Самый московский поэт

Борис Пастернак — московский поэт до самых глубин. Выставка — это движение от уюта детства на Мясницкой в семье отца, прекрасного художника Л.О. Пастернака, и матери, пианистки Р.И. Кауфман, к юности на Волхонке в окружении друзей-поэтов, а затем к встречам и бдениям на бульварах и в арбатских кофейнях с Маяковским и его друзьями-футуристами.

Выставка позволяет «прочитать» город, где жил и работал Борис Пастернак, как образы его стихов и романа «Доктор Живаго».

Москва, низкая, с палисадниками и садами, пляшущими церквями, переплетенная и запутанная в паутину переулков, с дворами, грачами, чердаками, форточками, с метелями, сквозняками — музыкой города — отразилась в стихах Пастернака как своеобычный мир.

Война и революция, теплушки, перевернутый быт, когда «Москва с размаху кувырнется наземь…» Отъезд родителей в Берлин, первая жена — Евгения Лурье, огромный эпистолярный роман с уехавшей великой москвичкой — Мариной Цветаевой.

Следующий зал. В центре фантом того времени — Дом Советов, который должен был возвести архитектор Иофан на месте храма Христа Спасителя, взрыв, который видел Борис Пастернак. Это время «Второго рождения», когда начинается другая жизнь поэта с Зинаидой Николаевной Нейгауз и происходит мучительный разрыв с Е.В. Лурье.

Первый съезд Союза писателей. Пастернак в президиуме; его пытаются сделать первым поэтом. Но путь государственного поэта для него невозможен. «Я ни капельки не изменился, но положенье мое морально переменилось к худшему, — писал он в письме О. Силловой в 1935 году. — Где-то до съезда или на съезде была попытка взамен того точного, чем я был и остался, сделать из меня фигуру, арифметически ограниченную в ее выдуманной и бездарной громадности, километрической и пудовой…»

Третий зал пуст. Только окна Лубянки светятся фотографиями близких и далеких друзей. Вся Москва смотрит с содроганием и ужасом в сторону этого дома.

А затем Затвор в Переделкине. И попытка растворения в природе, работа над романом «Доктор Живаго». Но судьба настигает поэта даже тогда, когда это кажется невозможным, в оттепель, во времена надежд и радости возвращения друзей. «А за мною шум погони…» — пишет перед смертью поэт, которого преследуют и гонят за то, что его роман получил Нобелевскую премию. Газеты и собрания, травля поэта. Но все, что создал поэт, остается с нами навсегда. И пусть стыд и позор не оставляет нас при виде кричащих с выставочных стен газетных заголовков.

Наталья ГРОМОВА — специально для «Новой»