Вия играет свита

«Вий» — первая (по крайней мере, в Москве: в «Коляда-театре» он ставил и прежде) театральная постановка известного драматурга и кинорежиссера. Панночку играет Яна Троянова, ключевая актриса фильмов Сигарева «Волчок» и «Кококо». Хому Брута — Андрей Фомин.

Но в дымном, грязном, обитом жестью и дубовыми плахами, обнесенном ржавой сеткой-рабицей и усеянном пухом-перьями мертвых петухов мире «Вия» (сценограф — Николай Симонов) столь же важны персонажи «второго плана»: бледная Шинкарка-Ключница-Ведьма (Яна Сексте — одна из лучших актрис «Табакерки»), хрупкий и зловещий Сотник — самый тонкокостный и породистый демон в этом бестиарии (Роза Хайруллина играет с тем же блеском, что всегда).

И четыре плечистых казака — усердные холопья Сотника и гномы Вия. И подельники Хомы по подтибриванию горшков, гусей и галушек, по изнасилованию и избиению бабенки, встреченной бурсаками при дороге («А баба-то оказалась панночкой!» — с ужасом вскричит кто-то из них) — богослов Халява и ритор Тиберий Горобець. Свой мир они строят все вместе. Он невыносим.

Лицо у гоголевского Вия, как известно, железное (и это испугало Хому больше, чем его веки). Здесь железные лица у всех: от опыта попреков и перебранок, нищеты и унижения, бравой служивой немоты (постоянно приходится прятать какие-то концы в воду), от кожаных канчуков, гулявших по спине каждого, от краденой снеди: любой оскоромится ей при случае.

И у Сотника железное лицо: он всю жизнь держит свой хутор, усердных рабов, на жесткой сворке. Кто-то держит на сворке и его: уж так устроен этот мир, приход давно заброшенной церкви.

«Вий» Сигарева — из того же «Миргорода», что давние мхатовские «Старосветские помещики» Миндаугаса Карбаускиса. Два спектакля в явном родстве. Возможно простое объяснение: оба режиссера внимательно читали Гоголя. Все эти темы — его. Все эти страхи прописаны в тексте.

«Вий» — тонкий спектакль. Ткань двухчасовой постановки плотна и полна метафор. Здоровенный Казак носит хрупкого Сотника на руках (и от этого оба еще страшнее). Ржавая клеть висит над сценой: это бричка, это чулан для пленного Хомы, это образ невыносимой ограниченности (другого мира никто из здешних не знает), это попытка Хомы спастись в клети, читая Писание. Юный ритор Тиберий Горобець (Павел Табаков) пьет горилку из кружки и лупит яйцо, словно причащаясь этому страшному миру: он понесет такое устройство жизни в будущее…

И явление Вия решено просто: Хоме Бруту подносят зеркало. Тут он и умрет от ужаса.