Государство отличников

Угасание публичной политики в нашей стране сопровождалось все возрастающим интересом к выборам на Западе. Мы настолько захвачены их партийной борьбой, что склонны придавать ей преувеличенное значение. Мы забываем о системе сдержек и противовесов, предусмотренной в любой развитой демократии как необходимой предосторожности против узурпации власти со стороны чересчур сильных и популярных политиков. В европейских государствах фактором, сдерживающим популистов, является чиновничество (Civil Service), чья верхушка состоит из людей, получивших гуманитарное образование на уровне, принципиально недостижимом в сегодняшней России.

В наиболее чистом виде эта модель воплощена в Британии — самой старой и устойчивой из западных демократий. «Политическая» должность британского премьер-министра относительно демократична: среди премьеров последнего столетия есть люди не только без университетского, но даже и без школьного диплома. Зато все до единого кабинет-секретари, руководители чиновничества закончили частные или религиозные школы, и все, кроме одного, — «Оксбридж». Единственное исключение — артиллерийский офицер, назначенный в разгар Первой мировой войны. Восемь из десяти последних кабинет-секретарей изучали в Оксфорде или Кембридже классическую филологию и историю, один — экономику, еще один, ныне действующий, — историю и экономику.

Кабинет-секретари обладают в Британии огромной, часто недооцениваемой властью. Так, согласно действующим правилам, министры не имеют доступа к документам предыдущей администрации, отражающим «политические взгляды их предшественников». А значит, единственным лицом в каждом министерстве, которое имеет доступ к любой документации, остается его постоянный секретарь.

В США, как отмечал еще Токвиль, роль противовеса популизму играет корпорация юристов. Американские обладают правом Judicial Review — вынесения правовой оценки законодательным и подзаконным актам других ветвей власти. Эта традиция нередко подвергалась критике со стороны политиков — например, со стороны Авраама Линкольна.

К юристам в США предъявляются соответствующие требования. Приемная комиссия Школы права Гарварда отмечала, что большинство их успешных студентов закончили бакалаврские отделения английской филологии и антиковедения. Они, как правило, оказываются способны глубоко понимать прочитанное, в отличие от большинства выпускников колледжей.

Почему же в самых передовых государствах мира элита и в первую очередь ее контролирующие органы рекрутируются из людей, получивших такое архаичное образование? Рискну предположить, что в реальности именно классическое образование позволяет подготовить человека к жизни в современном мире.

Человек «природный» к рациональному мышлению совершенно не склонен. Племена, до сих пор находящиеся в первобытном состоянии, живут в мире магии, табу, ритуалов, сакральной кастовой системы. Основными кузницами подобного сознания в России являются тюрьмы — они еще ждут своих исследователей-антропологов.

Бертран Рассел полагал, что важнейшим событием в мировой истории является рождение рационального мышления. На Западе будущих администраторов годами знакомят с плодами этой революции, начавшейся в Древней Греции. Учат, например, приемам дискуссии. Вспомним структуру американского экзамена GRE, необходимого для поступления в магистратуру или аспирантуру. В нем абитуриентов проверяют на способность выявить неявные допущения, на которых основано то или иное рассуждение. Подобные навыки почти не развиваются у российских студентов.

Отсутствие этих навыков очевидно в тех случаях, когда наши юристы попадают в состязательную среду в зарубежных судах. Тут и выясняется, что разница между нашим правоведом и, скажем, британским — такая же, как между палачом и спецназовцем. Первого хватает лишь на то, чтобы пристрелить надежно зафиксированного приговоренного. На процессе по делу Закаева в Лондоне представитель Минюста давал суду гарантии относительно условий его содержания в изоляторе ФСИН. На вопрос, как он может гарантировать, что подсудимый не попадет в изолятор ФСБ, чиновник не смог дать внятного ответа. Оно и понятно — на родине никто бы не потребовал от него последовательности в рассуждениях.

Камиль ГАЛЕЕВ, историк