«…И люди обнаружат, что их голос донесся до Кремля»

Летом 1995 года (чеченская кампания Ельцина продолжалась уже шесть месяцев) я работал в приемной комиссии творческого конкурса на факультете журналистики МГУ. Абитуриенты проходили собеседование и писали сочинение на свободную тему. Из трех десятков поступающих на международное отделение двадцать три выбрали тему «Мое отношение к войне в Чечне». Только четверо из 23 «одобрили» войну, остальные назвали ее «кровавой, подлой и несправедливой». Эта «выборка» показывала, что чувства детей из благополучных московских семей (на международное отделение принимали только москвичей) совпадали с решимостью всего общества — войну надо остановить! Но как? И решимость сменялась отчаянием, потому что никто не знал ответа на этот вопрос.

Это застывшее в воздухе напряжение не получало никакого выхода: никто ничего не хотел предпринимать. Никто и не предпринимал. Я не припомню мало-мальски заметного антивоенного митинга той поры. Даже матери брошенных в Чечню (в Чечне) солдат — уже убитых или еще живых — «не выходили на площадь». До сих пор не могу понять, почему. Возможно, причиной была генетическая покорность судьбе (ее еще называют жизненным опытом): Бог дал, Бог взял… Возможно, волю людей парализовала фатальная уверенность в том, что «от нас ничего не зависит». Действительно, столько лет не зависело, а теперь вдруг начнет зависеть?

Улица молчала. Но в отличие от нынешнего президента, именно она «вырастила» Ельцина и вознесла его на олимп. Он чувствовал себя ее должником, был связан с ней пуповиной. Улица его подпитывала, давала силы… И зависел Ельцин (смею предположить, что он так для себя решил сам) именно от нее. Возможно, поэтому «царь Борис» не реагировал столь болезненно на «четвертую власть» — ни на ее нападки, зачастую грубые, ни на ее критику, бывало, что и конструктивную… То есть, конечно, реагировал, но в душе, скрытно. Думаю, поэтому у журналистов могло возникнуть ошибочное впечатление, что антивоенный пафос СМИ совершенно не трогает Бориса Николаевича. «Тронуть» его могла улица, но она угрюмо молчала, а молчание, даже угрюмое, — знак согласия. Так казалось…

Одним из немногих, а возможно, единственным, кто услышал это готовое взорваться молчание, был губернатор Нижегородской области Борис Немцов. 12 января 1996 года он написал Ельцину письмо. Внимание: губернатор написал президенту. Сегодня об этом даже подумать страшно. Но тогда было время свободы, и Немцов не захотел его упускать.

Письмо размером с машинописную страницу получилось резким и эмоциональным: война убивает наших детей, убивает наше будущее, война корежит и плющит страну, порождает вражду и ненависть между народами, уничтожает в глазах людей доброе имя президента, его репутацию… Только вы, президент, можете остановить эту войну, а мы, народ, вам поможем. Промедление смерти подобно, в прямом смысле слова — на войне каждый день гибнут наши дети.

Из письма Бориса Немцова Борису Ельцину:

_«Многие месяцы подряд в Чечне, не переставая, льется кровь и гибнут люди. Многие месяцы, словно открытая рана, Чечня причиняет боль всей России, теряющей своих сыновей. Только в нашей области уже сорок три семьи посетило тяжелое горе утраты, но это еще не полный счет. <…>_

_Кровопролитие должно быть остановлено самым решительным образом. Мы призываем Вас, господин Президент, приложить все усилия, принять все меры, чтобы пресечь военные действия с обеих сторон, более всего дорожа жизнью сограждан и честью страны»._

Позже Немцов вспоминал: «Я когда сам ставил свою единственную тогда подпись под своим письмом президенту, я не питал никаких иллюзий относительно воздействия такого рода обращения на принятие решений».

Но о письме сообщили нижегородские газеты, и на областную администрацию обрушился шквал звонков: нижегородцы требовали, чтобы их подписи стояли рядом с подписью губернатора. Люди — редчайший в российской истории случай — поддержали власть, потому что считали ее своей.

Антивоенная подписная кампания началась в середине января.

Волонтеры шли от двери к двери, работали на улице. Подписи собирали в школах, институтах, на предприятиях. Газеты опубликовали не только письмо Немцова, но и образцы подписного листа. Читатели заполняли эти купоны и отправляли почтой в Нижегородский кремль.

За 10 дней в области с населением в 3,7 миллиона человек был собран один миллион подписей.

