Объединение, слияние, поглощение. Школы, детские сады, дома детского творчества соединяют в комплексы. Редакцию засыпали письма, не утихают звонки от учителей, директоров, родителей. Пока образовательные начальники хранят молчание, непонимание и протест выплескиваются на улицы в виде пикетов, митингов и маршей. Пора переходить к диалогу.

В редакцию пришли Сергей Казарновский, директор школы «Класс-центр»; Сергей Бебчук, директор школы «Лига школ»; Ефим Рачевский, директор Центра образования «Царицыно» №548; Всеволод Луховицкий, преподаватель школы «Интеллектуал», член Совета Межрегионального профсоюза работников образования «Учитель»; Евгений Бунимович, уполномоченный по защите прав ребенка в Москве; Александр Абрамов, член-корреспондент РАО; Андрей Капитанов, представитель родителей учеников Курчатовского лицея №1189; Елена Багарадникова, член Московской городской ассоциации родителей детей-инвалидов. Ассоциация активно выступает против уничтожения коррекционных школ и дошкольных учреждений.

И конечно, для полноценного диалога мы пригласили руководителей образования: Наталью Третьяк, заместителя министра образования РФ; Леонида Печатникова, вице-мэра Москвы; Исаака Калину, руководителя департамента столичного образования. Но они не пришли. Правда, департамент Калины нашел замену шефу в лицеАнтонины Николаевой, директора школы №1420.

Людмила Рыбина, «Новая»: Объединение школ в Москве идет с 2012 года, но новый всплеск тревоги порожден слухом, будто до Нового года объединят и тех, кого прежде не трогали. Попытаемся разобраться в происходящем. Первое слово — Сергею Казарновскому, директору школы «Класс-центр». Это особенная школа, в которой дополнительное образование и образовательный стандарт пронизывают друг друга. Все дети занимаются музыкой и театром, они в основной сетке расписания. Это одна из причин, почему финансирование школы резко сократилось в начале учебного года, когда не стало денег на дополнительное образование.

Сергей Казарновский: Ситуация образовательного центра «Класс-центр» №686 мне кажется довольно специальной. Началось все со школьного театрального кружка — он стал известен и даже знаменит в Москве, и мы постепенно доросли до целой системы художественного воспитания, которая реализовалась в 1992 году в школе-комплексе. Художественная составляющая стала не именем прилагательным, а атмосферой всей школьной жизни. Сделали интегративную программу, и допобразование стало частью учебного процесса с полугодовыми оценками, с аттестацией. А в 2008 году мы стали лучшей школой России.

Но сегодня финансирование уменьшено практически вдвое. Называют это выравниванием, на деле же — это обнуление прошлых достижений. На создание комплекса основного и дополнительного образования, который существует сегодня, мы потратили 33 года. Желающих поступить в школу хоть отбавляй. Но в рейтинге школ Москвы учитываются абсолютные показатели — баллы ЕГЭ, число участников и победителей олимпиад и т.д. В этом контексте маленькая школа всегда будет проигрывать. Это изначально заложено в критериях, хотя наши относительные показатели ни в чем не уступают. Но в новой парадигме мы должны, по сути, исчезнуть. Потому что ничего невозможно без финансирования.

Евгений Бунимович:Надо вернуться к истории вопроса. 90-е годы определили во многом все лучшее и все худшее, что есть в московском образовании. Таково было время, и таков был закон об образовании: открылись уникальные возможности. Возникли такие хорошие школы, каких до этого не было. Тогда появились и школа Рачевского, и «Интеллектуал»… Но одновременно была дана возможность самым слабым школам стать такими плохими, каких тоже не было прежде. Пришло время это выравнивать. Например, в знаменитую 57-ю школу хочет попасть много детей, почему не открыть вместо двух классов — пять, если есть потребность? Я ходил по этому поводу еще к предыдущему мэру. Доказывал, что директор школы — это не обязательно директор одного здания. Когда дали возможность записывать детей в школы не по территориальному признаку, в 82 московские школы вообще никто не записался. Эти слабые школы объединили с соседними, в которые люди стремились.

