Илья Шаблинский, член СПЧ: Я входил в состав групп, которые обследовали агитационные кампании в Самарской и Московской областях. Медиаполе в этих регионах полностью контролировали региональные администрации. Что это означает? Это означает то, что региональные телерадиокомпании и крупнейшие региональные печатные издания постоянно сообщали о текущей деятельности губернаторов, которые возглавляют списки «Единой России» в этих регионах.

Просто разница в том, что в Самарской области газета «Волжская коммуна» каждый день на первых трех полосах сообщает о губернаторе и дает его фотографии, и эту газету покупают. А в Московской области каждый номер газеты «Подмосковье сегодня» открывается статьей о губернаторе с крупными фотографиями, но эту газету мало кто покупает.

И. Ш.: Он кого-то наградил, он приехал в больницу, он участвовал в Дне знаний. Не обязательно даже перерезать красную ленточку, можно просто приехать в какой-то коллектив, и об этом будет рассказано в местном СМИ.

В Самарской области есть региональные телерадиокомпании «Самара» и «Губерния», и они в каждом новостном выпуске рассказывали о губернаторе Меркушкине. Если все это происходит до избирательной кампании или после нее, в этом нет никакого нарушения закона, говорите о губернаторе хоть каждый час, хотя это странновато и напоминает маленькие авторитарные режимы, но это не нарушает закон. Но если речь идет об избирательной кампании, то подобные публикации ограничиваются законом («Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан РФ»).

В статье 50 этого закона сказано, что любые отчеты о своей работе, поздравления кого-либо и тому подобное — ​это предвыборная агитация. И если государственные СМИ предоставляют для такой агитации свое эфирное время и печатную площадь, то эти государственные СМИ обязаны предоставить такие же условия другим кандидатам.

Кроме того, там сказано, что лица, занимающие государственные должности, не вправе использовать преимущества своего должностного положения, в частности, доступ к средствам массовой информации. Это прямые указания. Но мы такие отчеты, например губернатора Самарской области Меркушкина (а он номер первый в списке «Единой России»), встречаем каждый день в газете и каждый день видим на экране телевизоров. Мы понимаем, что губернаторам есть с кого брать пример…

И. Ш.: Мы каждый день видим президента и премьера на экранах телевизоров.

И. Ш.: Да, я думаю, что это нарушение. Но для президента закон установил исключение — ​он может осуществлять текущую деятельность, и о ней можно говорить.

И. Ш.: Да-да, они не обязаны уходить в отпуск, они могут осуществлять свою текущую деятельность, но ее не должны освещать в период кампании так, как раньше. Освещение превращается в агитацию. Так это трактует закон. Если ты не ушел в отпуск, то исполняй закон: ты не должен быть на экране, исполняй свои обязанности тихо, без публичности, иначе ты используешь преимущества своего должностного положения.

И. Ш.: Этот сюжет можно расценить не как агитацию, хотя это агитационный элемент. Другие партии вправе указать, что это очевидное неравенство информационных условий. Неравенство информационных возможностей — ​это та черта в нынешней кампании, которую мы наблюдали и пять лет назад, и девять лет назад, и раньше.

И. Ш.: По-моему, больше агитации, чем я сейчас видел за Меркушкина (губернатора Самарской области), просто больше невозможно. И больше агитации за Воробьева (губернатора Московской области), чем есть сейчас, тоже просто невозможно.

И. Ш.: Должен признать, что ничего не слышал от уполномоченных по правам человека из Самарской области и Московской области о каких бы то ни было проблемах с равенством прав в агитации, с нарушением прав партий или кандидатов в их регионах. Более того, мы полностью разошлись в позициях с Ольгой Гальцовой (уполномоченной по правам человека в Самарской области). Она вместе с председателем Общественной палаты Самарской области недавно приезжала в Москву, встречалась с Федотовым (председателем СПЧ), Москальковой. Они приезжали, чтобы защищать губернатора, защитить начальство, все, больше ничего. С таким я просто еще не сталкивался, я такого раньше вообще не видел. Причем они приехали в СПЧ со съемочной группой. Можешь себе это представить? Это была ГТРК «Самара». Люди захотели себя снять.

— Мотив их приезда понятен —​защитить губернатора. А какие были доводы в защите губернатора Меркушкина?

И. Ш.: Дело в том, что мы с моей коллегой по СПЧ Анитой Соболевой наш отчет о состоянии агитации в Самарской области отправили председателю СПЧ Федотову и в Самарскую область. Этот отчет вызвал очень негативную, нервную реакцию в самой области. Нам указали, что мы все не так поняли, мы оценивали единичные факты, что мы необъективны. Но мы-то указывали на совершенно конкретные факты. Ни по одному из изложенных нами фактов мне ничего не ответили.

