Скоро что-то начнется, но что?

Спрашиваю директора, как бы она охарактеризовала театр — он скорее традиционный или, наоборот, новаторский?

— Не все можно подогнать под схемы, — отвечает Ирина Большакова. — Если я отвечу, что театр традиционный, вы скажете: «Ой, это скучно». Если отвечу, что новаторский, вы скажете: «Не пойду: там будут ругаться со сцены матом». Авангард сейчас ассоциируется с провокационным театром, который должен показать нечто такое, от чего зритель испытает шок. А у нас нет цели шокировать зрителя.

— Наверное, поиск позитива в любых, самых сложных обстоятельствах. У нас это стремление заложено на уровне мироощущения. Есть, например, детский спектакль «Дорогой Бог!» по повести Эрика Шмитта «Оскар и Розовая дама». Мальчик лежит в онкологическом центре и узнает, что операция прошла неудачно, и он через двенадцать дней умрет. Когда наш главный режиссер Евгений Славутин репетировал спектакль, я думала: как же будут продаваться билеты? Я не представляла, что зрители пойдут на спектакль с таким трагическим сюжетом. В результате это у нас самый кассовый спектакль. Потому что он о счастье, которое может испытать мальчик даже на излете жизни, если его понимают и любят.

Ежегодно театр проводит набор в учебную группу. На 30 мест претендуют до 200 человек. Единственное условие приема, кроме таланта, — быть студентами. Многие служат в театре и после окончания своего вуза. Это и есть главное отличие театра «МОСТ» от других: актеры основной труппы — молодые люди с серьезным академическим образованием и успешные в профессии.

— У нас нет проблемы борьбы за роль, никто никому ничего не насыпает в пуанты, — говорит Елена Мостовщикова, художник по костюмам. — Наши актеры друг друга поддерживают и дружат вне театра. Среди них — пять кандидатов наук. Например, актер, который играет сегодня Гаева, — специалист по биоинженерии. При этом они востребованы как артисты — недавно наш Илья Кожухарь, который играет Федотика, снялся в сериале «Молодая гвардия».

Ирина Большакова говорит, что в спектакле «Чехов», в сегодняшней премьере, режиссер объединил три основных пьесы Чехова, причем в его концепции они идут не последовательно, а параллельно: разговор сестер Прозоровых прерывается приездом Раневской, тут же заходят герои «Чайки» и рассаживаются в ожидании спектакля с участием Нины Заречной, и так далее.

— У режиссера Георгия Долмазяна все герои находятся в одном пространстве времени и места, — поясняет Ирина Щербакова. — Получился укрупненный портрет предреволюционной эпохи, и тема крушения, гибели старого уклада многократно повторяется: Прозоровы теряют дом, Раневская — сад, Аркадина — сына, Ирина — Тузенбаха… Эта хроника потерь и крушений говорит о том, что перемены, предчувствие которых носится в воздухе, неизбежны.

— Когда читаешь русскую литературу конца XIX — начала XX века, думаешь: чего им не хватало? — говорит Елена Мостовщикова. — Ведь все у них было хорошо: чай с вареньем, бабочки, песни под гитару, домашние спектакли… Как все это рухнуло? Чехов очень хорошо отвечает на этот вопрос.

Начинается спектакль. На небольшом пространстве сцены в рамках хрупкого, состоящего из одних граней куба живут все главные чеховские герои, сидят и ждут, пока все как-нибудь само собой в их жизни устроится наилучшим образом. Первое действие — светлое, радостное, одежды ослепительно белые, полощутся белые шторы, звенит гитарами молодая веселая жизнь… Кстати, песни Бориса Гребенщикова — «Три сестры», «Древнерусская тоска» — в спектакле неожиданно уместны.

Зрители смотрят первое действие, в котором, по сути, ничего не происходит, смотрят на то, как их ровесники сто лет назад проговорили, прогуляли, прорыдали, профлиртовали большую хорошую страну. И повторяющийся Машин крик «Скоро начнется спектакль!» в контексте сюжета приобретает зловещее звучание: да, действительно, скоро что-то начнется, но что?

Второе действие короче, жестче. Герои в темных костюмах, их наряды, несмотря на доскональную передачу деталей чеховской эпохи, современны. И в конце, когда рубят сад, конструкция рушится, погребая под собой всех этих хороших людей, не сумевших вовремя взять жизнь в свои руки, а мимо маршем проходят герои нового времени, которым найдется место в любой эпохе: Наташа из «Трех сестер», Петя Трофимов, непотопляемый Тригорин…

После спектакля — разговор с режиссером Георгием Долмазяном.

— В последнее время в стране изменилось многое, мы стали пассивнее, отказались от управления своей жизнью, и этот яд начал все сильнее съедать нас изнутри. В какой-то момент я отодвинул два других спектакля и сказал: всё, мы играем Чехова, потому что сегодня нужен именно он, невероятно актуальный и всегда честный. Его герои в свое время не сделали что-то для себя, для общества. И в этом мы похожи на чеховских героев: отодвигаем от себя ответственность и думаем, что кто-то решит за нас глобальные вопросы. И вот мы так живем, живем, и вдруг видим, что многое потеряно и ничего не вернешь. Они там поют, танцуют, и есть проблемы, но из Парижа вернулась Раневская — сейчас она что-нибудь придумает, приехали англичане и привезли какие-то деньги; они все время ждут чуда со стороны. Все уже давно начало рушиться, а мы делаем вид, что ничего не происходит, потому что жить с этим знанием неудобно, удобнее цепляться за что-то красивое и протянуть еще какое-то время.