Скучно правителю жить в Европе. После того как там в XVIII веке был свергнут абсолютизм, власть, еще через несколько исторических шагов, превратилась в ординарную задачу — строгое следование букве и духу закона. Собственно говоря, принцип верховенства закона аннулирует власть как таковую, как самостоятельный институт, превращая ее в чисто служебную функцию. Нет больше никакой власти самой по себе — есть закон и его исполнение. Власть — служители закона, а не его воплощение.
Но есть ведь и положение о безусловном «повиновении власти». Что же оно в таком случае означает, опять же в Европе? Если представитель власти исполняет закон, то ему следует повиноваться. Ну а если он не исполняет закон? Повиноваться или не повиноваться можно только закону, но не представителям власти в том случае, когда они выходят за рамки своих законных полномочий и действуют на основе произвола. Отсюда следует, что власти можно и должно не повиноваться, если вы при этом исполняете закон, а представители власти закон не исполняют. В случае, когда закон не исполняют сами органы власти, не остается ничего другого, как считать их вооруженными до зубов бандитами, которые подлежат суду и суровому наказанию.
Но то в Европе. В других местах закон, как мы видим, нарушается, функции законодателя присваиваются группами преступников, и на основании вновь принятых законов исполняются придуманные преступниками преступные же законы. В какое положение тогда попадают потерпевшие, мы с вами, не входящие ни в один преступный клан? С одной стороны, подчиняясь преступной власти, мы становимся ее пособниками. Преступная система рано или поздно вовлекает в нарушение закона всех граждан. С другой стороны, неподчинение влечет за собой самые строгие наказания.
Известно, что казус этот в истории государственных институтов был разрешен давным-давно введением принципа верховенства закона, а наряду с ним в истории политической мысли была очень рано придумана этическая максима неповиновения власти, не следующей закону, и невыполнения преступных законов. Но — увы!
Банды могут возникать на низовом уровне, и тогда их в принципе можно ликвидировать «сверху», с помощью существующих органов правопорядка. Если же преступные группы возникают во власти уровнем повыше, то уничтожить их действиями «снизу» практически невозможно, поскольку они устанавливают контроль над нижестоящими структурами, создавая преступную систему.
В течение многих столетий оправданием для существования такого рода систем служила концепция ее высшего происхождения. Если власть дана Богом, то отнять ее тоже может только Бог, а не народ, потенциальный преступник и бунтарь. Переход от абсолютизма к демократии, который начался в XVIII веке, сопровождался полным отказом от идеи божественного происхождения правителей и утверждением суверенитета народа как источника власти.
В нашей стране помимо тенденций к реставрации абсолютизма в роли vox dei выступает «глас народа», так называемые рейтинги, поддерживающие представление о легитимности власти в периоды между выборами и все чаще выступающие в роли суррогатов демократического процесса. Поэтому в ситуации фактической отмены выборов и перехода от слабой демократии к наглеющему день ото дня самодержавию следует ожидать дальнейшего расширения и светской, и церковной пропаганды, изображающей правителя как существо, наделенное высшими способностями к руководству. Соответственно, образ врага все чаще будет рисоваться как козни самого дьявола, и в этом случае светлая цель в виде праведной религиозной войны будет служить основным способом легитимации власти.
Ленин полагал, что можно перескочить фазу капитализма и от феодализма перейти сразу к социализму. Хорошо зная, что он был не прав, власть, которая возвела себя в самостоятельный институт, независимый от закона, упивается теперь процессом строительства старого порядка, ancien rйgime, пытаясь исправить роковую ошибку, совершенную вождем пролетариата.
Скучно правителю жить в Европе. После того как там в XVIII веке был свергнут абсолютизм, власть, еще через несколько исторических шагов, превратилась в ординарную задачу — строгое следование букве и духу закона. Собственно говоря, принцип верховенства закона аннулирует власть как таковую, как самостоятельный институт, превращая ее в чисто служебную функцию. Нет больше никакой власти самой по себе — есть закон и его исполнение. Власть — служители закона, а не его воплощение.
Но есть ведь и положение о безусловном «повиновении власти». Что же оно в таком случае означает, опять же в Европе? Если представитель власти исполняет закон, то ему следует повиноваться. Ну а если он не исполняет закон? Повиноваться или не повиноваться можно только закону, но не представителям власти в том случае, когда они выходят за рамки своих законных полномочий и действуют на основе произвола. Отсюда следует, что власти можно и должно не повиноваться, если вы при этом исполняете закон, а представители власти закон не исполняют. В случае, когда закон не исполняют сами органы власти, не остается ничего другого, как считать их вооруженными до зубов бандитами, которые подлежат суду и суровому наказанию.
Но то в Европе. В других местах закон, как мы видим, нарушается, функции законодателя присваиваются группами преступников, и на основании вновь принятых законов исполняются придуманные преступниками преступные же законы. В какое положение тогда попадают потерпевшие, мы с вами, не входящие ни в один преступный клан? С одной стороны, подчиняясь преступной власти, мы становимся ее пособниками. Преступная система рано или поздно вовлекает в нарушение закона всех граждан. С другой стороны, неподчинение влечет за собой самые строгие наказания.
Известно, что казус этот в истории государственных институтов был разрешен давным-давно введением принципа верховенства закона, а наряду с ним в истории политической мысли была очень рано придумана этическая максима неповиновения власти, не следующей закону, и невыполнения преступных законов. Но — увы!
Банды могут возникать на низовом уровне, и тогда их в принципе можно ликвидировать «сверху», с помощью существующих органов правопорядка. Если же преступные группы возникают во власти уровнем повыше, то уничтожить их действиями «снизу» практически невозможно, поскольку они устанавливают контроль над нижестоящими структурами, создавая преступную систему.
В течение многих столетий оправданием для существования такого рода систем служила концепция ее высшего происхождения. Если власть дана Богом, то отнять ее тоже может только Бог, а не народ, потенциальный преступник и бунтарь. Переход от абсолютизма к демократии, который начался в XVIII веке, сопровождался полным отказом от идеи божественного происхождения правителей и утверждением суверенитета народа как источника власти.
В нашей стране помимо тенденций к реставрации абсолютизма в роли vox dei выступает «глас народа», так называемые рейтинги, поддерживающие представление о легитимности власти в периоды между выборами и все чаще выступающие в роли суррогатов демократического процесса. Поэтому в ситуации фактической отмены выборов и перехода от слабой демократии к наглеющему день ото дня самодержавию следует ожидать дальнейшего расширения и светской, и церковной пропаганды, изображающей правителя как существо, наделенное высшими способностями к руководству. Соответственно, образ врага все чаще будет рисоваться как козни самого дьявола, и в этом случае светлая цель в виде праведной религиозной войны будет служить основным способом легитимации власти.
Ленин полагал, что можно перескочить фазу капитализма и от феодализма перейти сразу к социализму. Хорошо зная, что он был не прав, власть, которая возвела себя в самостоятельный институт, независимый от закона, упивается теперь процессом строительства старого порядка, ancien rйgime, пытаясь исправить роковую ошибку, совершенную вождем пролетариата.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»