Пра-прадед мой был не правитель,
a ссыльный был.
Но сквозь метель
в проливе Беринга провидел
пробитый правнуком тоннель.
Он, пан Байковский, был таковский,
каких немного было встарь,
поляк, а вот душой — московский.
И государственник-бунтарь.
От станции Зима за фартом
к Чукотке мчал, доверясь нартам,
потом и без собак с азартом,
рискуя сверзиться в провал,
к Аляске, чуть пригретой мартом,
как по по игральным скользким
картам,
по айсбергам дотанцевал.
И в соболиную кухлянку
одетую не задарма,
он эскимоску-христианку
привез на станцию Зима.
Он шляхтич, чуть не королевич,
был знатоком любых искусств,
и Пушкин пели, и Мицкевич
из эскимосских ее уст.
С дворянской дерзостью тогдашней,
какая шла ему к лицу,
послал набросок карандашный
тоннеля Зимнему дворцу.
Какою канцелярской крысой,
чертеж великий не ценя,
был верноподданно изгрызан,
спасая от забот царя?
Геополитика другая
у нас могла бы стать тогда,
но, чертежи надежд сжигая,
жила придворная орда.
Мы о царе Петре забыли,
поправ остатки наших прав,
и мы в ГУЛАГ себя забили,
весь шар земной у нас украв.
Америка, ты проглядела
тоннель — волшебнейшее дело,
Не важно, что тоннель — окно,
лишь все бы стали заодно.
Боюсь в себе я обознаться,
что не двужильный я, не тот,
кто сам киркою рудознатца
тоннель в Америку пробьет.
Боюсь в России обознаться —
вдруг выжить ей не по плечу?
Я Родину в обозе наций
отставшей видеть не хочу.
Нам Пушкин — открыватель мира.
И хоть он был невыездной,
вместил и Данте, и Шекспира,
всечеловечеству родной.
И мы явились в этом мире,
чтоб гибель мира не проспать,
и мы стихами проломили
окно петровское опять.
Уитмен, я с тобой хотел бы
поговорить… Пришла пора,
и в моих легких воздух Эльбы
с дымком солдатского костра.
Мы не хотим назад в холопы.
Где не обманешь, не продашь.
Культура наша — дщерь Европы.
Хемингуэй — он ваш и наш.
Не прибегать же нам к подкопу,
когда хотят, так неумны,
окно петровское в Европу
забить не с нашей стороны.
А с нашей рык новобоярства:
«Окно на Запад? На хрена!
Нам нужен царь, кого боятся,
Но без петровского окна».
Закрыть Россию, ее Слово?
Да это же такая стыдь,
как изолировать Толстого
и Достоевского закрыть?
А я в моменты истерии
участник лишь одной войны —
не позволять закрыть Россию
ни с той, ни с этой стороны.
И нужен пушкинский нам воздух,
всех стран дыханием согрет,
а не от крови ржавый гвоздик,
на коем сталинский портрет.
Но террористы так довольны,
ухмылки масками прикрыв,
что отвлекают мини-войны
от единенья против них.
Россия, выживи великой,
не поскользнись, не упади,
и человечество с улыбкой
прижми к воспрянувшей груди!
Гвоздями при любом режиме
не нашими и не чужими
мы не позволим все равно
забить петровское окно!
15—25 марта 2016 г.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»