Правнук расстрелянного в 1938 году томского крестьянина подает в суд на его давно умерших палачей. Наказать их не получится, но пусть их нынешние коллеги понимают, что внукам придется прятать глаза
Про выпускника Томского университета Дениса Карагодина, расследующего расстрел своего прадеда в 1938 году, написали уже все СМИ. Четыре года он искал имена всех виновных в гибели прадеда Степана Карагодина — от машинисток НКВД до следователей, подписавших смертный приговор, чтобы обратиться с результатами своего расследования в суд. 12 ноября он получил из архива ФСБ последний документ: акт о расстреле с именами исполнителей приговора.
Защита чести чекиста
Расследование Дениса — не единственное. Документы о судьбе своего деда, репрессированного в 1941 году, собирал еще один историк-энтузиаст — Сергей Прудовский. «Новая» подробно писала о нем в № 17 от 17 февраля 2016 года.
И Степан Карагодин, и дед Прудовского Степан Кузнецов были репрессированы как японские шпионы, подробности их осуждения родственники не знали много лет.
Как и Карагодин, Прудовский начинал с расследования судьбы своего родственника, но в итоге собрал список из 1700 имен репрессированных вместе с его дедом по Харбинскому делу (уголовному преследованию русских эмигрантов из Китая и обвиненных в связи с ними). 475 имен, выисканных Прудовским, не было даже в базах «Мемориала» и Сахаровского центра.
— Прадед Дениса был в моих списках, — рассказывает Прудовский «Новой». — Я слежу за его расследованием с 2012 года. Но свою задачу я ставлю шире: хочу понять объемы арестов по Харбинской операции вообще.
По разным оценкам, в рамках этого дела арестовано от 39 до 53 тысяч человек. Списки всех репрессированных по Харбинскому делу хранятся в архиве Управления ФСБ по Омской области, там Карагодин и нашел акт расстрела своего прадеда.
Еще одна задача Прудовского — узнать, как функционировала машина репрессий:
— В казнях участвовали не только сотрудники НКВД. Вклад внесли прокуроры, судьи: за 10—15 минут они выносили смертные приговоры, а потом они же подписывали справки о реабилитации.
Теперь Сергей Прудовский помогает тем, кто хочет пойти его путем.
— Я общался с детьми и внуками тех людей, данные которых нашел в архивах. Одной семье я передал копии документов их родственника. Вторая после разговора со мной решила не ворошить прошлое, заказала табличку своему деду в рамках проекта «Последний адрес» и на этом остановилась. А этой осенью, после акции «Возвращение имен», они все-таки решили идти до конца и уже написали в архив ФСБ, требуя предоставить им дело их родственника.
Кроме того, Сергей судится с ФСБ, требуя выдать ему уголовные дела трех палачей (которые сначала приводили в исполнение приговоры, а потом сами были репрессированы): Иллариона Вольфсона, Ивана Сорокина, Аркадия Постеля. Выдать их дела в архиве ФСБ отказались, сославшись на закон «О реабилитации жертв политических репрессий»: так как эти сотрудники не реабилитированы, их документы можно и не выдавать. Хорошевский районный суд Москвы иск Прудовского отклонил, сославшись на статью Конституции о праве на защиту чести и доброго имени. Жалоба на это решение принята Верховным судом, дата рассмотрения пока не назначена.
Сто раз преступник
Самое интересное в деле Карагодина — то, что он не собирается ограничиваться проведенным расследованием, а планирует через суд добиваться осуждения всех виновных в расстреле своего прадеда: от водителя «черного воронка» до Сталина. Сейчас все материалы, необходимые для процесса, собраны. Вопрос только в том, согласится ли суд рассматривать дело 75-летней давности.
По мнению историка, члена правления общества «Мемориал» Яна Рачинского, шансы осудить следователей не слишком велики. «С наибольшей вероятностью Карагодину откажут в возбуждении дела за давностью преступления, — уверен историк. — Даже в случае расследования расстрела поляков в Катыни Главная военная прокуратура приняла решение о прекращении дела в связи со смертью виновных. При этом виновными были объявлены неназванные высшие руководители НКВД (даже не Сталин), и обвинялись они в превышении служебных полномочий».
