«Ненасилие может и имеет право стать национальной идеей»

По данным Всемирной организации здравоохранения, каждая третья женщина (35%) в мире подвергается насилию.

Согласно отчетам российского МВД, за январь — май 2016 года зафиксировано 1683 случаев изнасилования или покушения на изнасилование, за этот же период в 2015 году — 1487 случаев.

По данным центра помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры», с момента создания центра (1994 год) к ним обратились 75 тысяч человек. Это более 3400 человек в год. И это статистика лишь одной организации.

Подтверждением того, что цифры официальной статистики значительно занижены (что вполне объясняется тем, что не каждая женщина обращается в полицию), пожалуй, и являются публикации по хэштегу #ЯНеБоюсьСказать, массив которых подсчитать очень сложно. Истории обновляются с 5 июля и до сих пор.

«Как правило, людям не с кем поделиться, поэтому многие молчат. Флэшмоб показал, что есть заинтересованная аудитория, и есть люди, пережившие то же самое. При этом важно не просто рассказать, а быть услышанным», — считает психолог Мария Стыскина.

Среди моих знакомых, которые участвовали во флэшмобе, многие и раньше рассказывали о насилии, но друзьям, да и то уже в сознательном возрасте. Чаще всего объясняя это тем, что считали изнасилование или домогательства только своей проблемой. В полицию обращались единицы.

Несмотря на саму суть акции — открыто рассказывать о произошедшем, — до сих пор не каждая соглашается называть свое имя. Одна из девушек, с которой я разговаривала, не участвовала в акции, потому что побоялась реакции родителей. По словам Анны Афанасьевой (имя изменено), на нее напали пять лет назад, когда она шла по улице. Мужчина схватил ее, закрыв рот, и потащил во двор дома. Девушке удалось вырваться и убежать. Рядом по чистой случайности оказались ее друзья, которые догнали этого мужчину и вызвали полицию. Она рассказывает, что сама никогда не решилась бы обратиться в правоохранительные органы. Уже в полиции у девушки спросили, предлагал ли ей что-нибудь нападавший мужчина. Услышав ответ «нет», полицейский махнул рукой: «А, ну тогда ладно». Девушка добавляет, что ее родители до сих пор не знают о случившемся.

«Из множества рассказанных случаев видно, что попытки поделиться с родными наталкиваются на отрицание проблемы, родители просто не могут допустить в сознание такую мысль и защищаются вытеснением. Типичные фразы: "Ты все выдумываешь", "Этого не может быть", "Сама виновата".

Для обращения в правоохранительные органы жертва должна запастись дополнительным мужеством, чтобы еще раз об этом рассказать людям, которые больше подозревают жертву, чем насильника.

Проблема в том, что насилие — преступление против личности. Должно быть правовое сознание, которое в нашем случае отсутствует», — продолжает Мария Стыскина.

По словам психолога, в социальных сетях высказываются люди, которые уже пережили свою травму. А тем, кто недавно столкнулся с насилием, важно узнать о том, что можно выстоять и жить дальше.

«Мы слышим сейчас речь тех, кто научился жить после травмы, кто сумел переосмыслить то, что произошло. В одной из историй, которые мне попадались, человек просто "забыл" полтора года своей жизни. Так психика защищается от чрезмерной боли и унижения, причиненной насилием, и таким образом человек избегает более серьезных психических нарушений», — добавляет она.

Многие участницы акции рассказывали не только о насилии, но и о харассменте. И после этих публикаций появлялись записи других девушек, где они говорили, что стали по-другому смотреть на домогательства, с которыми они сталкиваются почти каждый день.

«Все эти вещи сегодня стали обыденностью, потому что мы не обращаем на них внимания в жизни. Люди машут руками и говорят: а что тебе могут сделать? Могут, от этого никто не застрахован. Меня на Курской когда-то чуть не убили из-за того, что я отказалась знакомиться с двумя. Они подошли, и ножом в живот. Благо он угодил в бляху ремня и пуховик. Только синяк был. И эта тоже история о насилии и повседневности», — добавляет одна из участниц флэшмоба Юлия Корчагина.

Ксения Юркова, другая участница акции, рассказала, что не стала бы называть волну публикаций флэшмобом. По ее мнению, вопрос личного опыта насилия и индивидуального отношения к нему — микромодель взаимоотношения власти и общества в целом.

«Здесь привычная манипуляция власти: выступать с позиции силы, обвинять жертву и патронировать ее. Как с вопросом порки детей. Народ пребывает в статусе жертвы, вытесняя вопросы персонального: почему расстреляли, сослали, репрессировали, лишили права переписки, голоса, образования, здравоохранения, будущего конкретного человека из конкретной семьи. Когда люди начинают задавать подобные вопросы себе, говорить об этом публично и ставить эти вопросы власти с требованием ответа, они постепенно становятся гражданами, и из народа перерастают в нацию. Сейчас этот процесс начали жертвы насилия. Это снизу. И это мощно. Примечательно, что пришло из Украины. Из Белоруссии пришло раньше: Светлана Алексиевич, нобелевский лауреат, собирала именно персональные истории и оставляла им форму высказывания от первого лица.

Я слышала редкие голоса, предлагающие в этом хаосе персональных исповедей попробовать выкристаллизовать национальную идею. Знаете, ненасилие может и имеет право стать национальной идеей.

Сама идея хрупка и легко дезавуируется. Та страна, где она провозглашалась с политической трибуны, лидирует по количеству насилия над женщинами и детьми. Тем не менее. То, что происходит сейчас, может повлиять на осознание себя гражданином каждого конкретного травмированного человека, гражданином, имеющим право на защиту и неприкосновенность, и чьи законные права были попраны системно. Надеюсь, это перекинется на другие сферы жизни. Равно как и станет возможным переопределить понятия травмы и источника насилия. Очень важно увидеть аналогию в самопрезентации власти и в самопрезентации агрессора», — говорит Ксения.

Еще одна сторона акции — реакция пользователей. Кто-то вставал на сторону девушек, а кто-то осуждал их. Слов поддержки все-таки было больше. Некоторые мужчины извинялись, некоторые даже составляли своеобразные списки правил. Среди этих записей появлялись негативные комментарии, вызывающие недоумение. Ведь налицо масштаб проблемы, но почему-то все равно писали разное: от «сама виновата» до «она просто хочет привлечь внимание».

«Рассказывая об этом официально, ты ставишь на себе некое клеймо. Жертв ни одного другого преступления, так не считают виновной, как жертву насилия. Это часть нравов традиционного общества. Женщина понимает, что если она придет в полицию, ей придется повторить пережитое, потом рассказать в суде, в том числе, в лицо насильнику, если его задержат. А хочется, чтобы это закончилось. Если ты напишешь это в фейсбуке, ты не рассказываешь об этом какому-то конкретному человеку. Работает эффект попутчика в поезде, которого ты больше никогда не увидишь», — говорит «Новой газете» юрист, бывший полицейский Роман Хабаров.

Изменит ли эта акция что-то, пока неизвестно. Важно, чтобы она вышла из соцсетей.