**Борис Немцов вспоминает об этом непостижимом времени в книге «Как мы открывали город»:**

«1996 год. К нам постоянно шли «грузы 200». Похороны превращались в народную манифестацию ненависти и гнева. После боя на площади Минутка (_в Грозном_. — **В.Я.** ) привезли сразу 10 человек. Вся площадь Горького, где проходил траурный митинг, была запружена народом. Я даже не мог говорить нормально. И решил действовать.

Тогда была свобода — я мог против войны хоть по Центральному телевидению выступить. И Ельцин бы это стерпел. Но мне показалось, что надо иначе, с помощью народа, потому что раз люди протестуют, надо, чтобы их голоса были услышаны.

<…> Конечно, я как губернатор дал указание главам районных администраций организовать сбор подписей, но предупредил — чтоб не из-под палки, без бюрократического идиотизма, чтобы не дискредитировать идею. За 10 дней собрали миллион подписей. Я не мог в это поверить — думал, что приписки. Попросил принести, мне принесли. Полный стол папок. Я потом понял: никого заставлять не пришлось, просто ситуация назрела».

29 января «Газель», под завязку набитую папками с подписными листами, торжественно проводили из Нижнего в Москву.

Машина остановилась на Васильевском спуске. Немцов взял одну папку и через Спасские ворота Кремля пошел к Ельцину.

**Из книги «Как мы открывали город»:**

«Ельцин спросил:

— А если бы я тебе поручил в стране подписи собрать, сколько бы ты принес?

— 40 миллионов.

Он был в шоке:

— У меня к тебе один вопрос: это подписи за меня или против?

Я ответил:

— Это зависит от ваших действий. Остановите войну в Чечне — значит, за вас, нет — значит, против.

— Я понял…

Он был озадачен, но не раздражен. Он вдруг понял, насколько важен этот вопрос. Поэтому я считаю: то, что война в Чечне закончилась, — это заслуга нижегородцев».

Но тогда она и не думала заканчиваться. Точнее, о ее окончании не думали те, кто мог бы ее остановить. Ельцин, получивший миллион подписей против войны, держал паузу. Неизвестно, как долго бы она тянулась, если бы не два обстоятельства.

Обстоятельство первое — приближающиеся выборы президента России, назначенные на 16 июня 1996 года. До них было рукой подать, а рейтинг Ельцина падал с такой же скоростью, с какой набирала обороты чеченская война.

Обстоятельство второе — пресса. Она рвала постромки. Редакции бросили на «чеченский фронт» лучших своих журналистов — словно это был «последний и решительный бой». Вот фрагмент из репортажа нижегородских коллег:

…И журналисты начали выигрывать у власти (читай — у Ельцина) эту битву. Свобода слова, терпимое отношение президента к СМИ вернулись к нему бумерангом. Позже «престолонаследник» внимательно изучит и учтет этот опыт — чтобы никаких бумерангов! Впрочем, на телевидении и в печати времен Ельцина не было такой, как сейчас, стаи «одичавших домашних собак». Но это другая история. А тогда…

С телеэкранов и газетных полос в лицо обывателю крутым кипятком плеснула война, а вместе с ней ее боль, кровь, пот, слезы и безнадега. Но Ельцин всё еще держал паузу, и Чечня «продолжалась». К тому же спустя 10 дней после передачи подписей президент России заявил, что все это немцовский популизм, и он в такие игры не играет. «Война в Чечне стала еще более ожесточенной и бессмысленной. В общем, у нас тогда ничего не получилось, — признался Борис Немцов в интервью журналисту Елене Дикун («Общая газета», 4 апреля 1996 года). — Уже потом Никита Михалков сказал мне: «Ты молодой, кудрявый и глупый. В российской истории не было ни одного случая, чтобы губернатор стал говорить царю, что тот неправильно воюет». Но я буду продолжать бороться против войны всеми законными способами».

У Немцова, действительно, был план, который он изложил президенту после передачи подписных листов: «Представьте себе Ивановскую площадь в Кремле, на которой сложены горы писем, и Вы, встав рядом, заявляете, что не можете игнорировать мнение народа и в течение двух недель приложите все силы к тому, чтобы остановить войну. Тогда люди с удивлением обнаружат, что их тоненький, неслышимый голос, оказывается, донесся до Кремля и возымел действие. Тем самым Вы склоните на свою сторону миллионы избирателей». Борису Николаевичу идея понравилась».

