Вересники — неблагополучная окраина Кирова. Большинство домов в аварийном состоянии, каждый год власти обещают их расселить — и снова переносят сроки.

Из хорошего в Вересниках только то, что Вятка рядом. Хотя это только летом хорошо — недалеко идти купаться. По весне река разливается, подмывает фундаменты, в квартирах стоит вода. И Вятке уже не рады.

Здешние обитатели не ропщут. Пьют — с поводом и без. Говорят, за один рейд в Вересники полицейские закрывают сразу несколько висяков. Преступления, случайная смерть тут никого не удивляют.

15 декабря 2013 года в ветхой деревянной двухэтажке на Лесозаводской намечалась пьянка. Алексей Смирнов из первой квартиры пришел с работы навеселе — отмечали День энергетика. Решил продолжить дома, позвал соседа — Дмитрия Слободина; с ним пришел брат Сергей (приехал погостить) и шурин Владимир. Слободин на тот момент пил уже месяц, скатился к «перчикам» — копеечным косметическим лосьонам. От предложения соседа он просто не смог отказаться.

Мебели в квартире Смирнова почти не было: матрас на полу, к нему придвинута табуретка — на нее и ставили бутылку со стаканами. Смирновы жили в этом доме всего полгода — сняли квартиру, когда родилась дочь. Оксана Смирнова подружилась с женой Дмитрия Слободина Светланой, у обеих были груднички.

Так начали общаться семьями — и выпивать.

Перед соседями Смирнов в тот вечер похвастался покупками: к Новому году он купил сыновьям от первого брака и бывшей жене два телефона («Билайн Смарт 2» за 490 рублей, «Билайн Смарт 3» за 1590 рублей), планшет Prestigio за 4990 рублей, а себе — золотое кольцо-печатку за 11525 рублей. Взял все это, правда, «в долг». В том районе многие так живут.

Это сейчас популярно – микрокредиты «Вкармане», «Займи просто», «Турбозайм». Иногда стоимость кредита доходит до 730% годовых. Вылезти из этой кабалы невозможно. Кировская область на 19 месте среди регионов России по предоставлению займов микрокредитными организациями. По состоянию на начало года жители области взяли займов на сумму 1,097 миллиарда рублей, популярностью пользуются «займы до зарплаты». Вот и Смирнов взял.

По такому случаю пили, не просыхая, до 19 декабря. Когда Смирнов проспался, он не обнаружил в квартире своих покупок. Заявление в полицию он написал только 11 дней спустя, 30 декабря, — такое промедление объяснил тем, что из-за работы времени не хватало.

Накануне Нового года соседей-собутыльников вызвали на допрос в отдел полиции №2 по городу Кирову. Расследованием занялся следователь Владислав Печенкин. В сроки проверки он не уложился, после праздников вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Но оставить «висяк» и забыть о нем Печенкин не мог, объяснил мне адвокат жены Слободина Владимир Касаткин: «Вересники были землей Печенкина. Ему важно было раскрыть это дело». Поэтому 15 января Печенкин снова вызвал всю компанию на допрос.

В 7.30 15 января за троицей — Дмитрием, Сергеем и Владимиром — приехал наряд на служебной машине. Они находились дома в состоянии алкогольного опьянения. Мужчины ходили по квартире в трусах, долго собирались... Дима где-то наскреб двадцать рублей и послал брата сбегать за «шкаликом». Успел перед отъездом в участок опохмелиться.

«Шкалики», или «фанфурики», или «перчики» — еще один бич нищих окраин нищих городов России. «Перец», «Боярышник», «Хлебный», «Пшеничный», «Ржаной», «Чистый свет», «Зверобой», «Наполеон»… Эта отрава маскируется под лосьоны для лица, не попадает под алкогольный закон, не требует лицензии, продается круглосуточно. Обычно их разбавляют водой — и пьют, и нередко гибнут от этого. В 2014 году правительство Кировской области предписало органам местного самоуправления расторгать контракты с торговыми точками, где продаются такие лосьоны. Но купить их можно без проблем до сих пор – в аптеке или киоске. Хозяева закупают их не дороже 9 рублей за 100 граммов, продают по 20 рублей.

