Боги рок-н-ролла в Капелле

Сочетание «БГ и симфоническая музыка» только на первый взгляд кажется странным. Еще в 80-е он писал песни, где играли консерваторские скрипачи и даже приглашенные струнные группы, а в 1987-м состоялся концерт «Аквариума» с оркестром под управлением Равиля Мартынова. Играли «Охоту на единорогов» («Мне тридцать три, я принял достаточно ядов, / И мое поле битвы редко стояло без дела») и «Колыбельную» («Мы с тобою вместе уйдем туда, / Где горит звезда для всех, для всех»).

Медитативная гребенщиковская лирика со скрипками и кларнетами сочетается идеально, но есть песни, которые звучат слишком уж неожиданно. Вот, скажем, «Нога судьбы»: «Быколай Оптоед совсем не знал молодежь. / Быколай Оптоед был в бегах за грабеж… / Он сжег офис Лукойл вместе с бензоколонкой — ​/ Без причин, просто так, / Из уваженья к огню». Напомню: все это в зале Академической капеллы, под аккомпанемент струнных и духовых. В вечерних костюмах и платьях. С уваженьем к огню.

Из сочетания несочетаемого рождается та искра, тот непредсказуемый результат, ради которого все и было затеяно. Нечасто в Капелле звучит этот фирменный битловский отсчет — ​one, two, three — ​который так любит Гребенщиков. «Yes», — ​говорит он, когда сыграли по-настоящему мощно, с драйвом. И поднимает руку, давая знак вступить сидящим за его спиной басисту и гитаристу «Аквариума».

Когда-то именно этот контраст, балансирование на грани эстетик вызвало к жизни легендарный «Рок-н-ролл мертв». Во время записи альбома «Табу» гитарист Ляпин, фанат хард-рока, поругался с Курехиным, который тянул группу в сторону авангардных экспериментов. Ругались так сильно, что Гребенщиков чуть не плакал. Расстроенный, он вышел на балкон студии покурить и пришел к выводу, что рок-н-роллу конец. К слову, именно эта песня звучала 6 мая на Болотной, когда началось побоище. Удивительно: главной протестной песней вдруг оказался мрачный гребенщиковский гимн, написанный в 1982 году и никакого отношения к политике не имеющий: «Локоть к локтю, кирпич в стене, / Мы стояли слишком гордо — ​мы платим втройне».

Половина оркестра — ​очень молодые люди, до тридцати. Они еще не родились, а БГ уже пел эти песни. Главная трудность для них — ​Гребенщиков совершенно непредсказуем. Он на ходу меняет не только темп и тональность, но и саму программу. Поначалу они робеют, но к середине оттаивают и на ирландской алкогольной плясовой, которую хорошо петь в пабе, стуча в такт кружками по столу, неожиданно начинают подпевать. Слова-то все знают: «Чтобы понять, куда идти, / Чтобы понять, зачем идти, / Без колебаний прими сто грамм / И ты достигнешь цели».

«Большинство симфонических музыкантов, — ​рассказывает гитарист «Аквариума» Алексей Зубарев, — ​играют музыку мертвеньких, хиты, которым лет сто. Почему-то все думают, что музыка сразу рождается в виде классического произведения. А между тем «Вечерняя серенада» Моцарта была написана в 50 вариантах. Эти мотивчики гуляли по всем его пьесам, шел абсолютно живой процесс. Потом приигралось, нашли оптимальный вариант и только после этого записали. Я так себе это представляю — ​нормальная рок-н-ролльная ситуация».

Нечасто оркестрантам удается поиграть с живым автором. С Моцартом не поиграешь, с Бахом тоже, а БГ — ​вот он, сидит на стуле с гитарой, обаятельно улыбается. И они выкладываются по полной.

Сотни статей написаны по поводу того, что русские рокеры не умеют играть, а берут в основном надрывом. И поэтому западного уровня им никогда не достичь. Кто-то умеет, кто-то нет, вопрос дискуссионный. Но симфонические музыканты в России уж точно не слабее западных, а некоторые и много сильней. И вот они встретились. И знакомые с детства песни вдруг зазвучали с таким богатством оттенков, так объемно и мощно, как в подпольные времена и не снилось.

«Поколение дворников и сторожей», которая тоже есть в программе, рождалась в 1980-е в двух шагах от Капеллы, на улице Софьи Перовской (ныне Малая Конюшенная), где тогда жил БГ. В подъезде на трубах центрального отопления поклонницы оставляли лифчики, поклонники пили портвейн и писали на стенах «Боря, ты Бог!». Прошло тридцать лет, и то, что казалось камерным, наивным, почти домашним музицированием, стало симфонией нового образца. Иначе и быть не могло. БГ, как и многие музыканты его поколения, родом из «Битлз». А Day in the Life и All you need is love так и писались, с симфоническими музыкантами. Леннон при этом пел, не вынимая изо рта жвачки.

Вечером, накануне концерта в Капел­ле, он играл на фестивале в пользу «Ночлежки», питерского приюта бездомных. Это тоже БГ, но совсем другой, мягко говоря, не бронзовый. 62-летняя икона русского рока падала на колени, рычала и кричала в микрофон, играла, закинув гитару за голову, и вообще творила такое, что молодые люди, пришедшие на концерт, оторопели, а бездомным, они тоже были в зале, наоборот, понравилось. Одну за другой Гребенщиков выдал три свои козырные кавер-версии — ​«Шуба-дубу» Мамонова, «Пригородный блюз» Майка и цоевскую «Маму-анархию». Кстати, у «Анархии» есть и оркестровая версия. Ее исполнил лет пять назад хор панков на фестивале в Раквере. Говорят, что тогдашний мэр этого эстонского города — ​бывший панк. Но ведь бывших панков не бывает. И симфонический оркестр не помеха.