Турецкий словесный поток

— Давайте начнем с «Турецкого потока». Ранее вы на наших страницах довольно скептически оценивали перспективы этого проекта. Но теперь соглашение о нем подписано на высшем уровне. Значит, все-таки «Турецкому потоку» быть?

— Смысл подписанного соглашения в том, что правительства обязуются оказать содействие этому проекту, — и всё! Кто его будет реализовывать, в каком формате, за какие деньги — это другой вопрос, на который данное соглашение не отвечает. Пока по «Турецкому потоку» неясны многие параметры. Например, какие скидки на российский газ будут предоставлены турецкой стороне. Между тем именно этот вопрос оказался камнем преткновения на предыдущих стадиях переговоров по «Турецкому потоку» — еще до инцидента со сбитым самолетом. Турки хотели скидки в 15%, потом вроде бы в 10,25%, а что сейчас — неизвестно.

Далее, надо понимать, как будет обстоять дело с разрешениями на прокладку труб по той или иной территории, в том числе на границах разных государств, что будет с финансированием проекта, сколько будет выделено на это средств и откуда. Аренда трубоукладочного оборудования — дело дорогое. Ранее «Газпром» арендовал у итальянцев для «Турецкого потока» трубоукладочное судно, оно год простояло без дела с огромными потерями для компании, после чего его вернули. Что будет сейчас — ответа нет.

Наконец, неизвестно, сколько ниток будет проложено и куда они пойдут.

— Но ведь маршруты будущего газопровода объявлены и даже известно, на какой объем «голубого топлива» он будет рассчитан?

— Пока более или менее понятно насчет одной нитки, которая пойдет в Турцию и которая рассчитана на 14—16 млрд кубометров в год. Однако надо учитывать, что у Турции очень много других источников получения газа — это Азербайджан, Иран, включая Иранский Курдистан, Алжир. Потенциально это может быть Туркменистан. Плюс туда поступает сжиженный природный газ из Израиля и Кипра. Турция так расположена, что к ней сходятся очень многие потоки, и российский среди них — не главный. Следовательно, на турецком рынке Россия теряет возможность монопольно диктовать условия.

Что касается второй ветки, то она предназначена не для Турции, а для Греции. Но последние российско-греческие переговоры, которые провел наш министр энергетики со своим греческим коллегой, показали, что греческая сторона, прежде чем давать добро на прокладку этого трубопровода, хочет получить вердикт Европейской комиссии. А вердикт этот, учитывая «любовь» ЕК к «Газпрому», вполне может быть и отрицательным — после чего на данном проекте можно ставить крест.

Так что по «Турецкому потоку», несмотря на подписанное соглашение, вопросов пока все равно больше, чем ответов.

— А вообще как можно оценить деятельность «Газпрома» в 2016 году, если опираться не на эмоции, а на цифры?

— Я считаю, что этот год никак нельзя занести компании в актив. Поставки газа на экспорт не увеличиваются, доходы падают, чистая прибыль вообще упала драматически — в 2 раза по сравнению с прошлым годом. Правда, в своих официальных отчетах «Газпром» в основном рапортует о росте параметров за последний год. Но тут надо понимать маленькую хитрость, к которой прибегает топ-менеджмент компании. Они берут в качестве базы для сравнения свои отчетные данные конца 2014-го — начала 2015 года. Тогда российским высшим руководством было принято политическое решение — резко сократить поставки газа европейцам, поскольку было подозрение, что они его перепродают Украине. «Газпром» на этом потерял более 4 млрд долларов, прежде чем это решение было отменено. Зато теперь у них появилась удачная возможность сравнивать свои сегодняшние результаты с тем провальным периодом и докладывать о приросте показателей.

— Мы всё больше говорим о международной деятельности «Газпрома», а как у компании обстоит дело на внутреннем рынке? Ведь до сих пор Россия с ее фантастическими запасами недр — до конца не газифицированная страна.

