Обыкновенный геноцид

Сколь я себя помню, в нашей семье об этом говорили всегда. Конечно, чаще среди ереванских родственников. Но о «Великом Злодеянии» — Мец Егхерн — знали и муж бабушки Шушаник — дед Евгений Петрович Савостьянов, и мой отец Борис Николаевич. Об этом не могли говорить без слез, и я не могу говорить об этом спокойно до сих пор. Я отвожу глаза от страшных фотографий — свидетельств злодеяния. Есть вещи непереносимые даже для историка. ХХ век, которого человечество ожидало как век разума и света, весь пронизан этими зияниями кромешной сатанинской тьмы, ибо нет ничего более ужасного, чем сознательное лишение жизни, счастья и достоинства ни в чем не повинных людей. «Он был человекоубийца от начала» — говорит Иисус о диаволе [Ин. 8, 44]. А ХХ век полон никак нравственно не оправдываемым человекоубийством, и эта жуткая практика победоносно входит в сегодняшний день, в век XXI.

Шел первый год Мировой войны. В ночь на 24 апреля 1915 года в Стамбуле были арестованы 235 видных османских интеллектуалов — юристов, врачей, поэтов, композиторов, художников, профессоров, религиозных деятелей, депутатов парламента-меджлиса. Затем еще 600, затем еще пять тысяч. Большинство из них были вывезены за город и умерщвлены, другие брошены в крепостные казематы и лишь немногие, всемирно известные, под давлением нейтральных держав, в первую очередь США, высланы из Османской империи. Взгляды этих людей были различны, интересы — вовсе не сходны, но всех страдальцев объединяло то, что они были по крови армянами, по вере — христианами разных конфессий, и все они принадлежали к верхушке ведущего слоя убивавшей их Империи. В те же дни по всей огромной стране были убиты сотни тысяч армянских мужчин. 60 тысяч армян были солдатами и офицерами воюющей турецкой армии. Они были отозваны с рушащихся под ударами войск Антанты фронтов, разоружены и также убиты. За два-три месяца армянские кварталы Трапезунда, Эрзерума, Муша, Эрзинджана, Мараша, Зейтуна, Сиваса, Диярбакыра и десятков других городов и сотен сел Анатолии опустели, были сожжены и разрушены, древние монастыри и храмы — осквернены, старинные кладбища — распаханы. А жители, те, кто избежал немедленной смерти от рук солдат и их добровольных помощников, большей частью женщины, старики и дети, были обесчещены, ограблены до нитки и посланы пешими колоннами в аравийские пустыни почти на верную гибель от зноя, голода и жажды.

На Версальской конференции 1919 года свидетель и посильный защитник избиваемых, посол Соединенных Штатов в Османской империи в 1914–1916 гг. Генри Моргентау подвел страшный итог — из двух, двух с половиной миллионов армян Империи за несколько месяцев было насильственно умерщвлено или погибло от невыносимых условий около половины. Остальные — лишились родины и имущества, стали нищими беженцами. Та же участь в то же время постигла в Османской империи и другие христианские народы — ассирийцев, говоривших на различных диалектах древнего арамейского языка, и греков. Если суммировать жертвы трех этих народов, то, по подсчетам посла Моргентау, число погибших превышает два миллиона человек.

В те дни, когда рекой лилась невинная кровь и стоны умирающих от голода и жажды, иссушенных зноем людей достигали неба, весь мир знал, кто сотворил это безмерное зло и почему. Знал, но мало что мог сделать, чтобы помочь несчастным. Зло это сотворили не невежественные кочевники и не разбойники с большой дороги, хотя были использованы в полной мере и их руки. Зло сотворили интеллигентные и во всех отношениях респектабельные турецкие политики нового поколения, сами себя называвшие младотурками. Вдохновителями геноцида стали члены высшего руководства Империи — «совета трех пашей» — военный министр Энвер-паша, морской министр Джемаль-паша и министр внутренних дел Талаат-паша.

Для истребления христиан были использованы регулярные войска, полиция и иррегулярные курдские части под командованием генералов и офицеров, учившихся в Германии и Франции, большей частью далеких от какой-либо религиозности, и уж тем более от религиозного фанатизма, отличавшихся светскостью и европейскостью, своим презрением к «средневековому варварству» эпохи османского абсолютизма. Именно младотурки низложили и сослали в 1909 году султана-деспота Абдул-Хамида II, восстановили и расширили систему представительной демократии, отменили в 1908 году все ограничения для христиан Империи, позволив им на равных участвовать в политической жизни, носить оружие, занимать любые посты в вооруженных силах и гражданской бюрократии. Даже для тех армянских партизан, которые с оружием в руках отстаивали права своих соплеменников в предшествовавшие десятилетия зулюма — неограниченной султанской власти, — была объявлена в 1908 году полная амнистия.

