать это могучими руками государства.

Религии кришнаитов 5 тысяч лет, они одними из первых, в 1988 году, зарегистрировались в России, права граждан за всю историю пребывания в РФ не нарушали ни разу. Однако в СМИ начинают нагнетать истерию, бездоказательно обвиняют их в деструктивности, сваливают все в кучу, приводят ужасные случаи из жизни сект. И вот уже и государство, и общество готовы бороться с «сектой». И сектой религиозное объединение становится не потому, что нарушает закон, а потому, что не относится к традиционным для России религиям.

— Раньше можно было легко наказывать за то, что уже совершено. Но «закон Яровой» направлен не столько против уже состоявшейся сомнительной проповеди, сколько на ее профилактику. Чтобы все проповедники были учтены, чтобы можно было узнать, от какой религиозной организации человек действует, а религиозные организации, в свою очередь, следили бы сами за тем, кого они уполномочили и что этот уполномоченный говорит. Но недостатки закона становятся всю более очевидными: человек может этот закон блюсти, но его все равно привлекут к ответственности.

— Для верующих — лучше отменить. Но государство на это не пойдет и ограничится редакцией. Надеюсь, после формирования правоприменительной практики на уровне Верховного суда РФ ситуация прояснится. Сейчас все ждут, когда в ВС поступят первые дела: какую позицию он займет, так и будет.

Например, один из ключевых вопросов. Гражданин, который не относится ни к одному религиозному объединению, — он вправе лично от себя распространять вероучение или уже нет? Если Верховный суд подтвердит это право, то любой сможет отречься от своей организации и выйти из-под действия «закона Яровой». А если не подтвердит, то произойдет отчуждение фундаментального конституционного права граждан распространять свои религиозные убеждения, что допустить нельзя.

— Да, мы немного поговорили. Я ему сказал, что лично против него ничего не имею. Как мне показалось, он отнесся с пониманием. Правда, потом в «ВКонтакте» он публично назвал меня «говном».

Было несколько человек в зале, которые пришли меня поддержать: представители общественных движений, юристы, которых тоже волнуют проблемы, связанные с нетрадиционными религиозными движениями. И они знают, что это был не просто философ, а проповедник-кришнаит.

Я с очень многими людьми познакомился в связи с этим процессом. В соцсетях многие мне пишут, чему я приятно удивлен.

— Спокойно. Мировые судьи, на мой взгляд, не обладают достаточной компетенцией, чтобы разбираться в подобного рода делах. Это была игра в одни ворота. Как мировой судья может что-то определить, если он даже не знает основ религиоведения? Как минимум такие дела должны рассматривать районные суды при наличии религиоведческой экспертизы. Да и полицейские, которым я написал заявление, даже не знали, что такие поправки приняли. Пришлось объяснять.

— На работе только один-два человека были в теме, остальные ничего не говорили. Друзья тоже сначала не поняли, почему сыр-бор. Они знали об этом только из заголовков СМИ и удивлялись: «Так это ты был?!» Прикол в том, что заголовки не отражали того, что произошло в действительности. Везде пишут, что программиста и философа сажают в тюрьму за йогу, хотя это абсолютно не так. С чего вы взяли, что он программист, если в суде сказано, что он безработный? И в тюрьму его никто не сажал — ему грозил штраф.

— Это не донос. Донос — это когда человек стукачит или сообщает ложные сведения. А я написал о том, что знал из открытых источников, — о том, что, возможно, совершается нарушение закона о миссионерской деятельности. И попросил проверить. Я никого ни в чем не обвинял. Просто сообщил о том, что скрывается от людей. Сообщил, что незарегистрированная религиозная группа ведет деятельность под прикрытием культурного мероприятия.

— Это был не самый тяжелый для меня суд (Наиль имеет в виду свой бракоразводный процесс, который тянулся несколько лет. —С.С.). Я знаю много историй, когда ломаются судьбы и распадаются семьи из-за того, что люди уходят в эти организации, исключают себя из общественной жизни. Моя жена так сильно увлеклась эзотерикой Блаватской (религиозный философтеософскогонаправленияXIX века. —С.С.), что это приблизило наш развод. У нее была наставница, которая дискредитировала меня, когда я воспротивился новому увлечению жены.

А на суде с Угаем было много прессы. Я понял, что там много искажений, что шумиху раздувают искусственно. За этим явно стоят какие-то силы, которые используют ситуацию в своих целях. Я вынес для себя, что кришнаитский монах и проповедник может легко отречься от своей веры, чтобы не платить штраф. Еще поразили грубость и хамство, которые позволяют себе люди других религий в отношении православия. Я получаю очень много неприятных слов в личных сообщениях от незнакомых людей.

— Нет, и я не ассоциирую себя с людьми, которые громят выставки и запрещают показ фильмов. То, что я открыто заявляю о своей вере, не делает меня православным активистом. И они пусть проповедуют, но открыто говорят, кто они есть. Существует понятие «конфессиональной анонимности»: когда ты выступаешь от имени определенной религиозной организации, но скрываешь это. В некоторых странах такая анонимность уголовно наказуема.

Кстати, сайт Vedalife (Дмитрия Угая задержали на фестивалеVedalife; во время судебных разбирательств сайт был недоступен. —С.С.) возобновил свою работу. Они почувствовали полную безнаказанность, даже не дождавшись истечения срока обжалования.

— Только православные татары пригласили на собрание их общественного движения, больше никто.

— Не исключаю. Не вижу в этом ничего зазорного. Если протокол был составлен, значит, должностное лицо посчитало, что есть нарушение закона.

Сергей Сатановский, «Новая газета в Санкт-Петербурге»