Воистину — помни о выборах. Рейтинг Ельцина за шесть месяцев до голосования был равен одному проценту (арифметическая погрешность), коммунисту Зюганову отдавали предпочтение 30 процентов электората. Надвигалась катастрофа.

После полугода молчания (Ельцин отключил Немцова от правительственной связи, обидевшись на него за «подписную» акцию) президент сам позвонил губернатору и сказал: «Собирайся». Был конец мая 1996 года. Они летели в Чечню.

Вернувшись из «командировки», Немцов отчитался перед журналистами: «Это было его личное решение, в списках делегации меня не было. Я спросил Бориса Николаевича, что он сказал утром Наине Иосифовне, когда собрался лететь в Чечню. «Сказал, что еду в Кремль». В 10.50 были в Моздоке, через 35 минут — в селе Правобережном Грозненского района. Сначала встретились с военнослужащими внутренних войск, потом была встреча с населением, пришло около тысячи человек. Президент не скрывался от народа, мосфильмовских декораций, как в телепрограмме «Куклы», не было».

«Главный по куклам» на канале НТВ Виктор Шендерович спустя почти 20 лет напишет в своем блоге: «Мы уникальная нация, конечно. Нация, которой просто дела нет до собственной истории. Ни до того, чтобы похоронить убитых, ни до того, чтобы наказать убийц. И в имени Немцова в этом контексте неожиданно сошлись очень многие нити…

Любимец президента, он привез под стены Кремля миллион подписей за остановку преступной войны. При крутом нраве Деда, как называло Ельцина его окружение, Немцов, безусловно, рисковал номенклатурной карьерой.

Но он остановил ту войну — он в том числе!»

Что связывало эти «противоположности», президента и губернатора? Что-то прояснил сам Борис Немцов:

«Мы ехали с женой в отпуск через Москву. Приезжаем 19-го (_августа 1991 года._ — **В.Я.** ), смотрю — кругом танки. Думаю, надо куда-то идти, что-то делать. Жена заплакала: «Мы же в отпуск». Я говорю: «Ты о чем? Посмотри, что творится». Она — в гостиницу «Россия», я — в Белый дом. Совершенно растерянные курим в коридоре, и вдруг появляется Ельцин, видит меня и говорит: «Немцов, чего стоишь? Иди оружие получай!» Какое оружие? Там его в помине не было! Потом он снял с работы всех, кто поддержал ГКЧП, в том числе нижегородских начальников. А поскольку в Нижнем он никого, кроме меня, не знал, то он решил назначить меня. Напутствие при этом было фантастическое: «Ты, конечно, молодой, тебе всего 31, ну да ладно, я тебя на пару месяцев назначу. Не справишься — сниму». Меня это как-то вдохновило».

При Немцове в Нижнем Новгороде реализовали программу малой приватизации — первыми в России продали магазины частникам, и на полках появились товары. Осуществили программу социальной поддержки бедных и одиноких пожилых людей: построили 60 домов для престарелых. Провели приватизацию грузовиков — распродали машины на открытых аукционах, и образовался очень мощный сектор, который решил проблему снабжения города молоком, хлебом, нефтепродуктами. Занялись земельной реформой — 300 тысяч человек получили землю. Построили 70 школ, 75 мостов, международный аэропорт…

Беда России — не дураки и дороги. К этому уже привыкли. Страшная и непоправимая ее беда в том, что в России не осталось Сынов Отечества. Их время истекло. Пришло время негодяев, но к ним, впрочем, тоже привыкли. Я вот гадаю, выйдет ли на марш памяти в годовщину убийства Бориса Немцова тот миллион, который остановил войну? И гадать не надо: не выйдет.

**Виталий ЯРОШЕВСКИЙ**

**P.S.** _Двадцать лет назад он сформулировал свое жизненное кредо. По Немцову, это сложный и постоянный выбор между совестью и целесообразностью._

#«Поступок Немцова — это призыв к сопротивлению непродуманным действиям власти»

Что предшествовало знаменитому «миллиону подписей из Нижнего»

Россия несколько лет практически не вмешивалась в ситуацию в Чечне — было не до этого, внутри страны шла ожесточенная борьба между исполнительной и законодательной властью. Но в 1994 году, освободившись от воинственной оппозиции, президент Ельцин, не найдя политического решения в разгоравшемся внутри Чечни конфликте между Дудаевым и Автурхановым, своим указом ввел вооруженные силы для восстановления конституционного строя в республике.

