Татьяна Малева: «Люди предпочитают ничего не предпринимать, а только экономить»

— Позвольте важное уточнение: помимо продуктов питания в эту долю — более 50% — входят также различные налоги и услуги, включая коммунальные. Конечно, доля продуктов в общей сумме расходов растет — это естественный и неизбежный процесс при падении доходов. Вопрос в том, насколько такой рост драматичен. Когда он достигает половины, это сопоставимо, например, с уровнем Зимбабве. Но мы все же не Зимбабве, Россия и по уровню потребления, и по уровню доходов по-прежнему выше, к примеру, Китая. Так что текущая ситуация — приемлемая, а вот тенденция — отвратительная.

— А как оценивает сложившуюся потребительскую ситуацию само население?

— В марте-апреле текущего года население оценивало ситуацию лучше, чем в феврале. Не потому, что начали происходить какие-то позитивные перемены, а потому, что замедлились все негативные тенденции. Налицо естественный эффект низкой базы: экономика не может падать все время остро и драматически, такое падение неизбежно сменяется более мягким. В 2015 году у нас заработная плата сократилась на 10%. Но по 10% в год заработная плата падать не может. В следующий раз это уже будет 4–5%.

В конце 2015 года в оценках людей усилился пессимизм. Сейчас идет обратный процесс, связанный с отсутствием новых шоков. Мы переживаем эффект негативной стабилизации. Люди поняли, что потеряли в доходах, в заработной плате. Но при этом продолжают жить, ничего трагического не происходит, худшие ожидания не оправдались. Это приводит к консервации настроений.

— По данным очередного опроса ВЦИОМ, три четверти опрошенных отметили рост цен на продукты питания, 60% — выделили подорожание коммунальных платежей. Однако и по официальным данным, и по субъективным ощущениям, очевидно, что инфляция в этом году достаточно сильно замедлилась. Чем же объясняются такие результаты опроса?

— Прежде всего можно говорить о запоздалой реакции участников опроса на уже случившийся рост цен. Кроме того, в конце 2015 года многие продовольственные товары подешевели, а в начале 2016-го опять подорожали. И вот этот эффект уже воспринимается более остро.

В целом же население морально уже готовится к худшему. Ему очень долго внушали, что весь этот негативный тренд в экономике продлится год, от силы два, и что нужно просто перетерпеть. Но когда осенью 2015-го эти сроки истекли, обещанного улучшения не наступило. И самое главное — люди не увидели факторов, которые бы указывали на перелом, на то, что запущен наконец механизм экономического роста. И это привело к обрыву в ожиданиях в конце прошлого года.

Сегодня мы наблюдаем признаки апатии и безразличия. Люди предпочитают ничего не предпринимать, а только экономить. Никаких других моделей поведения, кроме сберегательной, не просматривается. Но эластичность этой модели не безгранична — нельзя экономить постоянно. Кроме того, теряется экономическая активность населения. Существует мнение, что как только экономика оживится, все очень быстро выправится, и народ сразу побежит в магазины. Но я так не думаю. Социальная сфера — инерционная субстанция. Даже в нулевых годах мы находились под влиянием негативных факторов 1990-х, многие не стали заниматься повышением уровня своего образования, профессиональной квалификации, а просто играли на рынке, стремясь подешевле купить и подороже продать. Отсюда — спекулятивный характер малого бизнеса, который у нас сложился к настоящему времени.

— То, что мы впадем в демографическую яму, все знали давным-давно. У нашего института есть подробный доклад на эту тему, подготовленный еще в 2008 году. Мы писали, что такого драматического сокращения численности экономически активного населения, с которым Россия столкнется в ближайшие 20–30 лет, ни одна страна в мирное время не испытывала. Мы стоим перед тяжелым вызовом. Если не компенсировать чем-то убыль населения, один этот фактор предвещает нам падение темпов экономического роста. Сейчас в пенсионный возраст входит многочисленное поколение, рожденное в конце 1950-х годов. А ему на смену идет молодое, трагически малочисленное поколение, появившееся на свет в начале 1990-х. То есть «большое» поколение покидает рынок труда, а «малое» поколение на него вступает. Нас в отдельные годы ожидает сокращение рабочей силы на 38%, и это огромная цифра: в целом до 2025 года Россия может потерять до 10 миллионов человек рабочего возраста.

— Очевидно, надо наращивать численность экономически активного населения. Это основной аргумент в пользу повышения пенсионного возраста. Причем мы должны это сделать не с позиции пенсионной системы, а с позиции рынка труда. Нельзя просто так отпускать работников на пенсию в тот период, когда страна испытывает острый дефицит рабочих рук.

Кроме того, есть немало возможностей, чтобы поднять экономическую активность молодежи. Там есть свои барьеры, и их надо снимать. У нас низкая молодежная занятость в открытом официальном секторе. Молодые люди — клиенты в основном неформального сектора. Ответственность за свое пенсионное будущее у них не очень высокая, а наличные деньги в «конверте» — то, что им нужно.

— Эксперты и официальные лица все чаще указывают на возрастающую роль в экономическом росте человеческого капитала, который не зависит от влияния внешних факторов, таких как цена на нефть. В какой мере интересам развития человеческого капитала в России соответствуют нынешние приоритеты федерального бюджета?

— Россия располагает достаточно высоким уровнем человеческого капитала, но его надо поддерживать. Система, которая его формирует, — это прежде всего расходы на образование, здравоохранение и социальную защиту. Но они отнюдь не велики, по доле расходов на эти показатели в общем бюджете мы уступаем почти всем европейским странам. Нынешний экономический кризис нас опять возвращает в ситуацию социального голода, нехватки ресурсов по отношению к этим сферам.

Между тем в период неэффективного экономического развития доходы населения по объективным рыночным законам будут неизбежно падать. В таком случае, чтобы поддержать уровень благосостояния, необходимо действие двух групп факторов. Первая — это монетарные факторы, то есть деньги, которыми располагают граждане. Вторая — это работа социальных институтов. И если деньги убывают, это еще не конец истории, пока социальные институты выполняют свои функции и совершенствуют свои услуги. Одно может компенсировать другое. Да, у людей может быть меньше средств, но бесперебойная работа социальных систем, с бесплатным образованием и здравоохранением, дает гарантию, что ваши дети будут образованы, а родители — здоровы. Но если социальные институты не работают, то вы за все должны платить из своего кармана, а это путь к краху. Поэтому чем выше вероятность падения доходов, тем мощнее должно быть финансирование социальных секторов. Впрочем, правительство, судя по приоритетам бюджета, считает иначе.