Олег Мокряков, лидер группы «Акулы», наверное, единственный человек сегодня, который способен выйти на улицу в центре Москвы с требованием посадить полицейских и чиновников. Речь причем не о политической борьбе, а о музыке. На его плакате написано: «Уличные музыканты посадят преступников в погонах и пиджаках». Как нужно было достать человека, чтоб он на такое решился… Но действительно ведь достали.

Когда вы видите на площади или в переходе парней, играющих на гитарах, — знайте, что они сильно рискуют. Уличных музыкантов задерживают чуть ли не ежедневно. Хотя, что именно не нравится власти, понять сложно. На Арбате под знаменитой цоевской стенкой сидит человек и поет: «Так откуда взялась печаль?» За его спиной государственный флажок, да не один, а целых шесть! Вполне патриотично. Чем тут быть недовольным? Однако недовольны. Рядом трется патруль, время от времени подходит и говорит что-то вроде: ну вы смотрите тут, чтобы все было тихо. И это еще лояльный патруль. Но на психику давит сильно.

Статья, по которой их можно задержать (и задерживают пачками), в народе называется «больше трех не собираться». А официально — 20.2.2 (организация массового одновременного пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах, повлекших нарушение общественного порядка). Принята в 2012-м. Штраф 10 тысяч, повторно — 15—20. Для человека, который таким образом зарабатывает на хлеб, — серьезные деньги. Плюс конфискация инструмента, и это, пожалуй, самое страшное. Инструменты как бы берут в заложники и не возвращают до решения суда и оплаты штрафа, а это может быть очень и очень нескоро. Так поступили с известным виолончелистом Лашкиным, который решил поиграть на Никольской, и сорвали ему тем самым официальные выступления. Так же — со студентками музыкального училища Виолеттой Михайловой и Любовью Старцевой (гусли и домра) на Манежке.

А вообще, это обычная практика. Первый открытый конфликт по этому поводу произошел в 2014-м. Задержали Максима Демидова, игравшего на Арбате, отобрали гитару, но Максим сердечник (у него стоит искусственный клапан), долго держать его не рискнули, поэтому вернули гитару и предложили отправиться на все четыре стороны. А Максим обнаружил, что гитара повреждена. Отказался ее забирать и подал иск на тех, кто его задерживал. Было проведено около 15 заседаний. Музыкант, конечно, проиграл, но полицейским пришлось ходить в суд и оправдываться. Они, естественно, обозлились.

О том, где можно, а где нельзя играть, спорят на самом высоком уровне, вплоть до Собянина. Пока решили, что пусть играют, но в специально отведенных местах и сначала надо пройти что-то вроде советского худсовета, доказать свой профессионализм. Худсовет легко проходят эстрадные музыканты, они, правда, не играют на улицах, их стихия — корпоративы. А уличный музыкант по определению не может быть профессионалом: у него другой жанр, он должен брать за душу.

На Арбате стоит знаменитый франгуляновский памятник Окуджаве, который так любят иностранцы, особенно почему-то японцы. Возле него иногда играют на гитарах, опять же с риском быть задержанными. Так вот, Окуджава сегодня на своем любимом Арбате петь не смог бы. Не прошел бы худсовет, недостаточно профессионально играл.

Мосгортранс планировал выделить в метро 15 площадок, на которых можно играть, и допустить туда 200 музыкантов. В итоге выделили пять и пустили 30 человек, но и за это, как говорится, спасибо.

Наверняка власти не хотят ничего плохого. Они просто наводят порядок, регламентируют деятельность. Однако после этой регламентации остается выжженная земля.

Департамент культуры дал разрешение на игру в парках, но на местах оно было понято своеобразно. Музыканту Андрею Смирнову выделили место в парке Победы, правда, где-то в глубине, в лесу. Там он должен был, подобно Франциску Ассизскому, играть местным птичкам. В ответ на его возмущение дали другое (тоже не слишком оживленное), но с условием: петь только четыре раза в месяц и только военные песни.