В то время я, как и многие другие, считал, что раз военные действия начаты, бандиты должны быть уничтожены. Однако непрофессиональные действия наших военных, многочисленные жертвы, общественное мнение подталкивали к мирному урегулированию чеченской проблемы. Нужно было думать, как остановить войну. Для этого, по поручению президента, была создана специальная группа аналитиков. Информация о ее работе и ее предложениях была строго ограничена — для узкого круга лиц. Как помню, разрабатывалось несколько вариантов мирного решения чеченской проблемы.

В один из майских дней 1995 года к нам обратились представители одного государства. Им, посредникам в конфликте между Ливией и Ираком, удалось достичь там мирного урегулирования. Предложение стать посредниками в мирном разрешении конфликта на территории Чечни и сесть за стол переговоров пришло через Юрия Батурина (_в то время — помощника президента России по национальной безопасности. —_ **Ред.** ) и к нам. Чтобы проверить все стороны в серьезности намерений, они предложили прекратить на 2–3 дня удары с воздуха — с нашей стороны, и стрельбу по нашим войскам, зажатым в одном из ущелий, — со стороны чеченцев. Борис Николаевич принял это предложение и поручил подготовить соответствующий документ. Телеграмма гласила: «Грачеву. Куликову. С нуля часов 1 июня применение авиации прекратить. Причину не объяснять. Ельцин». Отправив телеграмму, я поехал в киноконцертный зал «Россия», где проходил концерт артистов Татарстана. Еще до наступления антракта ко мне подошел помощник и попросил срочно подойти к правительственному телефону. Телефонистка спецкоммутатора сказала, что меня разыскивает В.С. Черномырдин, который в это время отдыхал в Сочи. Через несколько минут я был уже в машине, соединился с Виктором Степановичем:

— Что за телеграмма поступила Куликову, откуда она взялась?

Объяснил, что это решение президента, но большего сказать не могу.

— Нужно как-то объяснить Куликову, у него срывается операция, и людям грозит гибель. Свяжись с ним.

Связываюсь с Куликовым. Он в панике: начал операцию, в которой передовой отряд оторвался от основных сил километров на пятнадцать, и если их не поддержать утром с воздуха, отряд может быть истреблен. Тревога А.С. Куликова передалась мне. В мозгу вертелась мысль: где могла произойти нестыковка? Позвонил Батурину и пригласил его в машину, которая стояла на Старой площади. Решили звонить президенту, с тем чтобы отменить его решение, но связаться с Борисом Николаевичем никак не удавалось. Тогда я попросил дежурного офицера рассказать президенту о сложившейся ситуации и получить разрешение на отмену его приказа. Уже у себя в кабинете, без десяти двенадцать ночи, такое разрешение получил, и новая телеграмма ушла в те же адреса. Сообщил об этом Черномырдину и рассказал о сути дела.

— Дело-то хорошее, но почему так несогласованно получилось? Жаль, — отреагировал Виктор Степанович.

Наутро состоялось тяжелое объяснение с президентом. Я понимал, что в чем-то сделан просчет, чувствовал себя виноватым, но когда принималось решение, я внутренне надеялся на знание обстановки Верховным главнокомандующим. Президент предупредил, что будет проведено расследование. Через несколько дней «дело» закрыли. Но горечь по поводу не состоявшегося мира осталась. Кстати, изучая прессу, мы с Юрием Михайловичем Батуриным обратили внимание на сообщение о том, что со стороны чеченцев стрельбы в ущелье в течение двух дней не отмечалось.

Меж тем война заставила подняться солдатских матерей, чтобы общество узнало: причина бегства молодых солдат — это не трусость, а своего рода сопротивление, способ сказать власти «нет». Помните, Александр Исаевич Солженицын, говоря о ГУЛАГе, проводил эту мысль: многочисленные жертвы тоталитарной системы, да и сама она — результат отсутствия сопротивления людей.

Поступок Бориса Немцова — это как раз стремление создать сопротивление граждан против непродуманных действий власти.

**Сергей ФИЛАТОВ —**
специально для «Новой»

Справка «Новой»

Сергей Александрович ФИЛАТОВ с 1993 по 1996 год возглавлял администрацию главы государства.

В 1996 году ушел с государственной службы в связи с назначением заместителем руководителя штаба по выборам Бориса Ельцина президентом России.

В настоящее время возглавляет Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ, является председателем Союза писателей Москвы.