Виноградов, возьми в руки кинокамеру. Это время требует твоего участия
В какой-то момент жизни у здорового, одаренного и дееспособного человека появляется ощущение ненужности своей, невостребованности.
Ломается и без того хрупкий мир художника, и все силы, которые в ситуации простой и надежной пошли бы на создание того, чего еще не было в мире, идут на восстановление себя и удержание тонкого и ненадежного равновесия между мучающей тебя душой и средой обитания, теряющей очертания мира, где ты уместен.
Одни споро поддерживают себя в готовности для действия на протяжении долгих лет, хотя действие в них нужды вовсе и не имеет, другие, в которых как раз заинтересовано время, бросают действовать и начинают тяготиться мыслями, что, мол, прожито лучшее, достойное осмысления, а потому стараются сохранить покой внутри себя. Будто это возможно для творческого человека.
Это почти оптический (поскольку речь идет о кинооператоре и режиссере) обман.
Слава Виноградов, выдающийся мастер документального кино, высокий артист жанра, вместо того чтобы снимать, своими руками стал строить баню. И построил. Хорошую баню. Быстро нагревается. Долго держит тепло. Не так, впрочем, долго, как фильмы, которые он снял о теряющихся в дебрях новой культуры поколениях, но погреться можно.
Беда Виноградова, моего любезного друга, в том, что осадка у него глубока, а воды, в которых мы нынче плаваем, мелки и бурливы. Нужны скорость и маневренность.
Разовое использование прочно завоевывает мир: шприцы, сигареты, песни… Люди стали чрезвычайно функциональны и засоряют природу оставшимися после употребления обертками. То, что называется сегодня культурой, стирает грань между добром и злом, между вкусом и вкусами, между тем, что не нужно, и тем, что не вредно. Кривляющийся ластик работает днем и ночью на наших экранах.
Ты, Славик, тут нам очень бы пригодился. Вспомни, в какие времена ты выходил со своим кино. Портил бороздами наши гладкие, полированные открывшимися возможностями жить «как люди» мозги…
Сейчас-то времена чем лучше? И зрелое и молодое отечественное документальное кино сопротивляется национальной идее безвременья.
Виноградов со своим вкусом и пониманием предмета был бы куда как кстати. Он перешел на «тренерскую» работу. Учит. Славно. Но роль играющего тренера была бы по нему.
Мне повезло дружить с ним и даже участвовать в его фильмах, иногда в кадре, а порой просто болельщиком.
На фоне Пушкина снимается «семейство». Дети, взрослые. Он делает фильм об Александре Сергеевиче, а я снимаю Виноградова. И вижу — по питерской площади Искусств мимо памятника идет Астафьев.
— Присоединяйтесь, Виктор Петрович.
— А что там?
— Виноградов снимает документальный фильм «Наш Пушкин».
— К Виноградову пойду.
К нему все шли, потому что отбор компании всегда точен, а сам Слава безупречен в своих творческих привязанностях, доброжелателен и талантлив. В его фильмах можно прочесть и пережить потерянную любовь. Не только к шестидесятникам, к которым принадлежит сам, но и к другим персонажам русской культуры от Станиславского и Толстого до Дягилева и Буллы.
На съемках фильма «Мои современники» в Политехническом музее
Вы послушайте, как звучат названия его фильмов, где Виноградов не только режиссер, но и сценарист, а часто и оператор: «Я помню чудное мгновенье», «Арбатский романс», «Жил-был великий писатель», «Я возвращаю ваш портрет», «Кино, которое было (Марлен Хуциев. Прощание с шестидесятыми)», «Мои современники»… Один эпизод в последнем из названных фильмов Виноградов придумал в зале Политехнического музея, где двадцать лет до того Марлен Хуциев снял большую сцену с поэтами, которые в ту пору владели умами: Ахмадулина, Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Окуджава.
Помните картину «Застава Ильича»? Так вот, в зале была, пожалуй, та самая публика, из прошлого. Белла была и Евтушенко. А Булат пел свои стихи. Теперь, рассматривая фотографии зала, я узнаю многих: Олег Ефремов, Олег Даль, Ярослав Голованов, Михаил Жванецкий, кинооператор Александр Княжинский, Лида Графова… Во время съемки подтянулась Таганка, которая боролась с властью за возвращение Юрия Любимова. Они пришли прямо с собрания — Боровский, Губенко, Золотухин, Болотова, Веня Смехов… Окуджава остановил концерт. Все стали обсуждать ситуацию с театром. А Виноградов снимал. Он не фиксировал событие, а создавал его. Впрочем, так было с каждым его фильмом. И, я надеюсь, еще будет.
Так что ты не расслабляйся, Славик, топи, конечно, баню, а накопленные силы расходуй. Твое время не ушло, только оно еще не знает этого. Воздух разрежен, это правда, многие пользуются кислородом. Немногие его производят. Ты из этих немногих.
Мотор!
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»