Стагнация — это тоже стабильность

На прошлой неделе Минэкономразвития направило в правительство финальную версию своего макропрогноза на ближайшую бюджетную трехлетку. В предыдущей версии документа основные показатели были резко скорректированы в сторону ухудшения, и с тех пор они не изменились. В базовом сценарии на 2017 год ВВП вырастет на символические 0,2%, инфляция снизится до 4%, а курс рубля составит 67,5 руб. по отношению к доллару. Темпа роста (1% ВВП в год) удастся достичь только в 2019-м. Открытий в этих цифрах немного, но через них сформулирован диагноз российской экономики: затяжная инвестиционная пауза. Ее симптомы: нежелание экономических агентов вкладывать деньги в страну и переход населения на сберегательную модель поведения, а последствие — десятилетия тяжелейшего застоя.

За два года рецессии Россия прошла острую фазу спада, известную как «дно», но источники будущего роста найдены не были и не возникли сами собой. Другая разработка Минэкономразвития — три сценария социально-экономического развития страны до 2035 года — высвечивает эту проблему. Базовый и консервативный сценарии различаются несильно и сулят России 20 лет стагнации при среднем росте ВВП 1,8%, или 2% в год. С такой скоростью (1—2% в год) сегодня развиваются богатые страны вроде США, Великобритании или Франции, а среднемировые темпы экономического роста превышают 3% в год.

Если включить в расчеты недавнее прошлое, то прогноз МЭР означает как минимум три «потерянных десятилетия» подряд. Расклад крайне неприятный для любой страны, но в разной степени: так, Япония, попав в ловушку стагфляции в начале 1990-х, уже была одной из крупнейших экономик мира и остается ею 25 лет спустя, чего никак нельзя сказать о России. Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, комментируя доклад МЭР о перспективах двадцатилетней стагнации, сообщил, что в отношении экономики у Кремля есть «скромные поводы для оптимизма».

Опасность положения России не в самих по себе низких темпах экономического роста, которые отражаются в изменении показателя ВВП. Ректор РАНХиГС Владимир Мау называет главным индикатором динамику краткосрочных инвестиций (рост ВВП можно раскрутить искусственно, например, напечатать денег и тем самым подорвать экономику в среднесрочной перспективе). Инвестиции в основной капитал в России затормозились еще до начала рецессии и не растут уже 4 года.

По прогнозам Минэкономразвития, этот показатель вернется на докризисный уровень только в 2021 году. Спрос на ликвидность в экономике отсутствует. В следующем году ЦБ впервые за 20 лет не получит прибыли от предоставления кредитов коммерческим банкам: денег на их балансе и так слишком много, в то время как надежных заемщиков, готовых вложить эти средства в реальные сектора экономики, критически не хватает.

Эти очевидные трудности не помешали чиновникам, собравшимся на форуме «Россия зовет» некоторое время назад, постановить, что новой моделью отечественной экономики должен стать инвестиционный рост. Минэкономразвития уже давно выступает в его пользу. Глава ведомства Алексей Улюкаев озвучил центральную проблему, которая стоит на пути к реализации плана: сбережений в экономике достаточно, но в инвестиции они все равно не конвертируются. В ЦБ считают, что инвесторов отпугивает высокая инфляция, и намерены снизить ее до 4%. Минфин занят коррекцией бюджетной политики. Сам Улюкаев заявил, что благоприятные условия для притока инвестиций в Россию уже созданы, они сформировались после девальвации рубля: это низкая стоимость российских активов при относительно высокой доходности и дешевом труде.

Не хватает лишь базовых гарантий стабильности со стороны государства. Возможно, при достижении целевых уровней инфляции и дефицита бюджета триллионы рублей, которые сегодня лежат на банковских счетах компаний, и иностранные инвестиции действительно хлынут в российскую экономику и ускорят ее рост до 4% ВВП к 2019 году (целевой сценарий Минэкономразвития). Впрочем, сам министр, как показывает пессимистичность базовых прогнозов его ведомства, не очень верит в то, что сбалансированные макроэкономические параметры — достаточное условие для привлечения капитала.

В то же время важнейшие причины испорченного инвестиционного климата России (будь то высокие политические и правовые риски или технологическая и инфраструктурная отсталость) власти практически не обсуждают. Инструменты экономической политики, которыми владеют МЭР, Минфин и ЦБ, не предназначены для решения этих проблем, но в обход добиться прогресса практически невозможно.

Экономист из МГУ Олег Буклемишев считает ключом к преодолению инвестпаузы радикальную либерализацию экономической деятельности. Ослабление госрегулирования показывает серьезность намерений государства и кардинальную перемену в отношении чиновников к бизнесу — это единственное, что может переломить негативные ожидания инвесторов. Но пока что МЭР надеется на «принуждение к инновациям» крупных госкомпаний и заморозку заработных плат населения, а по существу это означает плавную деградацию экономики.

В рамках инвестиционно-сберегательной модели есть одна мера, на которую власти готовы пойти ради спасения экономики: ограничение роста потребления и снижение доли заработной платы в ВВП. В МЭР еще год назад говорили о необходимости «ограничения консьюмеризма» среди российского населения. С этой задачей в правительстве справляются: несмотря на некие «поводы для оптимизма» и пройденное «дно», падение реальных доходов населения за последние три месяца в очередной раз обновило исторический максимум. Инвестклимат может улучшиться или остаться прежним, но экономика перестроится в любом случае, и благосостояние граждан в ближайшие 20 лет перестанет быть ее опорой.