…Хотя отказался писать заявление о приеме и не собирал рекомендаций. О том, что я принят без лишних формальностей, мне сообщил тогдашний директор, впоследствии, как я слышал, проворовавшийся. Став членом клуба, я пробыл в нем много лет, но так и не понял, зачем я там нахожусь.
За все время моего пребывания я не получил из ПЕН-Центра никаких приглашений, никаких предложений, меня никто не позвал хотя бы для того, чтобы вручить членский билет. Я ни разу не был приглашен к участию в сколько-нибудь важной акции ПЕН-Центра. Даже когда чешский ПЕН-клуб пригласил меня лично участвовать в международном конгрессе клубов, в отредактированном московскими коллегами списке делегатов меня не оказалось. Впрочем и в списке приглашенных на московский конгресс мне тоже места не нашлось (не чехи ли вычеркнули?). Я уж не говорю о том, что в списке известных членов ПЕНа я тоже себя не нашел, но возражений по этому поводу не имею. Список слишком смешной и мусорный, чтобы стремиться в него попасть. Составители списка распихали свои фамилии между такими, как Джон Голсуорси, Томас Манн, Генрих Бёлль, Пьер Эммануэль, и столь простым способом возвели себя в классики…
Четверть века я пробыл в этой странной организации, не понимая, зачем она мне нужна и зачем я ей нужен. Но в последнее время некоторые члены ПЕНа меня все-таки заметили и стали приглашать к подписанию каких-то петиций, отчего я, как правило, не уклоняюсь. Но, примкнув к этой группе, я заметил, что наша активность очень не одобряется руководством и основным составом ПЕН-Центра, которые, опасаясь за свой статус, предпочитают подменять реальную правозащиту ее имитацией. Когда я собрался покинуть российский ПЕН, члены этой группы попросили меня свое решение отложить «до момента, когда будет исчерпана последняя надежда». Тогда я им ответил так:
Дорогие друзья!
Я очень тронут вашим ко мне отношением, и сам уважаю каждого из вас по отдельности. И готов был бы из солидарности держаться общего плана. Но вот что мне приходит в голову. Кто бывал в Нью-Йорке, тот видел, что на Манхэттене постоянно какие-то небоскребы сносятся до основанья, а затем на местах сноса возводятся новые. Бывает так, что возвести новое дешевле, чем ремонтировать старое. Этот подход касается и российского ПЕНа. Его первым президентом был Анатолий Рыбаков, которого сменил Андрей Битов. Не умаляя талантов и литературных достижений того и другого, могу сказать, что они оба никогда не были правозащитниками и никакой предрасположенности к тому, чтобы защищать кого-то от чего-то, никогда не имели. Так же, как и другие первочлены, кроме, кажется, Льва Тимофеева.
Как я понимаю, первые члены клуба вообще мало что знали о том, для чего он создавался, и воспринимали его как новый улучшенный Союз советских писателей, с возможностями получать и делить гранты, премии, ездить за чужой счет по заграницам и на всяких международных конгрессах и конференциях надувать щеки, обсуждая глобальные проблемы с такими же мировыми писателями, как они сами. К этим большим в кавычках и без писателям впоследствии присоединились, как я слышал, выходцы из различных служб, полезные в финансово-хозяйственном отношении. Поначалу члены организации обязанность защищать права каких-то людей, подмахнуть очередное коллективное письмо, пока это было совсем безопасно, воспринимали как побочную и необременительную обязанность. Теперь, когда защита прав человека кажется им опять делом в какой-то степени рискованным, они стали вести себя осмотрительно, заменяя реальную правозащиту ее имитацией и напоминая своих советских предшественников, которые (тоже большие художники) не защищали Синявского, Даниэля, Буковского, Анатолия Марченко или кого-то еще из своих сограждан, но яростно боролись за свободу Анжелы Дэвис и Манолиса Глезоса.
