Больше всех на свете о нашей музыке знает американец, славист из лос-анджелесского университета UCLA. В офисе у Дэвида МакФадьена стоит огромный сервер, похожий на холодильник. На нем больше 2 миллионов треков. Все это современные записи из России. Портал Дэвида «Далеко от Москвы» (Far from Moscow) — чуть ли не единственный, где агрегируется независимая музыка со всех уголков страны. Плюс Украина, Беларусь и Балтия. А к Новому году он планирует открыть интернет-сервис, который будет пиарить наших музыкантов на Западе.
— Вам присылают тысячи записей. Можете выделить тенденции последних двух-трех лет? Современная русская музыка, она какая?
— Общая тенденция — аполитичность, почти полное отсутствие протестных песен. В отличие, скажем, от Беларуси, где много протестных групп. Любовь, мечты, воспоминания важнее сегодня для русских музыкантов, чем политические события.
Меньше стали петь по-английски, больше по-русски. И это хорошо. Во-первых, многие русские поют по-английски, так что ничего непонятно. Во-вторых, петь по-английски сегодня все меньше поводов. Западные музыкальные рынки, куда все так хотят прорваться, на грани дефолта, крупные радиостанции и телекомпании тоже не в лучшем состоянии, аудитория уходит от них. Думаю, что уже не будет общемировых звезд, типа Мадонны или Майкла Джексона. Не уверен даже, что будут общенациональные. Приходит время локальных сцен, нишевой музыки. Человек включает Яндекс или Spotify и составляет плейлист из того, что нравится лично ему, общие ориентиры теряют силу. Это и есть децентрализация — главное, что происходит сейчас в мире. Проще всего ее объяснить развитием технологий. До появления плееров всей семье надо было сидеть в одной комнате и слушать одно и то же из одного и того же источника звука. Поразительная вещь: на протяжении полувека музыка объединяла людей, а сейчас она их разъединяет. Вставляя наушники в уши, ты отделяешь себя от других даже физически. Наушники как раз и надевают, чтоб никого не слышать. Музыка — инструмент изоляции.
— Лет пять назад наши звезды переругались из-за политики. После Крыма и событий на Украине раскол усилился. Одни придерживаются оппозиционных взглядов, другие провластных, и, похоже, вместе им не сойтись. Это только наша специфика или такие вещи происходят во всем мире? Возможно ли, чтобы Том Уэйтс поссорился с Миком Джаггером из-за президентских выборов?
— Зависит от жанра. Самый консервативный жанр — кантри, в нем десятилетиями ничего не меняется. Типичный слушатель кантри-музыки, скорее всего, поддерживает Трампа, а не Клинтон. Если кантри-звезда скажет о себе: «Я человек либеральных взглядов и поддерживаю Клинтон» или того хуже: «Я голубой» — будет скандал. Так что наш музыкальный мир действительно разделен на две части, противостояние не меньше, чем у вас, а в чем-то и больше. Все определяется географией. В Техасе и на Среднем Западе самые консервативные вкусы. Сан-Франциско и Нью-Йорк — большие международные порты, человек там, хочешь не хочешь, постоянно сталкивается с чужими лицами и звуками. Культурный ландшафт очень пестрый, моды и стили меняются быстро, кантри мало кто слушает. В России ведь тоже либеральные взгляды популярны в основном в мегаполисах.
— Принято считать, что у нас во всем особый путь, в том числе в музыке. Наша музыкальная сцена действительно так сильно отличается от западной или все-таки мы развиваемся в общем русле?
— Отличается в первую очередь попса, которую крутят по телевизору. Если коротко, это отстой, попытка сохранить то, что давно уже умерло. На протяжении десятков лет те же лица. Главные хиты — позднесоветские. Массовая культура вообще очень консервативна, но у вас особенно.
А модная музыка вполне в русле. Ваши ультрамодные ансамбли Tesla Boy и Pompeya довольно успешно выступают на Западе, правда, в небольших клубах. Motorama из Ростова-на-Дону популярна в Мексике. Ваши диджеи играют качественную хаус-музыку. Другое дело, что по большому счету все они подражатели. Они выступают в стилях, хорошо разработанных американскими и английскими музыкантами. Не рискуют играть что-то новое. Надо пройти этот ученический период и начать делать свое.
Кстати, самое интересное, что мне попадалось, играют вовсе не в Москве и Петербурге, а там, где у групп нет шанса быть показанными по ТВ и влиться в большой шоу-бизнес: Петрозаводск, Краснодар, Новосибирск, Владивосток… Там люди ориентируются не на московские телеканалы, а на интернет и в этом их преимущество, они более оригинальны. России очень не хватает потоковых сервисов, которые поддерживали бы местные сцены.
— Вы считаете, что проблема в технологиях? Если сделать хороший интернет-сервис, сразу появятся новый «Аквариум» и «ДДТ»?
— Я считаю, что если отключить телеканалы и начать пользоваться только интернетом, то изменятся культурные нормы.
