Русский язык для украинцев — больная тема. В конце 2016-го Верховная Рада одобрила закон о защите книжного рынка от российской продукции антиукраинского содержания. Под этот закон теперь может попасть что угодно — вплоть до безобидного романа Юзефовича «Зимняя дорога», как написали недавно в одном украинском СМИ. А ведь литературные контакты между нашими странами и так почти прекратились. Мы перестали ездить друг к другу на фестивали. Мы ругаемся в Facebook, мы давно не читаем друг друга на бумаге. Русских издателей не приглашают на украинские ярмарки. А украинских авторов в России просто не издают, российский книжный рынок, дававший в прежние времена писателям и деньги, и славу, — для них закрыт.
Внутри Украины страсти тоже бушуют. Раскол идет опять же по линии языка. Русскоязычные украинцы не могут договориться с украиноязычными. Звучит абсурдно, но факт. Для самых радикально настроенных русский теперь — язык врага. А пишущие по-русски вызывают раздражение и недоверие, будь они хоть сто раз против российской агрессии. Литература распалась на две половинки. О том, как протекает жизнь в русскоязычной половине, рассказывает Юрий Володарский, один из самых авторитетных литературных обозревателей Украины.
— Давайте договоримся о терминах. Украинская литература по-русски —это русская литература или нет?
— Раньше — скорее да, сейчас — скорее нет. В советское время именно язык определял принадлежность к национальной культуре. Но Украина — уже давно независимое государство со всем набором обстоятельств, характерных для независимого государства. Теперь помимо языка важно, где живет писатель, о чем пишет и как сам себя идентифицирует. Скажем, Алексей Никитин и Владимир Рафеенко, ведущие русскоязычные прозаики Украины, считают себя украинскими писателями. А есть, например, Станислав Минаков, последнее время живущий в Белгороде. Если ему сказать, что он украинский поэт, его передернет, хотя он прожил значительную часть жизни на территории Украины.
— Что изменилось после Майдана для тех, кто пишет по-русски?
— К ним вырос интерес, они получили больше возможностей издаваться на родине. Алексей Никитин впервые выпустил свою книгу в Украине (знаю, что у вас принято говорить «на», но для нас принципиально — «в»). А до последнего года все его романы печатались только в России.
Лет пять назад имя Владимира Рафеенко в Украине было почти неизвестно за пределами Донецка. Сейчас в двух наших издательствах готовится к публикации его новый роман «Долгота дней» — в оригинале и в украинском переводе. Это притча о воссоединении Украины и возвращении Донбасса, в России она не может быть издана по политическим соображениям. А до этого два романа Рафеенко, отмеченные «Русской премией», выходили в Москве.
Рафеенко, Элина Свенцицкая, Елена Стяжкина и другие достойные авторы были вынуждены уехать из Донецка из-за войны. Вопреки стереотипам в Донбассе живут не только шахтеры и трактористы, там всегда была мощная культура, и литературная, и музыкальная, и художественная. У нас есть такой мем — «Услышать Донбасс», очень неоднозначный. Но действительно творчество тамошних авторов было плохо известно у нас. Сейчас ситуация изменилась. Жаль, что так поздно.
— В 2015-м в Москве вышла книга «Небо этого лета», сборник современных украинских рассказов, инициированный Людмилой Улицкой и составленный вами. Чуть ли не единственный русско-украинский литературный проект за последнее время. Когда-то их было много: выходили книжки, проводились фестивали. А потом —как отрезало.
— Да и с «Небом» не все гладко. Сначала мы хотели издавать его в государственном издательстве, но столкнулись с такой перестраховкой, что были вынуждены уйти в частное. Количество совместных проектов стремительно приближается к нулю. На поэтический фестиваль «Киевские Лавры», который много лет сближал наши языки и культуры, приезжает в разы меньше ваших поэтов, чем раньше. На Волошинский фестиваль в Крыму украинские авторы ездить практически перестали. Раньше и я регулярно приезжал туда, был членом жюри, но с 2014 года это для меня невозможно. Участие в таком фестивале для гражданина Украины — фактически поддержка аннексии.
Любые проекты, в которых задействованы деньги Кремля, могут у нас вызвать резкую реакцию. Российские деньги замарают кого угодно. Одно из украинских СМИ прошлым летом написало, что поэтесса Леся Мудрак, участвовавшая в таком проекте в Минске, является чуть ли не предателем родины.