С этим согласен и специалист по истории органов госбезопасности, историк Никита Петров: «Судебная система в России управляема, и если не будет политической воли сверху, суды подобные дела рассматривать не станут: из-за срока давности, смерти виновных, чего угодно еще». Но обращаться в суд все равно нужно, уверен Петров. Чем больше будет подобных дел, тем больше — давление на органы прокуратуры и, соответственно, больше шансов добиться результата.
— Нужно, чтобы было юридически признано то, что нормальные люди понимают и так: преступления Сталина — преступления против человечности, — говорит Никита Петров. — Советская Конституция 1936 года запрещала деятельность «двоек», «троек». Если их работа будет признана современным судом незаконной, это покажет антиправовой и антиконституционный характер советской правовой машины, политбюро и Сталина лично. Даже если суды сто раз откажутся рассматривать дела в связи с гибелью виновного, это будет значить, что Сталин сто раз признан преступником. И выходить на митинги с его портретами люди уже не станут.
И Сергей Прудовский, и Никита Петров призывают всех, кто знает о репрессиях против своих предков, пытаться установить виновных в них и публиковать результаты.
«Личное дело каждого»
Три года назад Международное общество «Мемориал» начало проект «Личное дело каждого». На его сайте www.dostup.memo.ru собраны инструкции, с помощью которых можно найти информацию о репрессированных родственниках, есть образцы запросов в официальные органы, примеры успешных судебных дел.
— В «Мемориал» часто приходят письма людей, которые просят первичные рекомендации: куда отправить запрос, что можно получить по закону. Это 5—10 писем в неделю, — говорит координатор проекта Светлана Шуранова. — С каждым годом количество писем растет. Некоторые люди лично приходят в наш архив, консультируются с историками.
По словам Светланы, на практике получение документов проходит совсем не так гладко, как в инструкциях на сайте. Закон о рассекречивании документов через 75 лет с момента приговора не всегда работает: тем, кто не может доказать родство с репрессированным, часто отказываются выдать его документы, ссылаясь на закон о персональных данных. В выданных делах люди иногда обнаруживают полностью закрытые белыми конвертами листы.
Полтора года назад архивы перестали высылать дела по месту жительства того, кто их запрашивает. Были случаи, когда вместо дела люди получали копии не самых значимых страниц дела, в котором не находят ответов на свои вопросы.
Увы, как рассказывает Светлана Шуранова, многие родственники репрессированных, столкнувшись с сопротивлением ФСБ, сдаются. Дело Дениса Карагодина уникально в том, что он не сдался и добился протокола о расстреле.
«До сих пор почти никто из виновных в расстрелах не был наказан, и важно хотя бы предать огласке их имена, — говорит Ян Рачинский. — Не столько для возмездия (оно уже явно запоздало), но чтобы в будущем участники таких преступлений понимали, что рано или поздно их внукам придется прятать глаза».
19 ноября Карагодину пришло письмо от внучки Николая Зырянова — палача Томского горотдела НКВД, только за один день 21 января 1938 года расстрелявшего, кроме прадеда Дениса Карагодина, еще 35 человек.
В своем письме Юлия (ее фамилию Денис не называет) написала, что узнала о том, кем был ее дед, только из блога Карагодина.
«Я не сплю уже несколько дней, просто не могу и все. <…> Умом понимаю, что я не виновата в произошедшем, но чувства, которые я испытываю, не передать словами. <…> Отца моей бабушки (маминой мамы), моего прадеда, забрали из дома, по доносу, в те же годы, что и вашего прадедушку, и домой он больше не вернулся, а дома остались 4 дочки, моя бабушка была младшей… Вот так сейчас и выяснилось, что в одной семье и жертвы и палачи… Очень горько это осознавать, очень больно… Но я никогда не стану открещиваться от истории своей семьи, какой бы она ни была».
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»