и геноцид перемещенных народов в сталинском СССР, и безмерное избиение всех и вся в том же ленинско-сталинском СССР, в маоистском Китае, в полпотовской Камбодже? Геноцид невозможно принять и не стать его содельником, но его можно и даже необходимо понять, чтобы если не исключить, то хотя бы минимизировать возможность осуществления в будущем.

Османское государство было создано в XIV–XV веках главным образом на землях Восточной Римской империи, частично к этому времени занятых Арабским халифатом. Большинство жителей этих земель были христианами. В XVIII веке христиан в Империи было две трети, а в начале ХХ века около 54%. В соответствии с нормами мусульманского права христиане и иудеи считались гражданами Империи, но неполноправными. Они, зиммии, защищались государством, но рассматривались как люди «второго сорта» в сравнении с мусульманами. При этом им было предоставлено внутреннее самоуправление — так называемая система миллетов. В повседневной жизни христиане, иудеи и мусульмане сосуществовали большей частью мирно. Сохранилось немало воспоминаний османских христиан XIX— начала ХХ века, в которых говорится с большой теплотой и дружественностью об их мусульманских соседях и односельчанах. Например, будущий Вселенский патриарх Афинагор рассказывал, что в его родной семье эпирских греков мать и сестра больше доверяли бродячему дервишу Эмилю, нежели местному православному священнику.

Однако если права христиан и были ущемлены относительно мусульман, то образованностью и богатством христиане существенно превосходили своих иноверных соседей.

То же самое было и с греками. Из 654 оптовых компаний Стамбула в 1911 году 528 владели этнические греки. Среди турок была распространена поговорка: один еврей может обмануть четырех турок, один армянин — восемь евреев, а один грек — шестнадцать армян. И хотя подавляющее большинство османских христиан были небогатыми крестьянами и ремесленниками, представление о них как о хитрецах, живущих за счет простоватых мусульман, было повсеместно. А где такие представления, там обычны зависть и нелюбовь.

Конфликты на экономической почве порой достигали большой остроты, но настоящий раскол возник тогда, когда христианскими народами Османской империи в начале XIX века овладел родившийся в кровавой сумятице Французской революции дух национализма. Сначала просвещенные греки и сербы, а потом и ведущий слой других христианских народов Империи — румын, болгар, армян, арабов-маронитов начал борьбу за гражданское равноправие с мусульманами, а в пределе — за создание национальных государств. На эти движения турки ответили жестокими репрессиями, часто — погромами и резней забывших свое место неверных. Отношения между разноверными подданными османских султанов быстро ухудшались. На Балканах появились лихие гайдуки — защитники христиан-единоверцев, в Анатолии — армянские фидаины (от арабского фидай — жертвующий), создававшие партизанские отряды и мстившие за насилия, причиненные соплеменникам. В ответ — новые погромы, еще более страшные и масштабные убийства. В 1821 году в Стамбуле турки повесили на Пасху Вселенского греческого патриарха Григория в полном облачении, на Хиосе в 1822 году вырезали или продали в рабство почти всех обитателей острова (около 100 тысяч человек), страшные жестокости предшествовали и сопутствовали Русско-Турецкой войне 1877–1878 гг. В правление Абдул-Гамида II в 1895–1896 и 1904–1906 гг. было вырезано несколько десятков тысяч армян (возможно, до 200 тыс.). Примеры можно множить.

Но жестокости не сцементировали Империю. Напротив, от нее откалывались все новые области — Греция, Сербия, Черногория, Румыния, Болгария обрели независимость, христиане Малой Азии охотно переходили под власть русского царя — границы России в Закавказье постоянно раздвигались за счет Турции. С Российской империей даже происходил официальный обмен населением — мусульманам разрешалось эмигрировать в Османскую империю, а христианам — из Османской в Российскую. На протяжении XIX века этим правом воспользовались несколько миллионов людей.

Младотурки своей целью видели прекращение этого пагубного для Империи процесса углубления межисповедного антагонизма. Свою партию они так и назвали — «Иттихат ве теракки» («Единение и прогресс»). Прекрасно понимая, что Османская империя не сможет стать чисто мусульманской страной, не потеряв провинций и не вступив в острый конфликт с европейскими христианскими державами, турецкие революционеры стали преобразовывать государство на принципах принятого тогда в Европе гражданского равенства. Это был очень перспективный путь.