В отделении Диму, Сергея и Володю даже в журнале посещений не зарегистрировали, хотя и промурыжили потом весь день. Сергей и Володя скучали на скамье в коридоре на втором этаже. Только Дмитрия Слободина следователь Печенкин водил к себе в кабинет.

Ближе к полуночи Печенкин велел мужчинам собираться. Дима тоже надел куртку, но следователь его одернул.

Печенкин объяснял — позже, на допросах — что весь день 15 января ждал из прокуратуры разрешение на проведение дополнительной проверки по факту кражи. В этом случае подозреваемого должен допросить еще один следователь. Подозреваемым Печенкин указал Дмитрия Слободина. Печенкин сомневался, что на следующее утро Слободин сможет вернуться в отдел для продолжения следственных действий.

Сергей и Володя ушли, а Дима остался в отделении. Около часа ночи Печенкин позвонил Сергею на мобильный. Сказал, что вызывает «Скорую» — Диме стало плохо. Уточнил у Сергея: знает ли тот, как вывести брата из запоя? Позже он позвонил и жене Димы Светлане, сказал, что Диму не отпустит домой: «Дома вы найдете ему на спиртное. Пускай лучше здесь посидит, чтобы не напился». Сам Печенкин ушел из отделения во втором часу ночи.

С утра Света начала разыскивать мужа. Она дозвонилась Печенкину только в двенадцатом часу.

— Он взял трубку, я говорю: ты мне мужика отпускай, пожалуйста! — вспоминает Светлана. — А он говорит: «Свет, подожди. Дима умер».

Жена Слободина со следователем на «ты», зовет его просто — Владом. Они примерно ровесники, да и поводы познакомиться были.

— Слушай, я Диму знаю, я с ним десять лет прожила, — рассказывает Света. — Ему так бывало плохо с похмелья, что угодно могло прихватить. Я предупреждала всех, кто приехал Диму забирать, предупреждала Печенкина: может быть белая горячка. Зачем над мужиком издеваетесь?

Как известно теперь, в отделении Дима сразу взял всю вину на себя. Все пропавшие вещи Смирнова, кроме кольца-печатки, нашлись у знакомого Слободина Андрея Шубина. Как рассказал Шубин на допросе, в конце декабря 2014 года ему позвонил Дмитрий и предложил обмен: два мобильных телефона на вертолет с радиоуправлением, в довесок Шубин купил Диме пятилитровую баклажку пива и поллитра водки. На следующей встрече Дима поменял какой-то новый планшет на старый планшет Шубина. Кольца Шубин не видел. В материалах дела написано, что Слободин продал его неизвестному прямо на улице, где-то в районе Центрального рынка.

Света уверенно говорит: денег в доме после той кражи не появилось. Но вертолет в квартире она все же видела.

— Я не верю в то, что Дима крал. Это кто-то сделал другой, Дима просто его выгораживает. Дима просто нашел куда сбагрить это — вот и все. Мне кажется, он не знал, что эти вещи ворованные. А узнал только в полиции, на первом допросе.

Действительно, 31 декабря, после допроса, Слободин пришел к Смирнову: принес ему пять тысяч и пообещал компенсировать все остальное.

16 января, утром, Смирнов явился по вызову Печенкина в отделение — его вызвали накануне, когда Дима еще был жив. Света сейчас говорит, что Смирнов в тот день хотел забрать заявление:

— Ему сказали: «А что забирать-то? Уже все найдено. Ну, кроме кольца».

И подозреваемый уже умер.

Труп Дмитрия Слободина обнаружил оперативный дежурный 16 января около шести утра. Подергал за штанину — «признаков жизни неизвестный не подал» (из протокола допроса). Труп лежал на втором этаже, между служебными кабинетами номер 10 и 11 — на животе, под лицом была лужа крови. На место прибыла бригада «Скорой» (та же, что приезжала ночью): тело перевернули на спину, ввели адреналин, 30 минут проводили действия по реанимации. Безрезультатно.