—«Газпром» не справляется с этой задачей. На достижение этой цели, которая по идее должны быть основной для госкомпании, — монополия выделяет относительно небольшие средства, причем даже их до конца не выбирает. А если к этой программе присмотреться, то там обнаружатся очень странные пункты. Например, строительство компрессорной станции «Русская» в Краснодарском крае для «Турецкого потока» проходит именно по разделу внутренней газификации. У нас официальные данные по газификации в России — 66%. Это меньше не только европейского уровня, но и показателей наших соседей: Азербайджана, Узбекистана, Украины. И если, скажем, в Московской области с газификацией все обстоит более или менее благополучно, то уже в Ленинградской — гораздо хуже. А на востоке страны во многих регионах газификация… просто нулевая.

— Перейдем от газа к нефти. Насколько неожиданным для вас стал тот факт, что страны ОПЕК пришли к соглашению о сокращении объемов добычи нефти на недавнем саммите в Алжире?

— Никакой неожиданности тут нет. Более того, никакой договоренности тоже пока нет. Есть просто некая декларация о намерениях вернуться к этому вопросу на саммите ОПЕК в Вене в конце ноября. А все последующие «громкие» сообщения о заморозке добычи я расцениваю просто как словесную интервенцию, причем не очень красивую, призванную оказать влияние на рынок. Не случайно нефть сразу начала дорожать.

— Что будет дальше происходить с ценами на нефть?

— Если не последует каких-то новых словесных интервенций панического или, наоборот, излишне оптимистического характера, то ничего особенного не произойдет: цены останутся в том же диапазоне — 40—50 долларов за баррель.

— Но нефтяные цены уже перевалили за 50 долларов, и многие специалисты ожидают 60 долларов в ближайшее время. Почему вы считаете, что нефть подешевеет?

— Надо понимать, что на реальном рынке, где продаются и покупаются физические объемы нефти, предложение по-прежнему превышает спрос на 1—1,5 млн баррелей в сутки, и ничего ровным счетом после встречи в Алжире здесь не изменилось. То есть объективно баррель остается под давлением. А на бумажном рынке, где оборачиваются акции, деривативы, фьючерсы, возможны разные колебания, вызванные словесными интервенциями. Но когда и на бумажном рынке поймут всю тщетность усилий ОПЕК договориться, то и там цены обрушатся и вернутся к диапазону 40—50 долларов за баррель.

— Поясните, почему Россия вплоть до последнего времени с упорством ставит рекорды по наращиванию добычи нефти? Ведь нам ее переизбыток невыгоден.

— Тут надо понимать, за счет чего у нас устанавливаются все эти рекорды. Нефтяные компании в условиях принятого у нас налогового режима «гонят» добычу на действующих месторождениях и бурят там, где нефть еще относительно легкодоступна. Но выходить на трудноизвлекаемые запасы, которые требуют высоких затрат и новых технологий, — никто сейчас не хочет или не может. Затраты компаний на разведку и освоение месторождений с трудноизвлекаемыми запасами в настоящее время просто минимальны. Такое ощущение, что наша нефтянка работает по принципу: «Сейчас нахапаем как можно больше, а там хоть трава не расти».

— Но если все-таки вопреки вашим прогнозам нефть поднимется в цене хотя бы до 60 долларов за баррель, то средства на разведку и освоение новых месторождений у российских компаний появятся?

— Если цены скакнут до 60 долларов и продержатся на этом уровне пару месяцев, то на рынке появится другой игрок — американские сланцевые компании. Этим компаниям, коих насчитывается 25 тысяч, 60 долларов за баррель вполне достаточно для того, чтобы получать прибыль и, соответственно, наращивать добычу. Поэтому они начнут гнать сланцевую нефть, невзирая ни на какие политические резоны и интересы — хоть России, хоть ОПЕК, хоть кого угодно. И тогда снова на рынке наступит затоваривание нефтью, и ее цена опять обвалится.