Все чаще обсуждается свобода творчества, высказывается точка зрения, что власть в России «закручивает гайки», что идеология начинает определять и кадровую, и экономическую политику государства в отношении учреждений культуры. И хотя формально вроде бы для этого нет оснований — печально знаменитая госприемка (как мы все еще надеемся — навсегда) осталась в прошедшем веке, но образ надвигающейся из недавнего прошлого идеологической цензуры становится как-то пугающе реальным, выйдя на первые полосы газет и в ТОП интернет-новостей.

Ширится тревога, нагнетается паника, как снежный ком копятся предположения, подозрения, слухи. Абсолютно ясно, что вне зависимости от степени справедливости самых неприятных сценариев развития отношений между свободными художниками нашего государства и этим самым государством подобная ситуация не просто не конструктивна, она разрушительна для нашей культуры. Разрушительна, может быть, еще в большей степени, чем все происки предполагаемых «врагов». И вот тут становится чрезвычайно важным отделить угрозы реальные от мифических, обозначить причинно-следственные связи и выработать некий свод правил, формулы действия, которые помогут структурировать процессы даже в сфере культуры, такой эмоционально-подвижной и нестабильной. Что в результате позволит вести конструктивный диалог с государством и властью открыто и на равных, как партнеры.

К сожалению, в нашем обществе слабые традиции общественного системного диалога. Извечная российская любовь к крайностям привела нас к тому, что и в сфере культуры разброс мнений на тему: как наконец-то обустроить культуру — простирается от требований полной свободы на грани анархии до предложений поскорее организовать всех волнующихся по принципам учреждений «строгого режима». Еще к этому прибавляется наша склонность к подмене понятий, когда повсеместно смешивается патриотизм с национализмом, духовность с теократией, нравственность с ханжеством, принципиальность с нетерпимостью.

Собственно, многие из этих проблем отражены в крайне важном и своевременном документе, который был принят 2 года назад в ходе дискуссий, об «Основах государственной культурной политики России», утвержденных президентом. Делалось это для того, чтобы ясно определить, а впоследствии поэтапно реализовывать стратегию развития культуры. Определить приоритеты и, следовательно, правила, по которым мы все должны жить. Но, к сожалению, задуманное не состоялось — ​почти сразу пошли ссылки на то, что любая реформа требует финансирования, а сейчас, мол, не до того… И в результате то, что я увидел, был план мероприятий на несколько лет вперед. Провести это, провести то, пятое, десятое. На этом точка. Понятно, что все это не имеет ни малейшего отношения к стратегии, к тому, что, определив приоритеты, мы должны с правовой точки зрения добиваться их реализации. Так что, к сожалению, правила игры «повис­ли». Формально они есть в «Основах». На них ссылается то одна сторона, то другая — ​и всё. Нет от документа никакого действенного движения.

Наше всеобщее разделение и раздробленность, которые стали особенно очевидны в последнее время, выявили еще одну глобальную проблему сегодняшнего дня — ​взаимоотношения художника и власти. Эта проблема вечная, и я не устаю цитировать Макиавелли, гениально сказавшего, что художник — ​это стихийное бедствие для государства. Есть в истории моменты, когда диалог между этими двумя сторонами находится в активной стадии, притом что согласия, может быть, полного и нет, а иногда диалог затухает и превращается в видимость, формальность. Максимально продуктивным он мне кажется в том случае, когда власть и государство поддерживают в том числе и своих оппонентов, критиков. Вот это, на мой взгляд, показатель сильного, уверенного в себе государства. Государства, которое не боится увидеть свои ошибки, не ждет за свои деньги исключительно «парадный портрет», а хочет стать лучше в своем развитии. Разумеется, диалог всегда подразумевает ответственность двух сторон. Не только государства перед художником, но и художника перед государством. Нельзя забывать о необходимости так называемой внутренней цензуры, которая должна быть у каждого творческого человека, художника. Она должна определять его понимание своей миссии. В этом плане художник должен быть не только свободен, но и ответственен. А уже форма зависит от вкуса, эстетических представлений, в которых он абсолютно свободен. И мне жаль, что сегодня этот диалог находится на недостаточно высоком уровне и в целом неактивен. Я имею в виду не совещания и собрания, которых немало, а готовность друг друга услышать, понять и договориться, способность вести «культурную дипломатию». К чему приводит неумение или нежелание это делать, мы видим на примере «Тангейзера». Все очень громко говорили об ошибках власти: их я, естественно, не отрицаю, но для меня они не отменяют и ошибок «потерпевшей» стороны.