Судмедэксперты написали в заключении: «Кровоподтек на носу, ссадины на нижней губе, разрыв слизистой носа, участки внутрикожных кровоизлияний на передней поверхности груди, раны в левой локтевой ямке, кровоизлияние в мозг, на теле следы восьми ударных воздействий твердого тупого предмета, полученные не в результате падения с высоты собственного роста». Причина смерти, установленная экспертами: механическая обтурационная асфиксия (то есть прекращение доступа в легкие воздуха) от закрытия отверстия рта и носа плотным эластичным предметом; закрытая черепно-мозговая травма. По мнению экспертов, смерть наступила после двух часов ночи. Адвокат Касаткин предполагает, что Слободин мог упасть лицом на пол, потерять сознание и захлебнуться собственной кровью. Валерий Рылов, адвокат матери Слободина Галины, тоже признанной потерпевшей по этому делу, не исключает, что на него могли надевать противогаз или целлофановый мешок.

В отделении в ночь на 16 января находилось как минимум трое дежурных, но обход они якобы не устраивали. В 5 утра водитель поднимался в туалет на второй этаж — «в здании отдела все было тихо и спокойно, никаких посторонних шумов, криков, храпов» он не слышал.

По всему отделению установлены камеры, но именно из того коридора, где нашли труп Слободина, видеозаписей позже не обнаружилось.

Уборщица, которая труп не видела, рассказала на допросе, что слышала перепалку дежурных, уже после шести утра: один ругался на другого: «Как не уследили».

Печенкин приехал в отделение к девяти.

Следователя Владислава Печенкина обвинили в совершении преступления, предусмотренного пунктом «в» части 3 статьи 286 УК РФ: «Превышение должностных полномочий»: «совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства, с причинением тяжких последствий», максимальное наказание — 10 лет лишения свободы. На одном из заседаний произошедшее в отделе Печенкин назвал «трагической случайностью»: «Предвидеть наступление припадка я не мог, я не медицинский работник». В суде коллеги поддерживали его, оперуполномоченный управления уголовного розыска МВД Козин сказал: «Превышение — это когда нарушают чьи-то права. А тут дисциплинарный проступок, который заключается в том, что он (Печенкин) не контролировал граждан, которых взял в свою ответственность».

— Всегда с таким контингентом работаем, — сказал снисходительно один из сотрудников отдела на заседании.

Судья решил, что обвинение слишком сурово: смягчил статью (исключив причинение тяжких последствий) назначил наказание — штраф 50 тысяч рублей. Во время следствия и вплоть до апелляции (в июле 2016 года) Печенкин продолжал работать в органах.

По сути получилось, что вина Печенкина заключается в нарушении устава: не записал вызванных на допрос в журнал регистрации, продержал их в отделении больше трех часов.

Речь об умершем на судебных заседаниях почти и не шла. Говорили о нарушении устава, как будто не человек погиб в отделении, а поцарапали ведомственное имущество. Расследовать причину смерти Дмитрия Слободина никто не стал. Как и не стали разбираться, откуда у него синяки на ногах. Адвокат Валерий Рылов не исключает, что 15 января тот просто не рассказал Сергею и Владимиру, которые ждали в коридоре, что его били, потому что «не придал этому значения»: «В их среде мордобойные мероприятия — дело обычное».

Слово «пытки» в материалах дела не упоминается, однако всем понятно: Дима Слободин претерпел в тот день серьезные физические мучения, вследствие чего, возможно, и умер.

Ни суд, ни следствие не приняли во внимание, что целый день Слободина держали в отделе без еды, воды, без сигарет. Он был в запое третий месяц — и в этот день оказался лишен алкоголя. Никакого нарушения закона в этом нет (не наливать же в отделении, в конце концов?) — но именно это обстоятельство существенно способствовало успеху расследования Печенкина.

— Когда такого человека лишают сигарет и алкоголя, он признается во всем, лишь бы его оставили в покое, — говорит Касаткин. — Большинство «клиентов» этого отдела полиции из деклассированной или приземленной среды — пролетариат, люди с 7—8 видами отклонения в развитии. Обитатели окраин, они имеют пороки воли. Их психосфера сформирована таким образом: что угодно подписать, лишь бы перестали мучить.

От чего умер простой обитатель Вересников, запойный, неблагополучный Дмитрий Слободин — никому не интересно разбираться. Не потому что всплывет страшное, а просто никому нет дела до этого «контингента». Получается, они вроде как и не люди?

Двухэтажке на Лесозаводской больше сорока лет — и здесь ни разу не делали капитальный ремонт. Жители дома с недоверием спрашивают: небось, нет таких домов в Москве? На крыльце стоит сбитый фанерный ящик, в него кидают мусор, крыльцо покосилось. Под ногами изломанные листы фанеры, ненадежное покрытие.

