В сибирской Парабели десять часов вечера, в Москве всего шесть. На улице темно и холодно — минус 36°. Моргаешь — ​слипаются ресницы, дышишь — ​на очках застывают белые гравюры, говоришь — ​будто пломбир кусками заглатываешь.

Маша мчит впереди, как ледокол, мы догоняем ее по-пингвиньи. Марья Алексеевна Юрьева — ​преподаватель биологии, симпатичная 24-летняя девушка, вернувшаяся в село после учебы в Томске. Днем рассказывает восьмиклассникам о строении организмов, вечером «тягает гири» — ​занимается спортом с подружкой, детсадовской воспитательницей. По средам Маша и еще две учительницы, «англичанка» и «химичка», уезжают в деревенские школы. С сентября они участвуют в проекте «Мобильный педагог», дают уроки в дальних уголках района.

Парабель — ​это соседство с газовиками и нефтяниками, высокие цены на жилье и продукты, напрямую зависящие от зарплаты газовиков и нефтяников; общая мечта местных бюджетников выучить своих детей на газовиков и нефтяников. А в сельских школах не хватает предметников. Парабельский отдел образования нашел выход: при­обрел новую машину — ​«Ниву Шевроле», набрал группу педагогов-передвижников для экспедиций по деревням и в любую погоду возит их в глушь.

Завтра мы с Юрьевой поедем в Старицу. Она не в восторге — ​синоптики обещали 40-градусный мороз. Дорога в тайгу пустая, связи нет. Как выбираться, если застрянем?

— Ехать через реку. Неделю назад переправлялись по ней без автомобиля, пешком, — ​вспоминает Маша. — ​Под ногами хлюпало и чавкало. Испугалась. Водитель проверил тропинку: «Идите, девки, вас выдержит». Сейчас все замерзло, конечно, но вдруг забуксуем. А там лес, медведи. Они машины как консервные банки вскрывают.

— До чего интересно! — ​оживляемся мы.

— Да, обалдеть, как интересно, — ​отзывается Маша. — ​У нас тут сплошная романтика: идешь в деревенский туалет и не знаешь, вернешься ли. Не нужны мне приключения на морозе. Мне ремонт в квартире нужен. Выкраиваю на него время между уроками. Преподаю в Парабели и Старице, остается один выходной — ​воскресенье. Хорошо, что во вторую смену не работаю, там вообще Армагеддон.

Мария Юрьева приводит нас в съемное жилище — ​деревянный барак, старая лестница, второй этаж, небольшая кухня. За все про все девушка отдает по 7 тысяч рублей в месяц. Бесплатную квартиру и миллион «подъемных» как молодой сельский специалист она не получала — ​в Томской области такой практики нет. В Парабель Маша вернулась не из-за денег — ​она здесь выросла.

Пьем чай, говорим о маме и папе, о соседях, «подкармливающих учительницу кабачками», о городских «безбашенных школьниках и мотивированных деревенских — ​им важно выбиться в люди». О заброшенных поселках. После нашего ухода Мария Алексеевна готовит тетради и методички. Завтра у нее по расписанию шесть уроков. Вставать придется задолго до рассвета.

До Старицы остается 20–25 километров. Над дорогой висит луна, в лобовом стекле мелькают сосны и кедры в снежных шапках, боковые окна заледенели. Всем хочется спать. Я почему-то думаю о министре образования России Ольге Васильевой, о ее словах: «Учитель — ​это служение, миссия, сегодня у нас дети, завтра у нас народ» — и о кейрасцах из романа Гюго «Отверженные». В книге они нанимали наставников для селений, не способных самостоятельно прокормить учителей, и те ходили из деревни в деревню, давали детям уроки. У Гюго «мобильных педагогов» различали по шляпам с гусиными перьями. Одно перо — ​учат только грамоте, два — ​правописанию и счету, три — ​еще и латыни.

На наших спутниках шляп с перьями нет. На Маше Юрьевой — ​наушники, она слушает группу Rammstein. На преподавателе химии Любови Сафоновой — ​теплая шапка.

Любовь Алексеевна работает в парабельском техникуме, она и социальный педагог, и предметник, ну и в дополнение — ​выездной учитель. Свободного времени у Сафоновой почти не остается.

В дороге она смотрит на телефон — ​ловит сеть, чтобы позвонить дочери-школьнице с обычным маминым: «Разогрей завтрак. Одевайся теплее».

У Любови Алексеевны трое детей. Подняла их одна. Старший сын совсем взрослый. Младшая дочь через пару лет поедет поступать в Томск.

— И тогда я уеду из Парабели, — ​заключает Любовь Алексеевна, — ​может быть. А пока покатаюсь как «мобильный педагог»… Глядите, вот и переправа.

