Память на заказ

Вообще-то главная сфера интересов Владимира Потапова — исследование жизни картины после ее объявленной смерти. И «пространственная живопись» (распадающееся и возвращающееся в зависимости от движения зрителя изображение на прозрачных пластинах), и «бесконтактная пигментная живопись» (картинка, будто бы сама собой проступающая на белой поверхности), и фильм-интервью «Ни возьмись», в котором экспертов подталкивают признать гибель живописи как таковой, — это эффектные, но эскапистские опыты. Тем не менее в самых формальных экспериментах художника наличествовали очевидные социальные мотивы. А были и прямые политические высказывания вроде инсталляции, посвященной терактам в родном Волгограде, или подготовленной уже в качестве куратора выставки к 20-летию событий в октябре 93-го. Поэтому проект «По памяти» — и про картину вообще, и про разные артистические техники, и про форматы и объемы. А при этом — отклик на самые горячие общественные дискуссии. И жалко, если из-за летних вакаций он останется незамеченным, даже несмотря на музейный статус.

Потапова можно даже обвинить в газетной иллюстративности, если не учитывать многодельность работ, которые не создаются в один день. Судите сами. Министр культуры грозит уволить главу федеральных архивов за… борьбу с фальсификацией событий Великой Отечественной, выступая за неприкосновенность нас возвышающего обмана. Но панфиловцы — это всего лишь деталь в развесистой лжи советской военной истории. Нас учили и учат, что «красный день календаря», 23 февраля, — дата победы новорожденной Красной армии над кайзеровскими войсками под Псковом и Нарвой. Что абсолютная фикция, достойная кисти мастеров студии Грекова, но не строк учебника.

Потапов — художник, оттого он создает гигантское (3,8х6 м) полотно «Победа под Псковом», нарочитый постмодернистский пастиш, набор цитат из русской и совет­ской баталистики. Тут есть и крестьянский мальчик с пикой, и советские солдаты, и матросы, и французский гренадер, и немецко-фашистский захватчик, и Сапун-гора, и Мамаев курган (куда ж теперь без них!), и Брюллов, и Дейнека. Нет только псковских красноармейцев и самого Пскова — вместо тамошней крепости изображен замок Нарвы. Чтобы подчеркнуть искусственность изображенного, для картины автор выбирает формат, не вмещающийся в музейный зал: она выставлена под наклоном, да еще с обрубленным верхом. Миф всегда больше реальности. Куда уж доходчивей! В пресс-релизе написано, что полотно найдено в запасниках Псковского краеведческого музея (не существующего в природе), где провело около сорока лет, и собственноручно отреставрировано Владимиром Потаповым. И уже хочется попенять художнику за лобовую шутку. Однако псковские СМИ сразу же после вернисажа сообщили о бесценном открытии столичного патриота и даже собирались брать у него интервью. А вы говорите, что современное искусство со своей больной фантазией далеко от народа.

Или вот еще другая часть проекта «По памяти» — превращенная в объект живописная серия на картонных листах открыточного формата «Памятник». Работы вклеены в страницы старого советского фотоальбома, который на выставке предложено листать ностальгирующему зрителю. На каждой картинке — памятник Ленину, в хорошей сохранности и руинированный, подвергшийся акту вандализма или просто потрескавшийся от времени. Есть даже эпизоды украинского «ленинопада». Все Ильичи изображены с им­прессионистической размытостью, с сентиментальной трогательностью. Кажется, что краски потекли под зрительской слезой умиления. Так вот, когда Потапов задумывал эту серию, он не догадывался о совсем свежей инициативе комсомольцев Республики Коми организовать флешмоб «Селфи с Лениным» — всероссийский конкурс фотографий самого себя рядом с памятником вождю мирового пролетариата. В «Мемориале» эту возможную акцию уже назвали «одомашниванием тирана», но это определение как нельзя лучше подходит и к произведению Потапова. Мы теперь можем представить, что получится из комсомольской задумки.

«Одомашниванием» прошлого художник занят и в цикле «Внутри», самом сложном по технике на выставке. Он вдохновлен старыми дворовыми досками объявлений, которые год от года замазывались слоями краски мастерами ЖЭКа и ЖКХ прямо поверх оставшихся бумажек. В итоге создавался непроизвольный палимпсест, пастозная полуабстрактная картина, свидетельства эпох, выступающие друг из-под друга. Потапов сначала использовал подлинные доски, потом имитировал коммунальное ноу-хау. Он не рисовал, а «прокорябывал» изображения, позаимствовав сюжеты из советской фотолетописи от ГУМа и ВДНХ до Афгана и Чернобыля, из семейных альбомов, из старых газет и любительской фотосъемки. Не сразу уловимые очертания проявляются из пестрой живописной плоти как призраки прошлого, которые можно пощупать (картины очень фактурны), но в реальность которых нельзя поверить. Наша личная память тоже обобществлена, мумифицирована и не поддается освежёвыванию, несмотря на все художественные усилия. Их тщетность доказывал перформанс «Плакальщицы» на вернисаже — нанятые актеры пускали слезу перед картинами-миражами Потапова, и искусственность дей­ства доказывала нашу готовность помнить лишь по заказу, по указке Министерства культуры, комитета комсомола, жэковского дворника или учителя истории.

Ему, как некоему абстрактному Геродоту, посвящена финальная часть экспозиции Владимира Потапова — ин­сталляция «Крен». У типичных школьных парт подпилены правые ножки так, что они длинной гармошкой уходят в тупик музейного аппендикса. Нас кривовато учили, да мы и сами кривы на один глаз. Мораль проста и даже нарочита для этой тонкой выставки. Просто живописцу Владимиру Потапову захотелось поработать с реальным, а не картинным пространством, с материальными объектами, а не идеологическими фантазмами. Но, вероятно, на этих симулякрах молодой лев сточил зубы и обломал когти. Хоть буквально перегрыз основы школьного образования в виде ножек столов.

Федор РОМЕР — специально для «Новой»