— Паш, можно тебя попросить: принеси газету, чтобы мы сели, — обращается Света к старшему сыну.

— Когда его из дома забирали, он уже со всеми попрощался. Будто что-то знал. Просил за неделю до этого, чтобы его увезли, куда-нибудь спрятали или что-то с ним сделали. Словно чувствовал, что все, его не будет. Взяли его 15-го января утром. А потом я его уже из морга забрала.

Света курит, фиолетовый лак на ногтях сколот. Вертит в руках портрет Димы — фотография плохого качества, стоп-кадр из видео.

— Это он меня из роддома забирал с Виталиком, — кивает Света на фотографию.

Мимо дома с работы идет женщина лет сорока с уставшим пропитым лицом. Это Ирина, подруга Светы. До смерти Димы они не были знакомы, а вот Дмитрия Ирина знала — пили вместе. Она и видела Слободина живым одна из последних.

— Неси сигарету, расскажу, — говорит она и облокачивается на хлипкие перила на крыльце.

В отделении Ирина находилась в тот день, 15 января 2015 года, с девяти вечера — вызвали свидетелем по другому делу. Говорит, до полуночи в ее присутствии со Слободиным никаких следственных действий не проводили.

— Там кулер рядом, так Печенкин вообще не давал ему этот кулер. Другой опер вышел, я говорю: наклоняй-ка ему пить. «У нас нет для него стаканов». Я говорю: че за фигня? Так вот, он разрешил попить, Димка чуть не весь кулер выдул — сушняк у него. Я тогда говорю: сводите-ка его в туалет!

Когда Печенкин принес донары (шаурму) и пошел в кабинет поесть, Ирина попросила его поделиться с Димой.

— Говорю: дай-ка донар, накорми человека, я тебе сейчас деньги верну. Пускай пожрет!

— Короче, его там не накормили, — вклинивается Света. — У него даже желудок пустой по всем анализам.

Ира вспоминает, что у Слободина в отделении текла из носа кровь.

— Я испугалась, как бы не вдарила эпилепсия. Все прокладки, которые были, — все ему, столько крови вышло.

Она попросила Печенкина отпустить Дмитрия с ней — домой по пути, она бы отвезла. Но следователь не разрешил.

Она воспроизводит по ролям свой последний разговор с Димой:

— Ты-то че тут делаешь?

— Ирин, взял все, что мое и не мое.

— Ты зачем на себя наговорил?

— Блин, домой хочу.

— Ты че, дурак?

— Домой хочу.

Слободин попросил Ирину зайти к его жене, даже сказал: если нужны деньги, возьми у нее в долг.

— Вот со Светкой мы так и познакомились: дай денежку, твой муж в отделе, — светлеет в лице Ирина.

Квартира Слободиных — №2, на первом этаже того же ветхого дома. Пол в прихожей мокрый: старший сын Паша мыл младшего Виталика. Обои в квартире нелепые, дешевые, на уровне роста одиннадцатилетнего ребенка разодраны. Хотя поклеены недавно — Света делала ремонт, когда пришла служба опеки и пригрозила забрать детей. После смерти Димы она осталась одна с шестью детьми. Паша и Полина — двойняшки, пойдут в пятый класс. Максим — в третий. Даня — первоклассник. Саше четыре года, а Виталику исполнится два. «Крестили в прошлом году всех скопом — чтобы никому не было обидно», — рассказывает Света.

В комнатах кое-где раскиданы вещи, на растянутой через комнату бечевке сушится одежда. Но беспорядка нет — не из чего. На кухне тесно, на стиральной машине — сверху таз с грязной посудой. Виталика пересаживают ко мне на руки, он описался. Его мокрый комбинезончик теперь венчает гору грязной посуды.

Света приносит альбомы с фотографиями. Свежих снимков нет. Вот Диму провожают в армию, они со Светой еще не знакомы, на следующей странице — Света уже родила первую двойню, следом — классные фотографии старших детей из школы.

Ира сегодня выходная, можно немного отдохнуть у подруги — и бежать домой закатывать заготовки на зиму. Она работает в клубе «Гауди» — «самый офигенный клуб в городе, 4 тысячи человек проходимость».

— Готовлю, посуду мою, накрываю, банкеты провожу, все делаю, а че ж, если муж запойный?

