Хриплый, яростный и страстный

Что может один человек? Ничего не может. Силы его беспредельно малы перед движением мировых махин и всемирным хаосом. Но если есть сердце в груди и нервы как тончайшие радары, то голос сам собой рвется из души.

На сцене Вудстока он был в безумии, пароксизме и счастье любви. Растрепанный хайр, будто облитый водой из ведра, майка в обтяжку в психоделических разводах, у которой во время выступления он все время подворачивал рукава, белые звезды на туфлях — таков был Джо. Голос, голос, голос! Хриплый и бешеный, яростный и страстный, прорывающий все преграды, достающий камни со дна и свет из ночи — голос Джо Кокера соединял этот разрозненный, распадающийся на части, вечно дурацкий мир в прекрасное целое.

Каждый раз, выходя на сцену, он впадал в экстаз, нагнетал чувство, создавал любовь. Это был его главный труд — делать людям тепло и давать им любовь. Его знаменитые руки вытворяли чудеса на невидимой гитаре. Какой-то журнал в шутку признал его лучшим гитаристом года, при том что он ни разу в жизни не вышел на сцену с гитарой. Но на той, воображаемой, которая парила перед ним в воздухе, как медленно вращающаяся голограмма, присланная из другого мира, он играл виртуозно. Это была невиданная гитара со множеством струн — куда там знаменитым шестистрункам Gibson и Fender — дававшая густой, плотный, горячий, тягучий и многомерный звук, которому Джо вторил своим огромным, не знающим пустот, раскаленным голосом.

Он был очень прост, этот блюзмен по пристрастию души и рокмен по жизни. Никогда он не рассуждал о философии, высоких материях, глубинах музыки, тайнах жизни. Что говорить? Он пел. Он врывался в мир своим хриплым голосом, отчаянно жестикулируя и со страшной скоростью перебирая пальцами в том состоянии сомнамбулизма и погружения, в котором всегда был на сцене. Голос его с годами садился, потому что никакие голосовые связки не выдержат такого напряжения и столько алкоголя, но по-прежнему оставался сильным и мощным, узнаваемым с первой секунды первой ноты голосом Джо.

Майка с психоделическими разводами потерялась на жизненных поворотах. Романтический хайр исчез. Теперь он был джентльменом с рыжей бородой, огромным лбом, в черном костюме и в рубашке с вечно распахнутым воротом. Этот джентльмен был упрям в своем пристрастии к густой патоке блюза и к рок-н-ролльной привычке жить напролом и наобум. Ох, Джо (говорили ему), тебе стоило бы меньше пить и не так изнурять себя концертами, которые затягивались на два часа, потому что он привык отдавать все, что есть в душе, все, что есть в сердце, все, все до конца. И его длинные пальцы по-прежнему виртуозно и стремительно бегали по воображаемой гитаре. Он жил, как умел, и никого не слушал.

Этот парень из Шеффилда, ученик монтера, учившийся на заре жизни обслуживанию изоляторов и трансформаторов, сам по себе был динамомашиной и электростанцией. Он был энергией, которую отдавал в мир для его согревания. Вот кем был Джо. Он не мог остановиться, потому что иначе мир замерзнет. В наше играющее в бирюльки и любящее штучки время он был удивительно однообразен в своей верности простым вещам: хрипи, пока есть силы, выдавай блюз, делай любовь. И с годами, после тысяч концертов и долгой работы на износ, в нем появилась такая свобода и такая импозантная красота, которая бывает только у людей, знающих главное.

Он был прекрасен в клипе с Катрин Денев. Прекрасная, изысканная Катрин и лысеющий рыжебородый дядька Джо встретились в этом маленьком кино, чтобы рассказать историю любви. Потом сто миллионов любопытных обсуждали, была ли у них правда любовь. Конечно, была. Конечно, всегда. Конечно, Джо любил всех, всегда, навсегда, до конца, всех, до последнего ряда огромных концертных залов, которые он собирал, любил до последнего хрипа своего потрясающего голоса.

Он был прекрасен в своем последнем альбоме 2012 года Fire It Up, в песне I Come In Peace — грузный, лысый Джо, как всегда, в разодранной на груди рубашке, не потерявший ни энергии, ни страсти, потрясающий руками в назидание миру, друг Джо, за спиной которого был седой барабанщик и пританцовывающие, впадающие в эротический экстаз красотки бэк-вокала в коротких обтягивающих платьях, брат Джо, в этой песне сказавший открытым текстом и прямее не бывает, что любовь и есть его золотой запас.

Битловскую With A Little Help From My Friends, с которой он начал, с бешеной страстью пропев ее со сцены Вудстока, он пел всю жизнь, так упорно, словно настаивал на том, о чем она. Эту битловскую песенку о маленькой помощи друзей он пел один и с другими артистами, он превратил ее со временем в тринадцатиминутное концертное произведение с торжественным органным вступлением, он устраивал в ней бурю и ветер и находил в ней все новые и новые повороты и глубины, но на самом деле она всегда была у него об одном. Он твердил это с силой, пожизненно данной его хриплому голосу, кричал своей луженой глоткой так, чтобы дошло до всех. Он не боялся это повторять, так нам-то уж что бояться сегодня сказать это еще раз, и еще раз, и еще раз? В его голосе, рвущемся к нашим душам поверх всех преград, всегда была любовь.