Попытка военного переворота произошла в крупнейших городах Турции в ночь с 15 на 16 июля 2016 года. Генштаб турецкой армии объявил о низложении президента Эрдогана и временном переходе власти в руки военных. Подразделения армии взяли под контроль несколько правительственных зданий, аэропорт Стамбула и офисы крупнейших СМИ, в том числе CNN Turk. Было объявлено о введении военного положения. Однако большая часть военного командования страны выступила против переворота. Уже на следующий день путч был подавлен силами полиции и спецназа Национальной разведки. Сторонники действующей власти по призыву президента Эрдогана вышли на улицы, чтобы «защитить свои права и демократию», и не расходились несколько дней, принимая участие в задержании путчистов. Сообщалось о многочисленных случаях расправ сторонников Эрдогана над участниками переворота; в Стамбуле обезглавили солдата.

Власти Турции назвали организатором переворота добровольно эмигрировавшего в 1999 году в США 75-летнего экс-соратника Эрдогана — Фетхуллаха Гюлена, исламского проповедника умеренных взглядов. Гюлен это обвинение отверг.

По данным Минюста Турции, после переворота в стране под арестом оказались 32 тысячи человек. Среди них военные (в том числе около 100 генералов), полицейские, журналисты (около 140 ведущих репортеров), врачи и учителя. В отношении еще 70 тысяч ведется следствие без избрания меры пресечения. Уволены со службы более 53 тысяч человек (почти 9 тысяч — из МВД и 6 тысяч — из Минобороны), отстранены от работы 27 тысяч учителей, преподавателей вузов, в том числе 1,5 тысячи университетских деканов, отправлены в отставку около 3 тысяч судей и прокуроров. Закрыто 15 университетов и 35 больниц. Только за последние две недели власти арестовали 37 медработников, а также около 400 офицеров, ранее прикомандированных к центрам НАТО в Европе.

— Мы имеем дело с ситуацией, когда правительство просто использует режим ЧС, чтобы разобраться со всеми своими критиками, даже с теми, кто не имеет абсолютно никакого отношения к попытке переворота, — рассказала директор программ HRW в Турции Эмма Синклер-Вебб. — Речь уже не только о так называемых гюленистах, но и о курдах, алавитах и сторонниках оппозиционных партий, под угрозой все, чья точка зрения отличается от позиции властей.

Говорить открыто о текущем положении дел в Турции, помимо представителей HRW, не соглашается никто. Журналисты одного из крупнейших изданий Мехмет и Рауф согласились рассказать «Новой газете» о репрессиях лишь на условии полной анонимности.

Мы встречаемся в кафе на Таксим — центральной площади Стамбула. Журналисты говорят, что личные встречи — это сегодня единственно приемлемый формат общения на политические темы. За перепиской в социальных сетях спецслужбы пристально следили еще до попытки переворота, поэтому активные дискуссии там давно не ведутся. Телефоны и почтовые ящики журналистов находятся под постоянным наблюдением. При этом жизнь простых турок почти не изменилась. Правда, услышав имя Фетхуллаха Гюлена, наша официантка, которая несла кофе, вдруг нервно откашлялась.

«Его имя здесь лишний раз стараются не произносить. Мало ли чего», — объясняют коллеги.

«Мало кто верит, что Эрдоган мог срежиссировать переворот. Турецкой элите прекрасно известно о недоверии Эрдогана к военным и его страхе перед ними. Ведь это единственная сила в стране, которая может в любой момент вмешаться в политические процессы и убрать со сцены любых политиков, невзирая на их популярность», — рассказывает Мехмет.

После революции Ататюрка, установившей в начале ХХ века светский характер власти, военные перевороты случались в республике почти каждое десятилетие. Высшие армейские командиры брали власть в свои руки и низлагали избранных президентов и премьеров, обвиняя их в попытках свернуть Турцию со светского европейского пути. «В лице военных Эрдоган видел угрозу лично для себя, — продолжает Мехмет. — В конце 90-х после очередного переворота они упрятали его ненадолго в тюрьму — за националистические призывы, вряд ли он простил им это».

«Эрдоган ни за что бы в жизни не доверил даже небольшой группке военных такую инсценировку: с реальным захватом министерств и телеканалов, — говорит Рауф. — Но даже пусть так. Но как тогда ему удалось убедить огромное количество генералов и полковников из числа участников путча пожертвовать своей карьерой, своими семьями и, наконец, свободой? Как вы это себе представляете? Приходит Эрдоган к военным и говорит: «Коллеги! Ради повышения моего рейтинга очень прошу вас сымитировать неудачную попытку переворота! В благодарность все вы будете названы гюленистами и посажены».

