Пытки этапом

Ильдара Дадина, гражданского активиста, отбывающего срок за участие в пикетах, отправили на «этап» ровно месяц назад. За это время ни ФСИН России, ни сегежская колония (откуда Дадина этапировали) не согласились рассказать о том, куда его направляют. На сегодняшний день родственники не знают ничего о его здоровье и местонахождении. Правозащитники и юристы уже всерьез поставили вопрос об изменениях в российском законодательстве, а именно в уголовно-исполнительном кодексе.

Накануне президент России Владимир Путин поручил Генпрокураторе проверить ФСИН на взаимодействие с членами Общественной наблюдательной комиссии.

— Тайна этапирования заключенных в отдаленные регионы — это, к сожалению, распространенная российская практика. Она существовала всегда, еще с советского времени. Впервые в современной России мы наткнулись на такую же резонансную историю с этапированием в отношении Михаила Ходорковского по первому приговору. Он ехал тоже около месяца в Краснокаменск. Если поднять публикации за 2005 год, там мы тоже найдем много шумихи в связи с тем, что его «нигде не было». Такая же история случилась в 2013 году, когда «потерялась» Надежда Толоконникова. Ее около месяца этапировали из Мордовии в Красноярск.

Дадин не едет из пункта А в пункт Б. У него на этапе может быть остановок 10. Осужденный переезжает в поезде (это около двух суток) от одного следственного изолятора к другому. На одну-две недели остается в каждом из них, пока не соберется следующий этап, который будет двигаться дальше. И если следующая колония Дадина удаленная, и туда этап ходит редко, то этапирование может занимать от полутора до двух месяцев.

Потом, когда он, наконец, заезжает в колонию, его отправляют на несколько дней в карантин, и в течение 10 дней с момента прибытия колония обязана отправить уведомление семье. Причем письмо она отправляет почтой. А почта у нас, как известно, идет не меньше недели. Таким образом, получается, что известие о местонахождении Ильдара Дадина может прийти спустя два, а то и три месяца. И формально это будет полностью соответствовать российскому законодательству.

Нарушением прав человека является практика отбывания наказания далеко от дома. Это признал Европейский суд по правам человека. Почему? Сильно ослабляются связи с семьей — родственникам сложно посещать заключенного, потому что добраться в эту точку очень дорого.

Всех сейчас волнует вопрос: почему родственники до сих пор не знают, где Дадин? Но что нарушается тем фактом, что родственники не знают о его местонахождении? Они все равно, пока он на этапе, не могут с ним увидеться или отправить передачу. Да, мы не знаем, где он, и поэтому мы переживаем. Я понимаю, что это вопрос сложный. Если с ним сделают что-то плохое — это преступление, но недовольство должно вызывать другое.

Колоний общего режима вокруг Москвы тьма тьмущая. И зачем его отправлять в Сибирь — это совершенно непонятно. Если эта практика будет признана незаконной, вот тогда и отпадет необходимость в длительных этапах.

— Что необходимо сейчас сделать с нашим законодательством? Во-первых, нужно ввести требование об обязательном информировании адвокатов, участвующих в деле. Не родственника, когда осужденного уже доставили в конечную точку. А адвоката в момент убытия из первой колонии. Я считаю, что информация о том, куда направлен осужденный, не несет угрозы его безопасности. Маршрут передвижения, естественно, раскрываться не должен. Потому что ситуации бывают всякие — в наших тюрьмах сидят не только политзаключенные, но и иногда там сидят, правда, опасные люди. Во-вторых, в промежуточных пунктах этапа заключенному должно быть разрешено пользоваться телефонной связью, чтобы сообщить и родственникам, и адвокатам о своем местонахождении, состоянии здоровья, возможных жалобах.

Необходимо понимать, что

В СИЗО или колонии теоритически и практически надзор ведется. Но в период этапа начинается полная неизвестность…. Человек пропадает во временной яме. Он будет кататься столько, сколько захочет ФСИН. У нас способов его оттуда извлечь нет.

— Месяц — это, конечно, много. Но в моей практике, например, мы разыскивали Леонида Развозжаева тоже довольно долго. Хотя теоретически у нас было представление: сначала он едет в Иркутск, а потом вроде бы его оттуда везут в Красноярск. Вообще, я не вспомню в нашем законодательстве нормы, которая обязывала бы извещать о местонахождении заключенного родственников и адвокатов. Это не значит, что ее не должно быть, но на деле ее действительно нет.

Самое главное, с разумной точки зрения, непонятно, зачем не сообщать? Вряд ли они его специально прячут. Это громкое дело, все равно найдется. Если на нем будут последствия насилия, это обязательно всплывет.

Теоритически во время этапа с человеком могут приключиться какие-то неприятности.

— Случай не столь уникальный, что так долго нет новостей о том, где Дадин. Слава Богу, президент сейчас обратил внимание на то, что ФСИН такое творит. Они просто перебрасывают людей в какую-то зону, и человек этапом может идти несколько недель с пересадками. Если они будут дольше двух месяцев его везти.… Это, знаете, надо с большим талантом подойти к делу, чтобы так долго пересылать человека. В самое ближайшее время мы узнаем, где он. В противном случае это будет граничить с преступлением.

В нашей правоохранительной системе все возможно, но это уже выходит за рамки. На этапе заключенные наименее подвержены прокурорскому наблюдению, поэтому подвергаются всяческой опасности. Насилие может быть совершено, в том числе, и со стороны сокамерников. Охранникам же глубоко до лампочки, они смотрят, чтобы только трупов не было, а что там внутри этих купе, им все равно.

Здесь необходимо смотреть закон о ФСИН внимательно. За тем, чтобы: а) сделать более прозрачной эту систему, б) ввести более серьезное наказание за нарушение должностных обязанностей. Если система прозрачная, мы сможем контролировать эти нарушения. А если еще есть закон в отношении лиц ФСИН, то они тоже в курсе, что с ними будет за неправомерные действия в отношении заключенных. Сразу снимается много вопросов.