— Да, я знаю эту историю, но Мудрак же никто, слава богу, не посадил, не наложил запрет на профессию. Никто ее пальцем не тронул.
— Такого у нас пока нет, а вот травли периодически бывают. Мы тут найдем из-за чего переругаться и без внешнего врага. Самая громкая история последнего времени — случай поэта Александра Кабанова, написавшего в Facebook иронические слова о проспекте Бандеры. Несколько месяцев назад у нас прошли массовые переименования улиц, и Московский проспект превратился в проспект Бандеры, что понравилось далеко не всем.
— Говорят, Кабанов получал угрозы после этого текста.
— Писатель Сергей Пантюк обещал набить ему морду. Прозаик Леонид Кононович намекал, что пора устроить новую Волынь. Имеется в виду так называемая «Волынская резня»: в 1940-е украинцы убивали поляков на Волыни, не самая приятная страница украинской истории. Яне Дубинянской, вступившейся за Кабанова, грозили сорвать творческий вечер. Но ничего этого не случилось — ни резни, ни мордобоя, ни срыва вечера.
Кабанов попросил прощения у всех, чьи чувства задел, правда, это не остановило процесс. Периодически продолжают писать о том, какой он мерзавец и как ненавидит Украину. Хотя ненавидит он Украину только с точки зрения тех, кто ставит знак равенства между Украиной и Бандерой.
— Тут надо вспомнить, кто такой Кабанов и какую роль он играет в это сложное время.
— Саша — большой поэт и один из немногих, кто строит мост между украино- и русскоязычной культурами. Он уже 11 лет редактирует двуязычный журнал «ШО», а у нас немало деятелей, которые мечтают об Украине без русского языка и считают, что пора переходить от декоммунизации к радикальной дерусификации.
Показательно, что после нацизма и Гитлера о крови, о генетике радикалы не говорят, они говорят о «языке врага», который является оружием имперской России. С их точки зрения, любой человек, говорящий по-русски, — пособник Кремля. И даже русская классическая литература — тоже зло, с помощью которого Кремль пытается на нас влиять.
— Языковые проблемы как-то влияют на книжный бизнес? Что вообще происходит в этой сфере, как она регулируется?
— Недавно Рада приняла закон о запрете ввоза с территории страны-агрессора книг антиукраинского содержания. На самом деле количество таких книг минимально, но депутаты, которые составляли закон и лоббировали его, смотрят дальше. Они хотят, чтобы наш рынок в принципе перестал зависеть от России, потому что сейчас две трети книг, продающихся в Украине, печатается в РФ. Самые горячие головы хотели бы вообще запретить российские книги. Они надеются, что произойдет пресловутое импортозамещение, о котором с таким пафосом говорят в России. Но это нереально. Ну неспособна украинская книжная промышленность покрыть неизбежный в этом случае дефицит.
Важны на самом деле не языковые проблемы, а политические. С 2015 года на украинских книжных ярмарках нет стендов российских издательств: их больше не приглашают. Книги, выпущенные в России, там продают посредники.
— А как это работает в другую сторону, в русскую? Доходит ли украинская литература в Россию?
— Уже почти нет. Раньше у вас переводили Андруховича, Забужко, Жадана, были украинские номера у «Нового мира», у «Дружбы народов». Сейчас все это резко уменьшилось. С другой стороны, хитом московской ярмарки «Нон-фикшн» стала в прошлом году книга Алексея Гедеонова «Случайному гостю», выпущенная киевским издательством «Лаурус». Украинские книги пользуются спросом в России, только их очень мало. Тот же «Лаурус», кстати, выпустил книжку рассказов Олега Сенцова, которая у вас по понятным причинам не продается.
— Парадокс, но за два с половиной года в России так и не появилось серьезной прозы о войне в Донбассе, если не считать пропагандистских потуг. Как-то это не слишком волнует наших писателей. А ваших?
— У нас важных художественных текстов на эту тему пока тоже нет. Есть книги на стыке художественной литературы и публицистики: «Аэропорт» Сергея Лойко, «Иловайск» Евгения Положия. Сергей Жадан, насколько мне известно, пишет повесть, которая касается войны. Но большая проза всегда реагирует медленно. Чтобы Толстой написал о войне 1812 года, должно было пройти полвека. Здесь нужен более спокойный, отстраненный взгляд.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»