Пока я писал этот текст, в интернете появилось письмо одной из руководительниц ПЕН-Центра — Марины Кудимовой, в котором эта художница слова призывает к войне, долгой, кровавой и беспощадной, непонятно, кого с кем, за что, по какой причине. «Война, — утверждает эта безумица, — штука честная и простая, как хороший солдат!» И призывает воевать: «Мужики, мы в вас верим!» А каких именно мужиков она имеет в виду? Мне интересно, есть ли у нее муж? Если есть, пусть пошлет на войну его. А если есть сын, пусть пошлет сына. А то и сама пусть идет. У нас равенство мужчин и женщин. Пусть берет пример с Надежды Савченко. А мы помним, что среди настоящих мужиков попадаются иногда пацифисты, которые сами не берут оружие, другим не советуют и геройски отстаивают право человека не воевать. Попутно замечу, что призывы к войне у нас предусмотрены статьей 364 Уголовного кодекса РФ и наказываются большим штрафом или тюремным заключением до 3 лет.
Может быть, таких оголтелых, как Кудимова, в ПЕНе немного. Но она из тех, кто делает погоду. А еще есть большинство, состоящее из людей советского воспитания, робких, равнодушных, которые, предвидя малейшее недовольство власти, — никогда не поднимут руку в защиту несправедливо гонимого даже близкого товарища и будут противиться попыткам их к этому побуждать.
Потому, как мне кажется, ничего исправить нельзя. Выборы, ротация, смена руководства в принципе ничего не изменят. При любом руководстве, но в настоящем составе и в данной внутриполитической ситуации российский ПЕН-Центр останется тем, что он есть, организацией фальшивой, имитирующей борьбу за свободу слова и потому не заслуживающей уважения или желания ее сохранить.
Откликаясь на ваше обращение, я могу подождать с выходом из ПЕНа «до момента, когда будет исчерпана последняя надежда», хотя и считаю, что этот момент давно наступил, может быть, даже в момент создания этой организации.
При этом замечу, что заниматься правозащитой коллективно или поодиночке мы можем и без членства в каком бы то ни было формальном объединении…
Так я написал своим товарищам и выдержал двухмесячную паузу.
Дальнейшее развитие событий убедило меня в справедливости вышесказанного.
Подготовленный так называемым Исполкомом способ избрания нового президента мало отличается от выборов советского образца, когда в бюллетенях с одной фамилией предлагалось остальных (которых не было) вычеркнуть. Жульнические думские выборы побледнели по сравнению с предложенными. (Просмотрев список членов Исполкома, я с удивлением нашел в нем пару человек, в чьих уме и порядочности не сомневаюсь, но удивляюсь, как же они своими подписями одобрили такую абсолютно антидемократичную и позорную процедуру.)
Укрепил меня в желании покинуть ПЕН и Константин Кедров, который, как я понял, считает защиту прав человека недостойной творческого человека политикой. Он не прав. Протестовать против несправедливых гонений, неправосудных приговоров, призывать милость к падшим, как это делал Александр Пушкин (тоже был художник слова) и сделал, например, Александр Сокуров, вступившись за своего коллегу Олега Сенцова, — это не политика. Это добровольно взятая на себя обязанность человека, который не может равнодушно взирать на беззакония и страдания людей. Что же касается свободы художественного выражения, за которую якобы борется Кедров, так она у нас, не буду наговаривать на «кровавый» режим, есть, и бороться за нее пока не надо. Просто садись за стол и свободно пиши все, что на ум взбредет. Но зачем тогда вам, художники, делать вид, что вы занимаетесь тем, чем заниматься вы не хотите? Ведь если честно сказать, и прибытка пребывание в ПЕНе большинству из вас, не состоящих в «руководстве», никакого не принесет, да и уважения не прибавит.
А теперь обращусь опять к своим молодым единомышленникам. По-моему, ваши попытки превратить российский ПЕН в то, чем он должен быть, просто бесполезны. Из этой ситуации есть, как мне кажется, три выхода. Первый: просто покинув этот, попробовать (если есть силы и воля) создать новый ПЕН-клуб из людей, готовых по совести, бескомпромиссно и без расчета на личную выгоду защищать человека и его право на свободу мысли и слова. Второй выход: объединиться в группу под другим названием. И третий выход состоит в том, чтобы (повторяю) выражать свое свободное мнение, можно объединяясь по каждому конкретному поводу или поодиночке.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»