Учителя переходят реку первыми. Потом скользим мы с фоторепортером. Следом осторожно движется машина. Лед трещит, хрустит как сломанная ветка, автомобиль ускоряется.

— Обратно как? — ​спрашиваем на противоположном берегу у водителя.

— Пролетим, — ​улыбается Андрей Кнауп.

Редкая фамилия досталась ему от репрессированного деда. Парабельский район несколько десятилетий был территорией ссыльных. Отсюда в 1912 году после 38-дневного привыкания к Сибири сбежал Иосиф Сталин, и сюда же с 1930 по 1936 год он ссылал «врагов народа». Среди них были и немцы, и поляки, и латыши, и эстонцы…

В Старице учителей встречает директор средней школы Мария Фриц. Педагоги раскладывают книги в своих классах, а мы ходим по коридорам, наблюдая за детьми.

Сарафанное радио известило село о том, что с преподавателями «прикатят москвичи», и население подготовилось: девочки пришли в школу в маминых сапогах и шубах, учителя достали платья для торжеств, в столовой запахло директорскими пирогами. И лишь мальчишки, не обращая внимания на эту сутолоку, сидят и слушают русский рэп.

Летом из Старицкой школы уволился молодой преподаватель химии. Бывший выпускник вуза проработал год и не выдержал. А как без него? Биология и химия нужны детям для поступления в Томский политех, для будущего. Что делать, если ты, например, хочешь стать нефтяником, получающим более 100 тысяч рублей в месяц? Старшеклассники хотят, и их мамы хотят, поэтому выдвинули ультиматум: «Не найдете учителей — ​переведем детей в школу-интернат в Тарск и сами уедем». А поскольку среди родителей были местные педагоги, Парабельский отдел образования счел, что лучше найти двух предметников, чем потерять часть коллектива. К тому же осенью в Томской области стартовал новый проект, решающий проблему кадрового дефицита, районам выделили деньги на машины. Сейчас «мобильные педагоги» выручают сельские школы, но к 2025 году не спасут — ​к тому времени, по прогнозам экспертов, региону потребуется около 1700 новых учителей.

— У нас 56 ребят в среднем звене и 9 дошколят, — объясняет директор учебного заведения Мария Фриц. — ​С маленькими детьми попроще, а старшим надо сдавать ГИА и ЕГЭ. Я не могу поручить вести химию преподавателю русского языка или математики, хотя в других областях России администрации школ так и поступают. Но мы искали предметников.

И все равно за дошколят в Старице отвечает сотрудница сельской администрации, а учитель технологии Алена Тихонова совмещает уроки с ведением ИЗО и «Окружающего мира».

У Алены и ее мужа, преподавателя ОБЖ Евгения Столярова, двое маленьких детей. Воспитывают их в перерывах между занятиями, текущими отчетами о посещаемости, успеваемости, качестве обучения и многим другим.

— А быт у нас какой? Деревянный дом, печь, — ​описывает Алена, — ​вода из колонки. Затеваешь стирку — ​тащишь на себе пять ведер, убираешься по воскресеньям — ​все 10 или 15. Директор школы Мария Алексеевна лет 30 носит воду от соседей. Телефоны в селе не работают, потому что обанкротилась компания Welkome. Она ушла, а проводной связи у нас нет. Еле-еле ловится МТС. Никакого интернета… Нет, зарплата у нас нормальная — ​с сельскими и северными надбавками, но тоже не шикуем. Муж охотится, рыбачит. На мне — ​огород и дом. Так здесь учителя живут. Предприятия вокруг позакрывались, автобус ходит в Парабель раз в день, если работает переправа. ФАП в Старице оставили, но больничные листы фельдшер давать не может — ​не имеет права, надо полтора часа ехать в райцентр. Агитирую Женю перебраться в город, когда подрастут дочки. Взяли ипотеку — ​потихоньку выплачиваем.

— Умирают села, — ​садится за парту рядом с женой Евгений Столяров. — ​Школа учит ребят из нескольких деревень. У них половина домов — ​брошенные. В Усть-Чузике три семьи осталось. В Осипове живет один дед-старовер. Новиково кормится от вертолетной площадки нефтяников. Разбегается народ. Это же край света.

К деду-староверу в Осипово мы не поехали — ​глава Старицкого поселения Давыд Фриц сказал, что осенью старика напугал медведь, залез к нему в дом, хозяин заперся в сарае и держал оборону. Когда косолапый ушел, дед собрал свои вещи и перебрался к сыну в город.

Давыд Давыдович признался, что и сам планирует сбежать с женой, директором школы, в Томск:

— В 2017 году закончится мой срок, сдам дела и хватит. Дети выросли. Пенсию мы себе заработали, пора отдыхать.