Гюленисты — так называют сторонников Фетхуллаха Гюлена. Сегодня они — главные враги режима. Помимо организации переворота власти Турции обвиняют их в создании «параллельного государства», влияющего на все сферы жизни страны. Мехмет сравнивает репрессии в отношении гюленистов с тем, как в СССР 30-х годов преследовали троцкистов. «Их ищут и находят повсюду. Среди военных, политиков, журналистов, врачей и простых людей. На моей улице в сентябре арестовали двух соседей, которые поссорились друг с другом из-за электрического кабеля. Оказалось, что оба написали друг на друга доносы в полицию о членстве в «параллельном государстве». Правда, их отпустили через неделю, но произошло это, думаю, только потому, что оба они не имели отношения ни к общественной сфере, ни к СМИ, ни к политике».

Надо отметить, что у гюленистов действительно имеется своя сеть внутри турецкого общества. Речь — о собственных школах, больницах, СМИ. Сторонники Гюлена обитают на всех уровнях власти, но вряд ли их можно назвать воинствующей сектой. «Гюленистов в турецком обществе от силы 1—2%, — говорит Мехмет. — Но, скажем так, это очень качественные 1—2%. Что отличает гюленистов в бытовом плане от среднестатистических турок? Высокий уровень образования, знание языков, а также открытость другим культурам. Они ездят по всему миру, продолжая образование в лучших вузах. Гюленист — это такой городской интеллектуал европейского толка. Но при этом гюленисты — это все же исламисты, пусть и умеренные. Такие христианские демократы, но на мусульманский манер».

Гюленисты выступают за европейскую интеграцию Турции, за деловые отношения с США и даже с Израилем. Пятнадцать лет назад такой подход был общим для всех умеренных исламистов, в том числе для Гюлена, Эрдогана и бывшего президента Гюля, являвшихся соратниками. «Именно Гюлен вывел Эрдогана на международный уровень, познакомил с европейскими лидерами, когда тот был всего лишь мэром Стамбула, — продолжает Мехмет. — Затем «параллельное государство» помогло Эрдогану закрепиться во власти, когда он был премьер-министром и в любой момент мог быть атакован теми же военными и республиканцами. Эрдоган многим был обязан Гюлену, и, конечно, это доставляло ему дискомфорт.

Придя к власти, Эрдоган смог удвоить ВВП, провел экономические реформы. Но все это время росло и напряжение между соратниками.

В недавнем выпуске американского журнала New Yorker сам Фетхуллах Гюлен описывается как пожилой, аскетичный человек, почти не покидающий своего дома в Пенсильвании. Во время интервью Гюлен не выражал ни эмоций, ни особого интереса к общению. Корреспондент отмечает, что спустя 18 лет жизни в США Гюлен почти не говорит по-английски.

Обвинив Гюлена в организации путча, Эрдоган стал вымарывать имя бывшего товарища из текущей турецкой повестки. Одна из последних мер, принятых властями, — запрет учебников по математике для младших классов, в которых предлагается высчитать расстояние из точки G в точку N.

Одновременно с атакой на гюленистов турецкие силовики обрушились на военных, а затем журналистов, судей и врачей, также обвиненных в работе на «параллельное государство». Подозреваемых показывают по телевидению, их называют национальными предателями, обсуждают в ток-шоу. И что самое интересное: человек сам должен доказать, что он невиновен. Люди вынуждены оправдываться за вещи, к которым не имеют отношения».

Журналисты, работающие в гюленистских медиахолдингах, были объявлены террористами. Под санкции попали также издания, поддерживающие социалистов, и курдские издания. Структуры, которые обвинены в терроризме, подлежат ликвидации, а правительство конфискует их имущество. Речь идет не только о медиа, но и о коммерческих компаниях, школах, больницах. Власти заявляют, что сумма конфискованного составляет уже около 5 миллиардов долларов, — эти средства переданы в госхранилище. Оборудование ликвидированных телеканалов передается государственному каналу TRT.

В течение недели после неудавшегося переворота правительство закрыло более 130 СМИ, в том числе 16 телеканалов, 23 радиостанции, 45 газет, 15 журналов и 29 издательств. Были арестованы в общей сложности 140 журналистов центральных изданий. Среди них — ведущие сотрудники расформированной еще в марте независимой газеты Zaman (критически настроенная в отношении Эрдогана прогюленистская редакция газеты весной была принудительно ликвидирована судом Турции. Не дожидаясь, пока журналисты покинут офис, полицейские ворвались в Zaman, применив для разгона людей водометы и слезоточивый газ. Вскоре в том же помещении появилась новая редакция газеты — лояльная действующему курсу). Под арестом оказались также 40 сотрудников государственной телекомпании TRT, опубликовавшие в ночь переворота обращение военных к народу. Под арест также попали десятки независимых журналистов.

