Колонка · Экономика

Финансовые спецоперации

Кому на самом деле продают «Роснефть»?

Юлия Латынина , Обозреватель «Новой»
На прошлой неделе Игорь Иванович Сечин всех опять удивил: в четверг, как гром с ясного неба: было объявлено, что 19,5% акций «Роснефти» проданы — ​и не самой «Роснефти», как предполагали многие участники рынка, а суверенному фонду Катара и крупнейшему мировому трейдеру Glencore.
Все, что связано с «Роснефтью», в последнее время больше напоминает молниеносные спецоперации, нежели западные mergers&aquisitions. На Западе среди инвестбанкиров популярно «Искусство войны» Сунь Цзы, и иногда кажется, что «Роснефть» воспринимает тезис «бизнес — ​это война» буквально.
Раз! — ​сел под домашний арест Евтушенков; раз! — ​и внезапно сообщили о продаже «Башнефти» «Роснефти», раз! — ​и задержали главу Минэкономики Улюкаева.
Собственно, теперь ясно, почему задержали Улюкаева. После такой потери бойца экономический блок правительства вряд ли осмелился задавать какие-то вопросы по сделке.
Правда, вместо экономического блока российского правительства их, похоже, будут задавать США: пресс-секретарь Белого дома Джош Эрнст заявил, что американское казначейство изучит сделку. Это заявление, видимо, так подействовало на Glencore, что он тут же выпустил пресс-релиз, в котором уточнил: соглашение с «Роснефтью» еще не подписано, а находится на «последнем этапе переговоров». Кроме того, Glencore уточнил, что из общего объема сделки — ​10,2 млрд долл. — ​он вкладывает собственных денег только 300 млн долл. (что соответствует 0,54% акций) в обмен на пятилетнее соглашение, которое дает Glencore доступ к 220 тыс. баррелей нефти ежедневно.
Итак.
Сначала у Евтушенкова забрали «Башнефть». Потом ее внезапно продали «Роснефти». Победа «Роснефти» была объяснена тем, что надо пополнить бюджет, а «Роснефть» предложила больше всех: 330 млрд руб.
Это было странное объяснение, потому что «Роснефть» является гос­компанией. А выплата такой большой суммы отражается на финансовом состоянии любой компании. В частности, на эту сумму уменьшаются дивиденды, которые выплачиваются государству, не говоря уже о налогах. То есть если деньги из госкомпании перекочевали в госбюджет, это не значит, что сумма изменилась.
Параллельно с «Башнефтью» государство собиралось продать 19,5% «Роснефти». Эти сделки шли в связке. Главной причиной этой продажи называлось желание пополнить бюджет.
Эта причина выглядела странно в стране, которая закопала в землю 15 млрд долл. на строительство «Южного потока» еще до того, как соглашение о нем было подписано. К тому же «Роснефть» находится под санкциями, и это очень сильно влияет на ее стоимость. Было совершенно непонятно, почему Кремль так хочет продать государственные 19,5% «Роснефти» в частные руки при такой невыгодной конъюнктуре. И вот на этой неделе все стало понятно.
В среду «Роснефть» разместила на рынке облигации на 600 млрд руб. — ​то есть на большую часть той суммы, которую надо было заплатить за 19,5%. Ровно на следующий день после этого размещения Игорь Сечин приехал к Путину и заявил, что у него есть два покупателя на 19,5% «Роснефти» — ​это Glencore и Катар.
Обе эти уважаемые на мировом рынке организации объединяет то, что они непрозрачны.
Проще говоря, они — ​в рамках юридически совершенно безупречной схемы и, разумеется, с полным соблюдением финансового политеса — ​могут выступать фронтерами в обмен на некоторые услуги: например, в обмен на контракт о поставках нефти.
Все, что мы знаем, в сухом остатке сводится к следующему.
Что Кремль почему-то очень торопился продать «Башнефть» «Ро­нефти», а затем продать 19,5% «Рос­нефти» в частные руки.
Что выдвигаемая мотивировка — ​получить 15 млрд долл. в бюджет, учитывая ничтожный размер этой суммы по сравнению хотя бы с тратами на Олимпиаду (50 млрд долл.) и размах бюджетного воровства, не представляется логичной.
Что ровно накануне объявления о продаже «Роснефть» заняла 600 млрд руб. Что размер этого займа для российского рынка является громадным и что займ проводился по закрытой подписке и был размещен за полчаса.
Что Glencore заявила, что она вкладывает в эту сделку всего 300 млн долл.
Что остальные деньги предоставляет итальянский банк Intesa Sanpaolo, давний партнер Газпромбанка, собиратель русских икон и вообще большой друг Кремля, на которого можно положиться во всяких щекотливых вопросах.
Что 300 млн долл. плюс 600 млрд руб. как раз и соответствуют примерно сумме, которую надо заплатить за 19,5% акций «Роснефти».
Что с Катаром (и Саудовской Аравией) мы ведем в Сирии прокси-войну, потому что настоящими спонсорами сирийской оппозиции являются отнюдь не США и Европа, а Турция, Катар и Саудовская Аравия.
В мире есть тысяча и один способ заплатить за акции государственной компании деньгами самой государственной компании, но так, чтобы при этом акции достались частному лицу. Например: компания размещает облигации, вкладывает полученные деньги в некий фонд, а этот фонд потом фронтует влиятельная, но непрозрачная международная корпорация.
Так что вопрос очень прост: кому на самом деле на глазах всех продают 19,5% акций «Роснефти» сразу после того, как «Роснефть» разместила на рынке займ в 600 млрд руб?