Их доводы состояли в том, что мы не увидели огромной организационной работы, которую проделали в подготовке выборов администрация Самарской области, областная избирательная комиссия, участковые комиссии, окружные комиссии. Так мы и не должны учитывать эту работу! Мы приехали не оценивать работу, мы приехали, чтобы понять, нарушаются права кандидатов и партий или нет. И указали, что есть вопиющее неравенство в правах. Вот об этом и шла речь — ​о вопиющем неравенстве. Нас обвинили, что мы сосредоточили внимание на отдельных негативных фактах, а они не отражают общей ситуации. А они, на мой взгляд, и как раз отражают ситуацию. Мы просто вообще другого ничего не увидели. Мы увидели только сплошную агитацию за губернатора и совсем маленькое пространство для других кандидатов, ну совсем маленькое. То есть обычный, рядовой избиратель может и не знать, что есть другие кандидаты.

Анита Соболева, член СПЧ: Кстати, других кандидатов даже не знала и сама уполномоченный по правам человека в Самарской области Гальцева. Присутствующая на встрече Москалькова спросила Гальцеву: «Скажите, пожалуйста, если Меркушкин выберется в Заксобрание, он действительно уйдет и будет работать в Заксобрании или он остается губернатором?» Мы не услышали ясного ответа на этот вопрос, но так поняли, что он останется губернатором и не уйдет в облсобрание. Вообще-то это обман, это так называемая политтехнология «паровоза», когда человек руководит кампанией, но тем не менее не собирается реально избираться.

Второй очень правильный вопрос, который задала Москалькова: «А кто же тогда у вас избирается от «Единой России» в Госдуму по федеральному списку?» Они не знали. Не знали! Когда она спросила: «А кто у вас после Меркушкина идет вторым-третьим номером в списке Заксобрания?» — ​они тоже не знали и не помнили.

То есть они были так озабочены тем, что мы создаем неправильную картину выборов в регионе, что даже не знают других кандидатов от «Единой России», которые идут в регионе.

И. Ш.: Ну да. После нашего отъезда в письме, которое было опубликовано в некоторых самарских средствах массовой информации, говорилось о том, что на губернатора области готовится информационное нападение и что оно оплачено миллионами долларов.

И. Ш.: Администрация области. Это письмо предполагалось подписать тысячами в трудовых коллективах, оно поступило в разные организации. И оно было опубликовано.

И. Ш.: Думаю, что Памфилова сделала все правильные заявления, которые от нее ждали… Она дала возможность работать независимым наблюдателям, непартийным и тем, с которыми у Чурова был конфликт («Сонару», «ГОЛОСУ», «Гражданину наблюдателю»).

Но Памфилова и ЦИК вообще не могут контролировать процесс подсчета голосов. Мы знаем, что в 2011 году самые серьезные нарушения были связаны именно с подсчетом голосов. Можно, конечно, пытаться контролировать этот процесс, можно направить наблюдателей в территориальные комиссии и на все участки, но, к сожалению, гарантировать честность тут не можем. И ЦИК ничего не может сделать.

Поэтому что в итоге? Я могу констатировать в качестве позитивного факта, что открепительных удостоверений было взято меньше, чем пять лет назад; досрочно проголосовало гораздо меньше, чем пять лет назад, — ​в процентном отношении это меньше 1%. Думаю, что на этот раз администрация президента просто решила не использовать эти технологии, чтобы не допускать того, что было в 2011 году. В Белоруссии, например, в этот раз досрочно проголосовало около 30%.

К сожалению, в 2011 году была сорвана резьба: разрешили мухлевать. И поэтому сейчас те люди, которые обеспечивали высокие результаты (в Чечне, в Дагестане, даже в Дмитровском районе Московской области было 90% за «Единую Россию»), не сделают это еще раз? Не будут добавлены сотни голосов одному списку и убавлены такие же сотни у другого списка? Они один раз нарушили закон, и это осталось безнаказанно. Более того, я думаю, их хвалили за это. И ЦИК ничего сделать не сможет.

Памфилова обращала внимание на неравенство в агитационных кампаниях, на использование отдельными кандидатами и партией «Единая Россия» преимуществ должностного положения. Но при этом поменять в сущности она ничего не могла. Да и мы не могли. Вот мы сообщили о том, что в медиапространстве Самарской области, Московской области доминирует одна партия и ее кандидаты. И ничего поменять не удалось. И Памфиловой практически поменять ничего не удалось.

И. Ш.: В принципе за использование преимуществ действительно отменяют регистрацию, но никому еще не отменили, никому. Закон тут править нечего, нужно, чтобы несколько раз он сработал, чтобы кого-то привлекли к ответственности и отменили регистрацию.

И. Ш.: Если речь идет о выборах в Государственную думу, то ЦИК.

И. Ш.: Ну кого, Воробьева она могла снять?

И. Ш.: Ну формально да, фактически нет.