Но в какой-то момент все перешло, как у нас иногда бывает, из ситуации доброй воли в другую ситуацию. И пошли письма: нас объединяют, а мы против. Я обратился в департамент образования и получил ответ Исаака Калины, который мы напечатали в «Новой газете»: без управляющего совета школы такой вопрос не решается.

Л.Р.: Но дальше получилось, что и на управляющие советы нашлась управа.

Андрей Капитанов: Так случилось, например, с нашей школой: было кулуарное решение о слиянии. Школа не соглашалась. Тогда заменили несговорчивого директора. Первое, что сделала директор, назначенная департаментом, — отправила заявку на объединение, вместо решения управляющего совета была подпись его председателя академика Евгения Велихова. Приказ никто не видел, он не опубликован. В школе острый конфликт директора с частью учителей и родителей. Родители собрали более 200 подписей под письмом о недоверии назначенному директору, но это не имело никакого результата. Сама же директор начала с того, что сказала: «Пусть увольняются все учителя, найдем новых». Мы прекрасно понимаем, что дело касается не только нашей школы. Используются командно-административные методы, потеряно чувство меры. Стоит задуматься об ограничении полномочий учредителя. В многочисленных отписках на наши обращения ссылаются на то, что у учредителя все полномочия. Из этой уверенности руководителя в абсолютной власти вытекают бесконтрольность и безответственность органов образования, которые ни перед кем не отчитываются.

Евгений Бунимович:Я тоже не понимаю, зачем реформировать то, что работает хорошо, причем хорошо по критериям самого департамента образования? Видимо, для достаточно большого числа школ этот процесс является позитивным. Но почему этот процесс должен стать тотальным, если не тоталитарным? Учителя пока говорят: «Хуже не стало». Мне кажется, это слабый аргумент. Зачем столько преобразований, чтобы «хуже не стало»? Хотелось бы, чтобы стало лучше, тогда понятно, зачем это делается.

Л.Р.: Слово директору одного из старейших и самых больших комплексов — Центра «Царицыно», который сложился задолго до новых веяний.

Ефим Рачевский: Наша школа живет в шести зданиях уже 22 года. Мы стали разрастаться в 90-е из-за демографического всплеска на нашей территории. Нам стало тесно: под одной крышей — 2700 детей. Когда мы начали изменения в 1992 году, весь мой педагогический коллектив и родители опасались, что будет плохо. В состоянии «плохо и скверно» мы прожили года два. Ну а потом смогли развить систему дополнительного образования. А это — зона развития общего образования. Там другая мотивация, нет жесткой оценочной системы, в основе которой принцип «презумпции виновности» ученика. Соблазн сократить психологов, логопедов и дефектологов, убрать кружки, чтобы увеличить среднюю заработную плату учителей, у собратьев-директоров уже возникал, когда в 2010-м перешли на нормативно-подушевое финансирование. Но те, кто это сделал, получили обратный эффект: родители перестали отдавать детей в такие урезанные до голого стандарта школы. Мы на этом не экономим. У нас в благоприятные годы было до 1600 часов занятий в кружках в неделю.

Я пытаюсь в московской ситуации найти педагогический смысл. Стало лучше ребенку или нет? Если к нему приблизить кружок или секцию, то ему лучше. Если у него появляется возможность учиться в школе, в которой нет образовательных тупиков, это лучше. В нашем комплексе тупиков нет. Если ты не можешь продолжить учиться в одном профиле, есть другой. Хорошо помню Климова Женю — двоечник почти по всем предметам, кроме футбола. Но мы дали ему возможность состояться через футбол. Сейчас он играет в Европе в элитном клубе. Мы можем ребенку, не успевающему по алгебре, дать возможность проявить себя в глиняной скульптуре, в керамике.

Должна ли наша модель быть единой для всей Москвы? Нет. Я знаю одно: в тех комплексах, которые состоялись, от учредителя практически не зависит ничего, все зависит от директора. От способности создать управляющую команду, от способности принимать взвешенные решения и взаимодействовать с самой существенной частью «образованцев» — родителями, семьей.

