**В понедельник на свободу вышел Степан Зимин, один из фигурантов «болотного дела». Суд признал его виновным в участии в «массовых беспорядках», применении насилия к представителю власти и приговорил к трем годам и шести месяцам колонии общего режима. Степану оставалось сидеть полгода, но Тульский областной суд неожиданно удовлетворил его апелляцию и выпустил по УДО. Степан пришел в редакцию «Новой» рассказать про три года за решеткой.**
**— Я был уверен, что меня не отпустят по УДО, — до декабря у меня было распланировано, что я доделаю татуировки на руках и набью на груди надпись.**
Мне набивал их парень из отряда, антифашист Тема, он сидит за убийство бона по малолетке. Машинки для тату делали сами из зарядок для телефона и каких-то моторчиков. Мы вообще в колонии все сами мастерили: пирожков захотели — сковородку спаяли, негде было тренироваться — разобрали заброшенный склад и штанги сделали по 200 кг.
Я сидел в одиннадцатом отряде, там отряды распределяют по производствам — мы работали на пластмассовом. Знаешь, делали такие пластмассовые шарики из вторсырья, потом из них приклады для автомата Калашникова делают, трубы всякие или детские игрушки.
**Можно еще пойти работать на пошив одежды, заточку ножниц (все ножницы для маникюрных салонов Москвы точит зона), шить обувь (ее продают в «Центробуви»). Заработок — от 55 до 180 рублей в месяц, они идут на счет — можешь купить две пачки сигарет и пакет чая в местном магазине.**
Работал, чтобы время быстрее прошло. А чем там еще заниматься?
По всей зоне большинство сидит за наркотики. Есть и за кражу, разбойные нападения, грабеж, тяжкие телесные повреждения.
В отряде сто человек, но четко видно разделение на Москву и провинцию. Москвичи в четкой оппозиции, с другой стороны — наоборот, все «за Вову» и против Америки. «Мы в кольце врагов, мы должны остановить американское вторжение, мы объединимся!» и все такое. Там очень мало информации поступает из внешнего мира, одну тему могут обсасывать неделю.
В колонии не получается скрывать свои мысли — рано или поздно все равно расскажешь. Круглыми сутками ты на виду — ешь, спишь, в туалет ходишь. Не хватает возможности побыть наедине со своими мыслями.
Когда я приехал, мне все разъяснили по понятиям. В колониях до сих пор сохранились «касты». Блатные, «козлы», «мужики»... Я был «мужиком» — это порядочная «масть», таких основная масса.
У меня конфликтов не возникало, или удавалось не ввязываться, или просто везло. Был случай: блатные что-то не поделили, азербайджанцы зарезали русских. Случилось это, когда «менты» уже ушли на вахту. Так нас потом по секторам разогнали, оцепили территорию омоновцы с щитами и в масках. Они у нас неделю тусили, каждый час с автоматами по секторам прогуливались.
Зеки ходят у нас не пойми в чем — выдают какую-то непонятную униформу. Ботинки типа армейских, брюки из самой хреновой ткани, сверху пиджак с биркой.
Шмон в колонии — это отдельная тема! Могут прийти шмонать, если настучат, что кто-то хранит что-то «не по уставу». Раз в полгода общезоновский шмон, когда приезжают из Управления ФСИН по Тульской области. Нас строят на улице, а они идут по отрядам, все вытряхивают. Ищут что-нибудь неуставное — ножи, керамические чашки, неустановленного образца одежду, телефоны, какие-то рисунки.
Однажды прихожу с производства, а моих ботинок нет — говорят, был шмон. А у меня 50 размер ноги, мне их выданные ботинки не налезают. Поэтому начальник колонии мне справку выписал, что могут с воли передать. В отделе безопасности «мент» Леша мне говорит:
— А я их сжег!
— Че?
— Ну, они неустановленного образца, я и сжег!
— А размер вас не смутил? — и я показал справку.
Он такой: «Ой, блин! Ладно, за три дня решу проблему». Прикинь, через три принес новые ботинки. Сам купил!
Не только выданные ботинки мне были малы — наручники на мне не закрывались, я не умещался на шконке. Приходилось спать калачиком. Кажется, по привычке теперь всегда так спать буду.