Каждое утро из деревни Усть-Чузик в Старицу выезжает школьный автобус. Везет четырех детей: внучку Татьяны Сергеевой и ребят Натальи Никитиной. Деревня растянулась на несколько километров, а свет горит только в трех домах.

— Никого тут больше нет, — ​впускает нас в избу Анна Ивановна Зыкова. — ​Одна я, сын мой Женька, соседка Танька с мужем и внучкой Алесей, да многодетные Никитины. Вы бы у себя в газете пропечатали, что фонари в Чузике нужны. Автобус в потемках уходит. Мы тоже на нем в Старицу гоняем, другого транспорта нет. В магазин, медпункт, на почту ездим. У нас в Усть-Чузике ничего не сохранилось. Хлеб не купишь, врача не позовешь. Приезжаем в село, берем продукты или лекарства и ходим по селу, ждем, когда закончатся уроки и детей повезут обратно. По 6–7 часов ждем, потому что по-другому нельзя — ​до дома 10 километров через лес. Интересно живем: до «скорой помощи» не дозвонишься, бежать, если что случится, некуда. Когда Женьку тяпнул медведь, весь район поднимать пришлось, чтобы вызвать доктора.

— А если дети в деревне заболеют, как быть?

— У соседки Таньки спросите.

Татьяна Сергеева — ​опекунша родной 7-летней внучки — ​говорит, что девочке повезло со здоровьем. С мамой не очень (та отдала ребенка бабушке, сама устраивает судьбу в Парабели) и с бытовыми условиями, а со здоровьем все в порядке.

— Давно просим переселить нас в райцентр. В Чузике тяжело, мне подзаработать негде. На пенсию кормимся, и муж рыбачит — ​за зиму выходит по полторы-две тонны рыбы, — ​вычисляет Сергеева. — ​Ею и питаемся. Соболя мужик добывает, за шкурку получает 5 тысяч рублей. На дворе XXI век, Алеське к людям надо, а она со мной, плюшевой игрушкой и облезлым котом целыми днями разговаривает.

В третьей избе нам навстречу выбегает девочка Василиса. В кофте на вырост, чумазая. В школу ее сегодня не пустили, потому что холодно. На полу валяются одежда и игрушки, Никитина-младшая визжит и улюлюкает, Никитина-старшая рассказывает, что их семью кормят корова, бык, огород, а макароны, рис, гречку и хлеб в Старице покупает сын-школьник.

— Если бы сама ездила в магазин — ​теряла бы день, — ​уверена мама. — ​А он знает, что надо и сколько.

— Что будет с вашей деревней через год-два?

Жители Усть-Чузика пожимают плечами: «Кто ее знает?»

В Старицкой средней школе заканчиваются уроки. «Мобильные учителя» диктуют им домашние задания, не сомневаясь, что ученики их выполнят. Придется — ​интернет не работает, ребятам не у кого и негде списать ответы.

Через несколько минут предметники соберут портфели, попрощаются с коллегами и вернутся в Парабель. А сельские педагоги останутся. Кто-то на год, кто-то — ​на два, самая молодая учительница — ​26-летняя «англичанка» Нелли Евсеева — ​до лета.

— Отработала три года. Дальше не смогу, — ​не скрывает Нелли Юрьевна. — ​Меня пригласила в Старицу подруга. Она переезжала в Парабель и порекомендовала администрации взять меня на свободную вакансию. Я родом из Марий Эл. Это не Москва и не Томск, но и не край географии. Сибирь — ​другое. Даже не Сибирь — ​таежная глушь. То, что здесь холодно, — ​не страшно, можно пережить. Но тут же ничего нет, молодежи мало. А я семью хочу, в цивилизацию хочу. Пойти некуда, поговорить не с кем. Сидишь по субботам-воскресеньям и не знаешь, чем себя занять. Сколько я плакала. Уеду на каникулы к родителям, а к сентябрю надо возвращаться — ​ноги не несут. Дети и коллеги славные, но условия… Печку эту топила, дрова в первый раз в жизни в руках держала. Вода на улице, туалет за домом. У меня на столе компьютер стоит, другая техника, а зачем они здесь без связи? Как в ссылке. Уеду. Я время теряю. И во имя чего, ради какой миссии?

— Девочка права. Ей жить надо. А нам что делать? Летом начнем искать «мобильного учителя» английского, — ​планируют старицкие педагоги. — ​Хоть так закроем предметы, пока все дети не разъедутся…

…На другом берегу реки, в 100 километрах от Старицы, в районном центре Парабель, наш обоз знаний ждет новость от правительства РФ — ​о том, что в 2017 году школьную программу дополнят обязательным хоровым пением. Как бы местному отделу образования не пришлось менять «Ниву Шевроле» на микроавтобус.