Прогресс в эволюции, а не революции. Нелишне вспомнить об этом перед наступающим в 2017 году юбилеем. Вот почему власть со своей стороны должна жестко и определенно требовать от правоохранительных органов адекватного и оперативного реагирования на все возмутительные случаи, которые все чаще возникают по вине то псевдоправославных с хоругвями, то казаков с шашками и хоругвями, то независимых профсоюзных работников и многих других энтузиастов, которые по существу берут на себя функции цензора, выразителя единственно верной точки зрения. И именно здесь находится очень важная болевая точка современной культуры. Зародилось и процветает опаснейшее явление, которое необходимо остановить. У этих людей размыты границы компетенции, они не понимают, на что они имеют право, а на что — ​нет. Если тебе лично что-то не нравится, ты можешь не читать, не смотреть, не слушать. Но ты не имеешь права судить, не являясь специалистом. Да, у нас нет цензуры de jure, но de facto она проявляет себя в виде такой чудовищной приметы наших дней, как так называемые общественные организации. Эти «ряженые» вроде как представляют народ, но народ-то — он ведь разный… И вот именно эти организации практически безнаказанно выполняют роль цензуры, закрывая выставки, обливая мочой фотографии, подкладывая свиные головы, одобряют или порицают фильмы и спектакли, пытаясь фактически держать нас в страхе. Занимаясь провокациями, стравливая власть и творческую интеллигенцию. По существу, это настоящий рэкет: сегодня мочой облили, а завтра придут ряженые с хоругвями — ​и подожгут. А ты должен сидеть тихо и гадать, понравится ли твой следующий фильм или спектакль одной из малообразованных, но зато крайне социально активных твоих современниц.

Конечно, нельзя не сказать и об опасности финансовой цензуры. Разумеется, гораздо проще договариваться, когда у государства есть средства. А если нет? Тут невольно возникает некий финансовый, а следом и идеологический ценз. Возникает соблазн выстроить систему приоритетов, основанную на финансовой целесообразности. Подобная идея очевидно ущербна. Ущербна потому, что финансовая «отдача» искусства — ​вещь вообще нереальная и непоказательная. На каждый вложенный в искусство рубль — ​мы не можем получить два. И вообще, отдача искусства не измеряется в денежных знаках. «Отдача» характерна для шоу-бизнеса и масскультуры, которые оперируют лишь готовым и апробированным товаром. Творческий же поиск лишь в малой своей доле обречен на немедленное всеобщее признание и понимание. Новое по своей природе противоположно привычному и признанному и потому может характеризоваться весьма невыразительными финансовыми показателями. А без поддержки нового… мы неминуемо деградируем.

Сложность и опасность сегодняшнего момента еще и в том, что, как и 100 лет назад, общество разобщено и расколото. В этом мне видится большая опасность. Я далек от идеализации власти и по многим конкретным позициям не соглашался и не соглашаюсь сейчас с сегодняшним руководством Министерства культуры. Но в целом попытки команды Мединского направлены на то, чтобы удержаться в русле некоего взвешенного центризма. Этого нельзя отрицать. Более того: не могу не признать, что на данный момент этот путь кажется мне единственно верным. Да, совсем не сложно перечислить недоработки, ошибки большей или меньшей степени серьезности, начать раскачивать лодку в надежде, что победит «твоя» партия. Да, сейчас все чаще раздаются голоса о необходимости смены министра, но опыт показывает, что наши прекраснодушные надежды остаются надеждами, и на смену не устраивающей нас кандидатуры приходит худшая. Так что я убежден, что смена центризма радикализмом любой направленности ничем хорошим не закончится. Причем для всех. Любая, даже самая неумелая попытка диалога и попытка держать баланс — ​стратегически более верное решение, чем призывы к ниспровержению.