Не хватает всего. Еды не хватает, сигарет постоянно — из ста человек курят все. Мы шутили: если привезти целую фуру сигарет, к вечеру все равно ходить стрелять будут.
**Однажды, когда совсем плохо было, заворачивали табак из «Примы» в страницы детективов, которые перевезли на переработку.**
Когда меня отпускали, я уже на выходе попросил: «Пацаны, дайте сигарету!», а они мне: «Дома покуришь!»
На зону за год мне не передали ни одного письма. Не разрешили — сказали, дело такое. «Будешь на воле — почитаешь», — как мне сказал главный оперативник. Книжки тоже не разрешали передавать. На чтение в принципе времени и не хватало. Поспать иногда даже не хватало. А, и ни одного длительного свидания. Тоже потому, что дело у меня «особое».
Вот сейчас вышел на свободу, но правозащитной деятельностью заниматься не хочу — нет, тут надо более глобально смотреть на вещи. Надо менять систему ФСИН. Например, у нас было так: звонят на зону, что комиссия едет. На два часа, что она там, все убирают, «менты» переодеваются. Комиссия уезжает — и все по-новому.
#Как все начиналось
После митинга по всем каналам начали говорить, что основную движуху на площади делали люди в масках. А я ведь тоже был в маске! Тогда зародилась мысль, что в принципе меня могут взять ни за что. Но куда валить? В тайгу, что ли? Всегда думаешь, что с тобой это не случится. Так что когда ко мне позвонили в дверь 8 июня, я не сильно удивился. Разыграли шоу со спецназом: открыл дверь, получил с ноги удар в грудак, упал, меня поставили на колени к стенке и приставили пистолет. Пять чуваков с автоматами в масках пробежались по квартире, нашли у меня этот несчастный «коктейль Молотова» (который оказался растворителем краски — **Е.Ф.** ). Изъяли дневник и опубликовали на сайте следственного комитета. Опубликовали — и бог с ним. Поначалу было неловко, потом понял, что у этих людей все равно нет ничего святого.
Я знал, что я не виноват ни в чем. Кто будет кидать камни, когда вокруг столько камер? На площади 6 мая меня повалили на землю трое, один ударил берцем в лицо. Потом все трое стали потерпевшими по моему делу.
Один из них — омоновец Куватов — вообще замечательный человек! Столько раз менял показания, что в какой-то момент на следствии я уже сам запутался, что он от меня хочет и что я ему сделал. Опознавал он меня после того, как следователь «случайно» вывел меня в коридор, где Куватов сидел. Все нормально. Я ничего другого не ждал от этих людей. Если бы сейчас случайно встретил Куватова, даже не поздоровался бы.
Все происходившее тогда я воспринимал, как само собой разумеющееся. В Мосгорсуде вели по красивым коридорам, в зале был кондиционер, а потом нас спускали в «стаканы» — комнаты два на два метра, без воздуха. И сидишь там, как в бочке, иногда втроем, иногда по восемь часов.
Ну а что делать? Кричать? Биться о клетку? Оставалось просто собраться с мыслями и держать все в себе — хотя бы родным показывать, что все нормально.
Нас просили признать вину вплоть до приговора Лузянину. Его ставили в пример: признался, получит свою условку, а вы будете сидеть долго. Когда он получил 4,5, они подутихли со своим «признанием вины». На зонах много людей сидит не за свое — просто поверили следствию.
…Первое, что я сделал, когда вышел — купил пачку сигарет.
Мне сейчас непривычно в городе — вокруг все люди в цветном. Но они изменились, взгляд какой-то у них другой стал.
У меня был страх освобождения. Сейчас это состояние кажется смешным, но я с ужасом думал — а что дальше? К тому укладу привыкаешь.
Я буду доучиваться на востоковеда. Еще решил второе высшее получать по биологии. Всегда хотел быть микробиологом.
Я спокойнее стал по отношению к людям и к себе. Зря ли это все было? Конечно, зря. Но теперь это часть моей жизни, из которой выносишь какой-то опыт. Ну, вот с пластмассой теперь умею работать, чифирь варить… Если без шуток, выживаемость у меня повысилась.
Пока я веду улиточное существование — все свое ношу с собой. Живу у друга.
_(Говорю Степе, что кот, которого после его ареста забрал к себе координатор проекта «Росузник», сбежал. Степа расстраивается)._ Как? Я же собирался его забрать!
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»