Зима, январь, день смерти Ленина. Надо возлагать венок к Мавзолею. Все Политбюро и Секретариат идут на Красную площадь. Ну, конечно, не в полном составе. Товарищи из республик не приезжают, они у себя возлагают. Кто-то болеет. Товарищ Громыко в Париже, товарищ Катушев в Варшаве. Но кворум есть.
Леонид Ильич уже едва ходит. Но тоже участвует. Как же без него! А вот непосредственно возлагает венок — на этот раз мой шеф. В каком смысле «непосредственно»? А вот в каком. Два офицера в парадной форме этот венок несут и к стене Мавзолея ставят. А он следом за ними идет, и потом рукой расправляет ленточки. Вообще-то обычно это сам Брежнев делал, но тут он сам поручил моему шефу. «Снег, — говорит, — идет. Боюсь, поскользнусь! Давай лучше ты». Такая честь! Хотя опасно. Могут подумать, что тебя дядя Лёня в преемники наметил. Сожрут! Но ведь не откажешься…
Ну ладно. Венок здоровенный, розы голландские, и все это на пушистом кедровом лапнике. Специально из Сибири везли.
Вот. Ставят, значит, офицеры венок, отдают честь, отшагивают в стороны. Рядом телекамеры, снимают это дело. Мой шеф, склонив голову, правой рукой, как положено, расправляет ленточки. Запах от кедровых веток чудесный. Он их чуточку гладит. Запускает в них пальцы.
И тут его кто-то за палец — цап!
Больно и крепко.
Он смотрит: ё-моё! Бурундук! Как-то он с этим кедром приехал. И вцепился, сволочь такая, в палец. А телекамеры снимают. И все Политбюро вместе с Секретариатом сзади тоже стоит с серьезным видом. Не станешь же при всех руку выдергивать и бурундука стряхивать! Позор на всю страну — тем более что прямая трансляция! Что делать?
Вот шеф и говорит вполголоса:
— Братишка! Бурундучок! Ну будь человеком! Отпусти! Я велю ребятам, чтоб тебя накормили и куда хочешь — хоть в зоопарк на все готовое, хоть на родину. Спецсамолетом отправлю! Только отпусти! Пожалуйста!
Бурундук отпустил и куда-то в эту хвойную толщу юркнул.
Мой шеф снял шапку, поклонился в пояс — вроде Ленину, а на самом-то деле бурундуку! — и все остальные члены и кандидаты в члены, как ваньки-встаньки, за ним — тоже шапки долой, и в пояс.
А дальше все по своим ЗИЛам — и кто домой, кто в ЦК…
В ближайший четверг сидим на Политбюро.
Вдруг Брежнев спрашивает моего шефа:
— Смотрел передачу, как мы возлагаем к Мавзолею венок. А ты у венка стоял и что-то губами шевелил, я точно заметил. Что ты там шептал? Кому, зачем?
— Я говорил с Лениным, — отвечает мой шеф. — Советовался.
— Про что?
— Я спросил: «Товарищ Ленин! Сейчас, когда наша страна выходит на новый крутой подъем, что нам нужно сделать, чтоб успехи были еще ярче?»
— И что он сказал?
— Он сказал, — тут мой шеф задумался на секунду и выпалил: — Он сказал: «Передай Леониду Ильичу…»
— Чтобы он шел в жопу? — засмеялся Брежнев.
— Что вы, Леонид Ильич! — нахмурился мой шеф. — Ленин сказал: «Передай Леониду Ильичу, чтобы он наконец написал мемуары. Воспоминания о своей партийной работе. Это нужно молодежи! Это будет иметь огромное политическое и воспитательное значение!»
— Чудаки вы оба, — сказал Брежнев. — Надо было спросить, как накормить народ. И чтоб работать научились хотя бы как в ГДР, не говоря уже о ФРГ… И чтоб он обязательно ответил, а то у меня тут одни академики, а ни хрена не понимают. Или сказать не могут… Пойду сам с ним поговорю!
Встает и говорит:
— Дайте пальто!
Мой шеф говорит:
— Уже не получится, к сожалению. Ленин уже уехал. То есть не он сам, а его душа. Которая разговаривает. Дело в том, что его душа прилетает ненадолго, из Сибири. Как раз на возложение венка. А весь год она живет там, в районе Шушенского. Там, где высокие кедры и широкие реки, где водятся медведи и бурундуки. Кстати, новый бурундук на днях появился в Московском зоопарке. Подарок Красноярского крайкома.
— Бурундук — это хорошо! — засмеялся Брежнев и опустился в кресло. — Ладно. Придется засесть за мемуары! Ты там все организуй. Скажи: Ленин велел!
— Конечно! — сказал мой шеф и под столом потер забинтованный палец.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»