— Могу вас порадовать: недавно прошла новость о том, что пять российских сайтов обогнали по охвату аудитории Первый канал. А счастья все нет. Пока что из интернета не пришло гениев, сравнимых с Высоцким у нас и с Джимом Моррисоном у вас.
— Сейчас другое время, оно несравнимо не только с 1960-ми, но и с 1990-ми. Мне иногда кажется, что место звезд заняла агрегация, совокупность многих. В прежней системе ценностей можно было бы ждать, что появится, скажем, новый Гребенщиков. А сейчас есть 50 исполнителей в разных концах страны, и все вместе они выполняют функцию, не менее важную, чем БГ. Хотя каждый в отдельности и не так ярок. Это безумно интересный момент. Я убежден, что самое важное сегодня в сетевой культуре — это агрегаторы, сайты, которые собирают отдельные голоса и явления в одном месте. Самые мощные сайты ничего не производят. YouTube, Facebook, ВКонтакте, Одноклассники — они просто собирают. В каком-то смысле мы вернулись к началу XIX века. Вместо паблика был салон, вместо комментов и твиттов — альбомы. Вроде бы пустяки, а потом все это было осознано как огромное явление — романтизм.
— Вы начали заниматься русской литературой и русской музыкой еще во времена холодной войны. Тогда это было понятно: экзотическая закрытая страна, медведи ходят по улицам. К тому же вероятный противник. Потом была перестройка, которая тоже вызвала к нам большой интерес: Горбачев, гласность, разоружение. Но это быстро прошло, сейчас все уже не так интересно.
— Имидж России мало изменился с тех пор: медведи, тайга, водка, Путин, девушки с длинными ногами... Слово «Россия» — по-прежнему мощный бренд. Загадочный, даже с какими-то сексуальными коннотациями. Что такое Польша, типичный иностранец не знает, что такое Румыния — тем более, а Россия по-прежнему на слуху.
— Ну да, из-за санкций и украинских событий.
— Как раз это не особенно обсуждается. Я недавно смотрел новости по вашему ТВ, слово «санкции» там звучало, наверное, раз в пять секунд. Как будто ваши экономические проблемы — это следствие санкций. У нас говорят наоборот: санкции мало на что влияют, а экономическая ситуация в России — следствие низкой цены на нефть. Иными словами, я удивлен, что кризис обсуждается в России так, будто бы Америка во всем виновата.
Но все-таки с холодной войной это несравнимо, масштабы не те. Нет такого жесткого дипломатического конфликта, нет постоянного психологического давления. Говорят в основном о Трампе. Он несколько раз высказывался в том смысле, что Путин более эффективный президент, чем Обама, и его в России уважают больше, чем Обаму в Америке. Спорить с этим сложно, но американские СМИ были в шоке. Обсуждают русских хакеров, этой темой люди реально встревожены. А вот санкции практически не обсуждают, об Украине мало кто знает, где находится Крым и чей он, большинство понятия не имеет.
— Вы настолько нетипичный американец, что о вас слагают легенды. Говорят, вы чуть ли не единственный человек в Лос-Анджелесе, у которого нет машины. В это трудно поверить.
— Да, у меня только велосипед, это правда.
— Еще говорят, что дома у вас стоит старенький телевизор советского производства, то ли «Агат», то ли «Рубин».
— Это легенда. Хотя нет, постойте. Мне действительно кто-то подарил маленький советский телевизор и какое-то время я им пользовался. Он был сломан, пришлось его починить. Где он сейчас и работает ли, я не знаю. Пришла другая эпоха.
10 музыкантов, о которые вы ничего не знали. Выбор Дэвида МакФадьена
1. Nikita Zabelin — Privkus Krovi
Представитель новой волны московского теxно, родом из Екатеринбурга.
2. Jekka — Wha’s the Final Destination?
Москвичка, работает на стыке новой электронной музыки и мультимедийного перформанса.
3. Ferrein — Aurora
Мой любимый альбом осени. Прекрасный пример романтического движения в Новосибирске. Красиво, медленно, и умно сыграно.
4. Sirotkin — Heroes
Достаточно известная фигура на столичной инди-сцене, тоже из Новосибирска. Интеллигентные, остроумные акустические песни.
5. Cadeu — Hunt
Короткие клипы из Питера, напоминающие, что красоту можно выразить одним легким движением пера…
6. Ishome — Move Festival
Звезда краснодарских танцполов.
7. Show Me a Dinosaur — Live at Fishfabrique
Целый концерт шугейза из северной столицы. Слушать громко.
8. Lay-Far — Drop the Time
Удивительное переосмысление танцевальных ритмов классического хауса и западного диско. При помощи ретро-съемок, конечно.
9. Vihrea — Hope and Wait
Изначально Великий Новгород (а теперь СПб). Самоирония и полное отсутствие пафоса. Что всегда хорошо.
10. Pixelord — Human.EXE
Сибиряк, пишущий о наступающей техно-дистопии.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»