И. Ш.: Потому что в ходе избирательной кампании работают неписаные правила, а закон — ​это во вторую очередь. Вот, если честно, это так. Ну что — ​она могла Меркушкина остановить? Меркушкин участвует в выборах в Законодательное собрание региона, он там возглавляет список. Что — ​областная комиссия может указать ему на использование преимуществ должностного положения и поставить вопрос об отмене регистрации? Ну это просто смешно.

И. Ш.: Ну это полная зависимость всех региональных комиссий от губернаторов.

И. Ш.: Это политический вопрос, а не правовой.

— Нет-нет, этот вопрос делают политическим, а на самом деле это правовой вопрос. Эти люди занимают определенные должности в исполнительной власти, но они баллотируются в законодательную власть. Они «паровозы». Они не собираются становиться депутатами, при этом максимально используют свой губернаторский ресурс. Если бы Памфилова сняла одного губернатора, второго губернатора, —​да, был бы страшный скандал, но другие губернаторы подумали бы, стоит ли им каждый день свое прекрасное лицо совать во все экраны и во все газеты.

И. Ш.: Да-да. Теоретически это именно так. Практически я понимаю, что нынешний председатель ЦИК, конечно, на это не решится. Ну и все.

И. Ш.: Первое и самое главное — ​я бы спросил о том, как нам дальше формировать избирательные комиссии. Есть ли у ЦИК подходы к тому, чтобы создать новый порядок формирования избирательных комиссий — ​от участковых и до Центральной избирательной комиссии.

Дело в том, что одна из главных причин произвола в ходе выборов и управляемости выборов состоит в том, что комиссии полностью подчинены администрациям всех уровней. Учительницы и сотрудницы собесов, которые сидят в участковых комиссиях, абсолютно зависимы от конкретных администраторов и директоров.

И. Ш.: Они, вероятно, и будут в этих участковых комиссиях, но комиссии эти должны формироваться не административными органами. То есть надо сделать все возможное, чтобы вообще исключить государственные и муниципальные органы из процесса формирования комиссий или свести их к минимуму, свести их роль к чисто процедурным вопросам. Главными участниками процесса создания комиссий должны быть политические партии.

Вопрос номер два: как регистрировать кандидатов? Мы сейчас видим, как в одних регионах отказывают в регистрации кандидатов на основании собранных подписей избирателей, признавая их подписи недостоверными. Но точно такие же подписи, собранные по тем же технологиям, в других регионах признают достоверными и регистрируют кандидата.

На самом деле подписи — ​это уже вчерашний день, хотя их и собирают в некоторых странах, но в тех, где уже есть устойчивые демократические традиции и есть четкая судебная защита участников избирательного процесса. У нас нет ни традиций, ни судебной защиты. Сбор подписей в этих условиях как основание для регистрации — ​это широчайшее поле для произвола.

Думаю, что прежде всего нам надо думать о возвращении к избирательному залогу. Это должен быть очень хорошо продуманный вопрос. Нужно, чтобы сумма этого залога была не заоблачной, и в то же время — ​чтобы она не была совсем мизерной. Это вопрос совершенно решаемый, и он решен в большинстве демократических государств. В основном это небольшой залог, это небольшие суммы.

— А небольшие суммы —​это сколько?

И. Ш.: 100 фунтов стерлингов, это примерно 14 тысяч рублей, на муниципальных выборах в Великобритании, 500 фунтов стерлингов — ​это залог при регистрации кандидатов в палату общин. Ну 500 фунтов — ​побольше, но все равно это не очень большие суммы. И если кандидат получает меньше, скажем, 3–5% — ​это очень высокая вероятность, что ему залог не вернется.

Этот институт с залогами у нас прекрасно работал вплоть до 2006 года, до тех пор пока наша власть не решила открыть поле для произвола комиссий, для того чтобы отсекать оппонентов, оппозицию, нежелательных кандидатов. Залог отменили только для того, чтобы в нужный момент отсекать нежелательных кандидатов. И надо об этом прямо говорить.

Третий вопрос — ​это проблема в структуризации политических сил, внутри политического спектра. У нас с 2006 года запрещены избирательные блоки. Тем самым было заморожено развитие партийной системы. На самом деле блокирование созданий коалиций — ​это все инструменты для развития политической системы и ее обновления. Новые партии создаются чаще всего на основании блоков. Что далеко за примером ходить, вот у нас главная «Единая Россия» — ​это же бывший блок политического движения «Единство» и «Отечество — ​Вся Россия». Без блокового механизма эта партия вообще не могла бы быть создана.

Избирательные блоки позволили бы сформировать несколько крупных коалиций — ​левую, левосоциалистическую, демократическую — ​и соревнование бы происходило более интересно. Но именно этого и не хотели те, кто этот институт отменял в 2006 году. Конкуренции они не хотели, потому что готовилась правовая основа для монополии одной группировки.

Но тут я оговорюсь: с моей точки зрения, как и с точки зрения большинства политологов, «Единая Россия» не есть партия в обычном смысле слова, а просто некий административный механизм, защищающий интересы нынешней президентской команды.