Передает последние новости: видела женщину, которая должна денег Свете, но прячется от нее. Светке многие должны по соседству. Здесь занимать и давать в долг — дело житейское. Все в долгах друг у друга. Еще новость: другую знакомую увезли в роддом, вот-вот родит.

— С меня комплект белья на выписку! — восклицает Света.

— Бери, а я тогда куплю памперсы, — говорит Ира. — Выпила вот первый раз за все эти месяцы. Сейчас звонит мне свекровь — нашли Вову моего, на Мебельщиков лежит. А я из женской консультации — у меня тоже 7—8 недель.

(Единственному Ириному сыну сейчас 12, в апреле у нее был выкидыш).

— Я тебя поздравляю. А можно вопрос: а у меня сколько?

Света натягивает майку на живот, видна опухоль.

— А тебе надо грыжу удалять.

— А я не могу лечь на грыжу — куда их девать? Я от них, козлов, не отойду, — ласково ругнулась Света в сторону детей.

С Димой Света не то что бы потеряла добытчика, а как бы принадлежность к «норме». По понятиям района мужик в семье должен быть. Хотя многие женщины сбегают от своих. Одной спокойней.

Вот Ирина уже сомневается, что с мужиком лучше, чем без него.

— Он офигенный, зарабатывает хорошо, но когда в запой уходит — бесполезно его трогать. Сейчас я уже все: уходи, говорю. Я пока с ним две недели не живу — он в запое — я заказала себе новую газовую панель, гипсокартон, цемент — выстроить душ. Новый матрас мне привезут. Это я две недели с ним не живу, а за полтора года я бы все себе фиганула. Но маму его жалко, говорит: я узнала, что он валяется, у меня отнялась нога. Мама-то не пьет, это мы алкаши. Образ жизни такой.

— Ирин, в запой может уйти каждый, — успокаивает ее Света. — У меня если Дима пьет полгода — все, тушите свет. Но я вида не покажу, буду сама всех содержать и о нем еще заботиться.

— Пострадал Дима-то ни за что, если честно. Никто бы не поверил, что Дима может украсть, — говорит Светина соседка, тоже Ира. — Видите, в каком доме живем, все общаемся. Света лучше придет, денег займет-перезаймет, а Дима придет и вечером отдаст. Если человек не вор, так это понятно.

Через несколько дней после кончины Слободина, Смирновы сбежали со съемной квартиры. Ира видела, как это было — ночью, как в кино. Она курила в окно, подъехала машина...

— Но они все равно где-то рядом живут, я работаю в магазине, они заходят, покупают спиртягу.

Когда начались судебные заседание, к Свете пришли полицейские и предупредили: будет давать не те показания — с детьми попрощается.

Она и не пошла с гражданским иском (о компенсации морального вреда), да и в суде следила за словами. Но детей все равно забрали.

Когда служба опеки изымала детей, Свете в вину поставили — что кошка в доме нагадила, что в холодильнике мало еды. Еще ее штрафовали за неисполнение родительских обязанностей: сотрудница полиции фотографировала через окно Светлану, лежащую в постели голой.

Троих младших детей передали бабушке. А троих старших отправили в детдом. Просто приехала «Газель», и их на ней увезли.

Света исправно «передачки возила», чтобы ей вернули детей.

— Я приехала, а мне говорят: «А че, вы к детям надежду питаете, что они домой вернутся?» — Света сатанеет. — Что это значит? Я их мать, я верну их домой. Что я сделала не так?

Паша вертится рядом, слушает разговоры взрослых, с гордостью поддакивает:

— Я пытался сбежать из интерната!

Детей Свете с трудом удалось вернуть через суд — при помощи адвоката Касаткина. Она делает все, чтобы у нее их не забрали снова.

— Честно, Катя, у меня когда Дима умер, я поменяла сначала дверь, потом я купила холодильник, стиральную машину, все на хрен переделала, как под мой лад, как мне надо, чтобы с детьми удобно тут было.

Сейчас она лишает брата — того самого Володю, который тоже участвовал в роковой пьянке — права на квартиру и выселяет его в деревню: «Очень жалко его, но выхода нет, иначе по делам несовершеннолетних загоняет».