Многие армяне, славяне и греки Империи стали именовать себя османами христианской веры, османами армянского или славянского происхождения — то есть верными Османской династии, османскими гражданами. В Балканских войнах 1912–1913 гг. армянские солдаты и офицеры показывали высокие образцы героизма, сражаясь в рядах турецкой армии. Среди армянских политиков произошел раскол — меньшинство (партия «Гнчак») продолжало желать создания независимого Армянского государства из всех земель Турции и России, на которых жили армяне (почти повсюду составляя, впрочем, лишь меньшую часть населения), большинство же готово было довольствоваться автономией в составе существующих империй (партия «Дашнакцутюн») и активно сотрудничало с младотурками.

Вера в западные демократии у него и других младотурок существенно поубавилась. Как это часто бывает, разочарование в исповедующих тот или иной принцип невольно приводит к отрицанию и самого принципа. Такой перенос бывает и неоправдан, и вреден, но психологически он объясним. Это и произошло с младотурками. Гражданский либеральный османизм в головах лидеров «Иттихад» все больше вытесняется пантюркизмом, младшим братом пангерманизма и панславизма, — либерализм подменяется этническим национализмом. Многие сильные умы Европы мыслили в это время в категориях геополитики и светского национализма. Младотурки все более увлекались идеями графа Гобино и Хьюстона Чемберлена, просто подменяя «истинных арийцев» «настоящими тюрками» и не замечая при этом очевидного — пантюркизм, противопоставлявший турок другим народам Империи — не только христианским, но и мусульманским — арабам, персам, курдам, еще вернее разрушал доставшуюся им в наследство страну. Химерические планы расширения Империи на восток, в области, населенные народами, говорящими на тюркских языках, — в Туркестан, на Кавказ, в Поволжье вплоть до китайского Синьцзяна, совсем не уравновешивали того отчуждения и вражды, которые обещали разгореться с новой силой, когда христианские османские народы опять ощутят себя гражданами второго сорта, теперь уже в сравнении с «истинными туранцами». «Второсортность» грозила теперь и арабам, населявшим всю южную половину Империи, и курдам.Строительство Империи на новых принципах требовало от турецких лидеров огромной мудрости и сдержанности. Крайнюю опасность представляла любая война, которая обрушила бы новую конструкцию гражданского османского национализма, противопоставив христиан своим соплеменникам и единоверцам по другую сторону фронта. Гражданский османизм подвергся тут же суровым испытаниям — в 1911 году Австро-Венгрия окончательно отторгла от Османской империи Боснию и Герцеговину, а Италия одновременно Ливию и острова Додеканеса. 29 октября 1911 года соратник Энвера, министр финансов Мехмед Джавид-бей, обратился с учтивым письмом к Уинстону Черчиллю, в котором просил Великобританию дипломатически поддержать «новую демократическую Турцию», подвергшуюся итальянской агрессии, но, по совету Эдварда Грея, туркам был дан «вежливый отказ». Хорошие отношения с Италией англичанам были важнее какой-то турецкой демократии. А Энвер тогда сражался с итальянцами в пустынях Триполитании. На следующий год он сражался с войсками болгар и других стран Балканской коалиции на стенах Адрианополя, а Англия и Франция вновь были морально на стороне его врагов. «Турки никогда не вернутся в Адрианополь», — заявил Э. Грей в те дни, но Энвер отвоевал город. Он и поныне турецкий.

Но выбор был сделан, и он определил место Османской империи в начинающейся Мировой войне. Антанта, в том числе и исконный противник Османской империи — Россия, готовы были гарантировать полную целостность ее территории в обмен на нейтралитет. Но нейтралитет не сулил ничего в плане создания великой туранской империи, перспективы которой тщательно изучались в то время и теоретиками туранизма — Текином Альпом, Мехмедом Зия, и практиками, стоявшими у штурвала огромной, но слабеющей страны. Собирание туранских земель, туранский мир — эти идеи должны были вдохнуть новую силу в тело Империи. А для этого нужен был русский Кавказ, русский Туркестан, северная Персия. Все это обещала дать после победы Германия. «Наше — и так наше и никуда не денется, — рассуждали пантюркисты, — а новые земли даст нам победа над Россией и ее союзниками». 27 июля 1914 года младотурки предложили Германии заключить тайный союз против России. 2 августа договор был подписан. 29 и 30 октября без объявления войны турецкие крейсеры обстреляли мирные русские черноморские города — Одессу, Севастополь, Новороссийск. 30 октября страны Антанты объявили Турции войну.