Спустя три месяца оставшиеся СМИ выступают с поддержкой действующего курса правительства. Но давление на журналистов продолжается. На прошлой неделе власти решили закрыть еще 12 независимых от правительства телеканалов, которые после переворота не изменили свою политику. В том числе был закрыт детский канал на курдском языке Zarok TV и канал народной курдской музыки. Также лишился частоты спутниковый канал алавитского меньшинства TV10. На улице оказались несколько тысяч работников. Однако по-прежнему небольшим тиражом издаются некоторые газеты, продолжающие выступать с умеренной критикой режима. В Международном комитете защиты журналистов объясняют: «Власти сознательно сохраняют такие островки независимой прессы, их выставляют маргиналами и одновременно используют в качестве прикрытия перед западными политиками как доказательство того, что в Турции есть свобода слова».

Одна из таких газет, продолжающих независимую редакционную политику, — издание Sözcü («Спикер»). С тиражом 300 тысяч экземпляров в день издание имело до переворота репутацию одного из самых громких и непримиримых критиков правительства, которое не опасалось вступать в конфликт с окружением президента. «Сегодня сотрудники Sözcü крайне напуганы и ведут себя тихо, — говорит Рауф. — На первой полосе уже не увидишь колких заголовков в адрес Эрдогана и его семьи». Газета Hürriyet была турецким аналогом английской «Гардиан» — независимым респектабельным изданием, которое вместе с CNN Turk входит в единый холдинг Doğan Media Group. После начавшихся арестов издание также заметно снизило градус критики правительства. «Несмотря на 80 лет существования независимой от правительства прессы, турецкое общество так и не знает, что такое свобода слова, что такое объектная журналистика, — говорит Рауф. — Причина в том, что медиа в Турции жестко делятся по партийной принадлежности и скорее обслуживают интересы партий, а не общества. Если ты работаешь в газете Zaman, то ты должен ругать всех, кроме Гюлена. Если ты из Sözcü или Cumhuriyet,то не будешь задевать кемалистов (партия республиканцев, последователей Ататюрка. — П. К.). Да, это все уважаемые издания, но сейчас они оказались по ту сторону мейнстрима, потенциальными предателями. И большинство турок не готово вставать на их защиту».

Несмотря на преследования оппонентов и жесткость Эрдогана, многие его противники называют подавление путча победой демократии. В ночь переворота по призыву Эрдогана на улицы вышли сотни тысяч людей — противников путча. Это стало беспрецедентным протестным собранием граждан после демонстраций на площади Таксим в 2013 году. «Эрдоган — ужасный популист с замашками диктатора, но мы знаем, что рано или поздно он уйдет. С ним мы можем бороться на выборах. Другое дело — военные, которые выступают вроде с прогрессивных позиций секуляризма и защищают республику, но мы знаем, во что это на деле оборачивается. В 1981 году и в 1997-м после удавшихся военных переворотов армия устраивала массовые казни, а полиция пытала людей прямо на улицах. Чиновников, учителей, политиков избивали на глазах людей, мужчин били током, привязывая электрические провода к гениталиям. Так боролись за светский режим. Сегодня ничего такого со стороны Эрдогана мы уже не видим. Хотя я и уверен, что пытки имеют место за закрытыми дверями в спецучреждениях, но не демонстрируются публично. И это уже шаг вперед», — говорит Мехмет.

Но заметны и шаги назад. Первое, что бросается в глаза в городах Турции, — хиджабы, которых стало значительно больше, чем до прихода к власти умеренно-исламистской «Партии справедливости и прогресса» Эрдогана. «Вы приехали в светскую, но все же мусульманскую страну», — сообщают теперь в путеводителях.

Впрочем, даже противники Эрдогана (например, кемалисты) не верят, что президент действительно планирует осуществить в будущем «исламский разворот» наподобие того, что произошел 40 лет назад в Иране. Сторонники светской Турции уверены, что цель Эрдогана — сменить форму правления с нынешней парламентско-президентской на президентскую и ослабить силы, которые могут потенциально составить ему конкуренцию.

«Эрдоган хочет быть суперпрезидентом, единственным правителем, — говорит Мехмет. — Это история про жажду власти, а не про исламский радикализм. Ведь он прекрасно понимает, чем обернется для экономики ликвидация светской модели. Как и Гюлен, он — за бизнес, за реформы, за связь с Европой. Да, он хочет утвердить умеренно-исламскую повестку, когда женщины носят платки, а по телевизору не показывают мини-юбки и представителей секс-меньшинств, но не более, например нет речи о шариате. Но разговор ведется о великой Турции, стране, которая с божьей помощью должна обрести былое могущество. Многим простым туркам нравится такая идея. Но проблема в том, что чем дальше Эрдоган уходит в этот популизм, чем больше он обращается за поддержкой к провинции, к оплоту традиционализма, тем сильнее происламская повестка закрепляется в обществе».

«Все, что есть у Эрдогана в наличие сейчас, — это огромная поддержка простых людей, — говорит Рауф. — Но опасность в том, что сам Эрдоган не такой уж ультраконсерватор, каким хочет казаться перед народом. Скоро он, возможно, уже против своей воли вынужден будет сталкивать страну, мягко говоря, в традиционализм, ведь иначе он всё потеряет».