— Он лежит — и ноги в потолок, и это всех бесит. От него никакого толку: жрешь и пьешь — значит, нужно что-то как-то компенсировать. Я, извини меня, если сходила купила бутылку водки, я детям еще в три раза больше купила.

— Не в три, а в десять, — перебивает Ирина.

— Посмотри, в доме не хватает чего? — спрашивает меня Света.

— Не хватает трезвости и мозгов, — отвечает Ирина.

— Ир, ты можешь узнать: в школе, где твой учится, есть одно местечко? — переводит тему Света. — У меня Даня в первый класс идет: я хочу его в хорошую школу или кадетский класс отдать. Он мальчик-умница.

— Ты дура? Берешь свои документы — как многодетная мамаша, и к директрисе.

Весь мир Светы сосредоточен на детях, ради них она живет, ради них вертится. А ради чего еще ей жить?

Света спрашивает меня:

— А как многодетная мать я имею право на почетную медаль? Да медаль-то мне не нужна, мне от нее толку нету. Я детские пособия — и то не получаю, не стала оформлять даже, я сама быстрее заработаю эти 200 рублей! Ну, Кать, ты ведь можешь написать сейчас, что мать медаль получить должна? Я за свой счет приеду в Москву. Лишь бы президент принял. Я бы прям в камеру сказала и ему в глаза: за что мужа убили? Мне бы интересно было на его реакцию.

Свете служба опеки запретила работать — должна следить за детьми. Но она все равно двое через двое работает в продуктовом киоске. За детьми приходят смотреть подруги, за старшего часто остается 11-летний Паша.

Диму похоронили в родной деревне. На лице был толстый слой грима. Когда рядом зажгли свечи, краска потекла, обнажая черную переносицу, гематомы на лице.

И мать, и жена подчеркивают: на похороны было потрачено 60 тысяч. Для них это важно.

— Шестьдесят тысяч не из воздуха достала, — возмущается Света. — Получилось так, что пришлось земельный участок продавать. Сначала он запил, потом вот умер — и пришлось на эти деньги хоронить.

Ей обидно, что Печенкин не подошел на суде извиниться.

А мать Слободина сказала мне:

— Конечно, им все дозволено. Есть погоны — че хочу, то и ворочу. А нам простым колхозникам? Мне следователь сразу сказала: может, он захлебнулся рвотными массами! Но мы пусть и деревенские, а маленько ведь понимаем!

Галина Васильевна говорит, что хочет другого наказания Печенкину. А какого? Вздыхает: ох, не знаю.

— Пусть посидит, как по статье положено.

— Четыре года?

— Ну и пусть, выйдет — зато какая перспектива у него уже будет? А мне станет легче — груз спадет, что могла, я сделала. Если я сама не постою за сына — никто не постоит. Мне так хочется на передачу к экстрасенсам. Узнать, как его убивали, кто виновен.

Следователя Владислава Печенкина амнистировали в честь 70-летия Победы. В июле суд отклонил его апелляцию на приговор. Я дозвонилась ему, но встречаться с журналистом он не захотел: «Наверное, в суд надо будет подать на все эти ваши СМИ, так надоело. Я просто выполнял свою работу. То, что на меня вешают, мать не успокаивается — пусть не успокаивается, это ваше право. Мне не больно приятно, что оставили в силе этот приговор — но так вот разрешилось. Везде сейчас идет односторонняя травля сотрудников полиции».

Все это про Димину смерть. А что мы знаем о его жизни? Родился в деревне Кривецкая (население двести человек), рос с двумя братьями. Окончив школу, устроился на пилораму. Переехал в Киров, где встретил Свету. Там работал приемщиком цветного металла и ремонтировал квартиры. Имел шестерых детей. Много пил.

Ну а так — «добрый, отзывчивый». Родина не почувствовала его потери.

Родина вообще лишь однажды вспомнила про Диму Слободина, когда в 1999 году призвала в армию. Диму отправили в Чечню, там он попал в плен. Судьбой его никто особо не обеспокоился, его выкупала мать. Об этом в семье рассказывают неохотно.

Одна из немногих фотографий Димы – в военном билете. Из серванта его достает старший сын, Пашка, и протягивает мне. После смерти отца друзья от него отвернулись: «Все гнобят, типа он уродом был, типа мама такая-сякая».

Спрашиваю: гордишься?

— Он умер, кем гордиться-то?