Война сразу стала непопулярной среди христиан Империи. Армяне и греки совсем не желали умирать за туранскую идею. Тем более что Россия предлагала создать автономную Армению в населенных армянами вилайетах Анатолии, а Греция, тут же солидаризировавшаяся с Державами Согласия, стремилась включить в свои границы населенные греками анатолийские берега Эгейского моря. Началось массовое дезертирство христиан из турецкой армии, уклонение от мобилизации. Многие молодые люди стремились перейти фронт и влиться в добровольческие дружины, которые зоравар Андраник (Андраник Озонян) и другие любимые всеми армянами федаины формировали в Эриваньской губернии. Старинная вражда, подозрительность, зависть вновь подняли голову. Христиане предают нас, они заодно с врагами Империи — в считанные дни шепот турок превратился в громогласное возмущение. По местам начались погромы, насилия вновь рождали насилия еще большие. Но какое-то время стамбульский триумвират пашей еще старался действовать в духе «Иттихад». По их просьбе авторитетные в христианских общинах люди — епископы, депутаты призывали единоверцев сохранять верность Империи, воинов — хранить присягу султану. Очень многие, скорее всего большинство, были готовы, кто скрепя сердце, а кто и вполне искренно следовать этим призывам. Но тут произошла военная катастрофа.

15 ноября 1914 года русские полки перешли в Закавказье границы Османской империи и быстро заняли ряд ключевых перевалов, горных проходов и железнодорожных узлов на турецкой территории. Считая русский фронт главным, Энвер-паша лично возглавил 3-ю армию, срочно готовившуюся к контрнаступлению. Его начальник штаба, германский генерал-лейтенант Бронзарт фон Шеллендорф и группа немецких штабных офицеров разработали детальный план разгрома русских войск и переноса войны в кавказские области Российской империи, где ожидалось восстание мусульманских народностей. 26 ноября контрнаступление началось. 29 ноября, поддерживая наступающие турецкие дивизии, восстали аджарцы Батумского округа, и войска Энвер-паши, почти не встречая сопротивления, подошли к стенам Батума. Тяжелые бои завязались вокруг железнодорожного узла Саракамыш. Турки пытались окружить русские войска, используя существенное численное превосходство. Русский главнокомандующий генерал А.З. Мышлаевский отдал было приказ об отступлении и покинул армию, но его начальник штаба, «гений войны» Николай Юденич несколькими умелыми фланговыми ударами наголову разгромил 3-ю турецкую армию в боях 2–4 января 1915 года. Один из корпусов целиком попал в русский плен. Потери турок убитыми, ранеными и обмороженными были огромны. Рука об руку с русскими войсками в этих боях сражались армянские добровольческие отряды, порой показывая чудеса мужества и военной смекалки.

Энвер-паша оставил отступающие из-под Саракамыша остатки войск и уехал в Стамбул. Он еще успел поблагодарить армян Анатолии «за полную поддержку османского правительства и армии» и направил благодарственное письмо армянскому архиепископу Коньи, но одно за другим стали приходить известия об армянских восстаниях и нападениях на отступающие части в прифронтовой полосе. Это были не широкие народные возмущения — большинство армян оставались лояльными султанской власти, — но действия партизанских отрядов. Армянские источники сообщают об уничтожении федаинами в 1915 году 12 тысяч османских солдат, турецкие называют цифру в десять раз большую и утверждают, что среди погибших — большинство — мирные мусульмане, в том числе женщины и дети.

Армянские отряды, воюющие вместе с русской армией, армянские партизаны в тылу… Скорее всего горечь тяжелого поражения подтолкнула Энвер-пашу и его друзей к мысли, что армяне все — тайные союзники Антанты и затаившиеся до времени враги турок. Термина «пятая колонна» тогда еще не было, но в головах пашей армяне стали именно тем — национал-предателями.

В конце февраля 1915 года в глубокой секретности был разработан план показательного наказания армян — дезертиров и уклонистов от мобилизации и полного выселения всего армянского населения из прифронтовой полосы. Особенно опасались восстания армян в прифронтовом и пограничном вилайете Ван, единственном в Империи, где армяне составляли абсолютное большинство населения. По слухам, партизаны-дашнаки собрали в ванских селах целые арсеналы оружия и ждали подхода русских войск. В феврале губернатором вилайета был назначен шурин Энвера — Джавдет-бей. Зная о планах депортации армян, он потребовал всех армянских мужчин призывного возраста на строительные работы, но получил от армянской общины отказ. Армяне готовы были выделить лишь каждого десятого. Начались столкновения ванских федаинов с полицией, появились убитые, в нескольких армянских селах были устроены жестокие погромы, возможно, имевшие цель провокации. А 19 апреля началось широкое восстание армян Вана, которое поддержали курды, восстав в Битлисе, и ассирийцы — в Башкале. Воспользовавшись восстанием в турецком тылу, русские войска начали стремительное наступление. 15 мая войска генерала Николаева и отряды зоравара Андраника войдут в Ван под радостные возгласы армян: «Керы екав!» — «Дядя пришел!»