О том, что происходит в парках, рассказывает Сергей Калачев, реставратор музыкальных инструментов, единственный в России концертирующий исполнитель, играющий на африканской арфе:

— Я работаю в парке Горького. Но стоит начать выступать, как подходят охранники и говорят, что играть здесь запрещено. Дескать, есть приказ администрации. На вопрос о номере и содержании приказа молчат. Приказ они не читали, а он, во-первых, не имеет законного основания, во-вторых, носит согласовательный характер, там нет слова «запретить». Когда им все это говоришь, вызывают наряд полиции. Я им повторяю те же слова, после чего они уезжают. На первый взгляд, ничего страшного, но работать в таких условиях невозможно.

— А что говорит администрация?

— Что якобы я должен подписать с ними договор, в котором соглашаюсь на обработку личных данных и обязуюсь раз в месяц играть на их мероприятиях. Совершенно непонятно, с какой стати. Если подойдут и скажут: «Сергей, ты классный музыкант, нам нравится твоя музыка, мы хотим позвать тебя на наше мероприятие», я с радостью пойду и даже без денег. Только давить на меня не надо.

— Так происходит со всеми, кто играет в парке?

— А никто особо и не играет. Пять площадок, отведенных для выступлений музыкантов, пустуют. Людям отказывают без объяснений. Я знаю человека, у которого 150 романсов в репертуаре, а ему говорят, что его музыка не соответствует концепции парка. Абсурд. Единственное, чем хороши парки: там глупо вменять организацию «массового одновременного пребывания граждан», поскольку и так толпы народа ходят. Тогда надо и мороженщиков задерживать, у которых очередь.

— Выходите на Арбат.

— Заработать там можно больше, но у меня конфискуют уникальный инструмент, который дорого стоит.

— А может, проблема в том, что люди вам платят, а вы не делитесь?

— Я готов делиться. Сейчас вот поеду в Европу, там платишь пошлину, типа 20—30 евро, и тебя никто не трогает. И никаких идиотских прослушиваний. Но тут другая система. Им не нужны деньги, их раздражает само наше присутствие. Притом что лично я исполняю тихую инструментальную музыку: ни блатных аккордов, ни политических песен. А все равно. В итоге они добьются, что вся московская культура сведется к ряженым мужикам с рекламными плакатами, а нормальные люди уйдут в подполье. Или мы все уедем. Музыкантов много, а играть большинству из нас негде.

— Власть боится всего, что шевелится не по инструкциям, всего, что не соответствует их представлениям о жизни. Это касается и ларьков, которые занимаются бизнесом, никого не спрашивая, и гражданских активистов, дошло уже и до творческих людей. С чего начиналась свободная жизнь после коммунизма и даже при коммунизме? Она начиналась здесь, на Арбате, с того, что приходили люди, пели, разговаривали, читали стихи — свободно высказывали свои мысли. А сейчас хотят задушить именно то, с чего начали. Конечно, ситуация другая, такого воодушевления, как тогда, практически ни у кого нет. Но все может измениться внезапно, как изменилось в 1980-х. Только надо, чтобы оставались люди, которые проявляют активность и независимость. Музыканты сейчас показывают пример остальным гражданам. Воспользуются граждане или нет — другой вопрос. Но есть прецедент: можно вести себя как свободные люди.

— У задержаний музыкантов на Никольской может быть политическая причина: все-таки это близко к Кремлю, и полиция зачищает эти места на опережение. На Арбате причина в том, что музыканты мешают местному бизнесу, отнимают у туристов деньги, которые те могли бы принести им. Поэтому на Никольской обычно «винтят» за организацию «массового одновременного пребывания», а на Арбате — за незаконную торговлю. У «мента» в голове установка: как бы чего не вышло. Играет музыкант, создает толпу, и на участке возникает ситуация, отличающаяся от штатной. И вместо того, чтобы разбираться, ему проще зачистить территорию. Наезды происходят непредсказуемыми волнами, поэтому сказать, когда будет очередная облава, невозможно.