Последние сомнения у пашей-триумвиров отпали: армяне — предатели, а предателей в условиях военного времени надо уничтожать. Отравленные этническим тюркским шовинизмом, ослепленные горечью военных поражений, младотурки решили покарать и казнить не заговорщиков, не федаинов, не дезертиров — но всех армян, вина которых большей частью была лишь в том, что они родились армянами и были крещены в христианской купели. Застарелая зависть к зажиточным соседям, привычка наводить «порядок», сея резней страх, смерть и разорение, — все это превратило «окончательное решение армянского вопроса» в ужасающую по своим масштабам и жестокости бойню. Преступление Энвер-паши и его содельников состояло не в том, что он наказывал, пусть даже смертью, военных преступников — так на войне поступают все; преступление состояло в том, что младотурки карали смертью и обрекали на невыносимые страдания миллионы совершенно невинных людей, только за то, что и они армяне, ассирийцы, греки…

К чести мусульман Империи, далеко не все из них последовали повелениям «окончательно решить армянский вопрос и не все устрашились перспективы разделить участь армян, если они встанут на их защиту. Видный вельможа, губернатор Алеппо Мехмед Джеляль-бей послал в Стамбул телеграмму: «Я управляю городом и не буду его палачом». Убивать и изгонять армян отказался губернатор Смирны Рахми-бей и Адрианополя — Хаджи Адил-бей. Даже комендант страшного концлагеря в сирийской пустыне Дер-Зор, в который сгоняли десятки тысяч армян, — Али Суэд-бей всеми силами пытался помочь депортированным. Вскоре и он, и губернатор Алеппо были смещены и заменены жестокими палачами. Множество простых мусульман брало в свои семьи детей угоняемых на смерть армян, а то укрывало и взрослых — благо все армяне Анатолии свободно владели турецким и внешне часто были неотличимы от мусульман. Когда приходили русские войска, выходившие из погребов спасшиеся армяне, ходатайствовали за своих мусульманских братьев. Так были спасены тысячи, может быть даже, десятки тысяч армян, но многие сотни тысяч были жестоко умерщвлены по четко рассчитанному сценарию вождей страны. Покидая Стамбул в 1916 году посол Генри Моргентау написал: «Я исчерпал свои моральные возможности. Я обнаружил, что мне невыносимо далее общаться с людьми добрыми и любезными, от которых все еще разит кровью почти миллиона людей… Турция стала пространством ужаса…»

Уже через месяц после начала геноцида, 24 мая 1915 года, державы Антанты сделали заявление, в котором впервые был использован термин «преступления против человечности» — crimes against humanity: «Ввиду новых преступлений Турции против человечности и цивилизации правительства Союзных государств публично заявляют Высокой Порте о личной ответственности всех членов Османского правительства, а также тех их агентов, которые вовлечены в резню».

30 октября 1918 года, подписав Мудросское перемирие, Турция капитулировала. То, что должно было произойти, — произошло. Все арабоязычные провинции Империи отпали от нее, греки заняли восточный берег Эгейского моря с их древними городами — Смирной, Милетом, Эфесом. А в 1919 году военный трибунал признал трех пашей — Энвера, Талаата и Джемаля тяжкими преступниками против человечности и приговорил их и их сообщников к смертной казни. Казнить, впрочем, их не удалось. В последние дни войны на немецкой подводной лодке они бежали в Германию. Петля настигла лишь трех губернаторов. Преступления младотурок против армян и греков, факты уничтожения людей по мотивам национальной принадлежности были всецело признаны трибуналом. Но новый правитель Турции — Кемаль-паша (Ататюрк) в 1920 году прекратил деятельность этого военного трибунала, а казненных губернаторов объявил мучениками и героями турецкого народа. Материалы, собранные следствием, засекречены до сего дня…

Мой двоюродный дед Арменак, кавалерийский офицер царской армии, происходил из Муша, о чем свидетельствует и его фамилия — Мушегян. Моя прабабка Анастасия, по семейному преданию — из Трапезунда. Ее девичья фамилия была греческой — Аматуниди. Что стало с их близкими в 1915 году? Кто выжил, кто погиб, кто сошел от страданий с ума? Слезы переполняют сердце. Дальше писать невозможно.