Л.Р.: Здесь присутствует директор школы, которая пока живет не присоединенной, несмотря на то, что она маленькая. Это школа №1199, или «Лига школ». Она была задумана в 1992 году как школа для одаренных детей. Многие предметы здесь преподают ученые и специалисты из разных областей знания. Все учителя работают по авторским программам.

Сергей Бебчук: У нас всего 60 детей, но даже в названии зафиксировано, что мы комплекс — «Лига школ». Это действительно лига педагогических, научных, творческих школ. У каждого учителя своя школа. А работаем мы уже 22 года. В реорганизации не поучаствовали. Было одно предложение объединиться еще с одной абсолютно элитной школой. Но мы поговорили с директором и придумали, как пока продержаться. Поэтому я сужу со стороны. По моему мнению, причины реорганизации — не экономические. Способов сэкономить на объединении по большому счету нет. Вся эта затея исключительно чиновничья. Чиновникам нужна деятельность — структуризации, реструктуризации, разделение полномочий, объединение. Это все надувание пузыря без видимого результата. Поскольку чиновников нет за нашим круглым столом, мы можем только догадываться об их резонах. Видимо, для чиновников лучше иметь дело не с четырьмя тысячами, а с шестью сотнями директоров, которые, с одной стороны, компетентнее, а с другой — получают сумасшедшую зарплату и уже этим оторваны от коллектива, и благодаря этому более управляемы.

Калина действительно сказал, что без разрешения управляющего совета слияния невозможны. Но я достоверно знаю, как из окружного управления возвращают решение управляющего совета с резолюцией: «Плохо проголосовали. Надо переголосовать». В нашей школе точно не изменили бы мнение по указке сверху. Но в той школе, про которую я говорю, переголосовали как надо, мол, «плетью обуха не перешибешь». Эта покорность — следствие того, что департамент стремится в кадровой политике к управляемости и лояльности директоров, не понимая, что именно крепко стоящие на ногах, независимые, смелые, уверенные в себе директора — основа качественного и успешного развития образования в Москве.

Вторая сторона дела — неуважение закона, игнорирование процедур и правил. Невозможны были бы все эти объединения, если бы соблюдался закон. Любая реорганизация, по закону, должна сопровождаться работой комиссии, оценивающей последствия. До июля 2014 года такой комиссии вообще не было. То есть все объединения до этого прошли с нарушением федерального закона.

Всеволод Луховицкий: Я соглашусь с Сергеем Александровичем. Происходящее в московском школьном образовании — абсолютное беззаконие. Каждое действие руководства рассчитано на то, что никто не будет сопротивляться. Главная причина покладистости директоров — 272 статья Трудового кодекса, и до тех пор, пока учредитель может любого директора уволить без объяснения причин, так и будет.

Елена Багарадникова:У меня сын — аутист. Мы прошли с ним нелегкий путь, и я рада, что сегодня он учится в школе. Но шансов попасть в школу у таких детей теперь стало значительно меньше. А их, по данным департамента соцзащиты, 10% — т.е. около 35 тысяч в Москве. А по данным департамента образования, учатся около 15 тысяч. Где остальные? Они не учатся, к тому же из этих «объявленных» 15 тысяч все больше детей вытесняют в надомное обучение. В коррекционном образовании — агония. Все вариативные формы дошкольного образования уничтожены: лекотеки, центры игровой поддержки, группы «Особый ребенок». Центры медико-психологической и социальной помощи тоже поставлены на грань уничтожения. На одного ребенка выделен норматив 2600 рублей в год. На эти деньги можно провести в лучшем случае одно обследование. Значит, чтобы выжить, центру надо набрать огромное количество детей. А ведь эти дети нуждаются в индивидуальных занятиях. Надо, чтобы педагогический процесс сопровождался психологом, нейропсихологом, возможно, психиатром…

Недавно департамент демонстрировал инклюзивное образование в объединенной школе №2077. Директор все время повторял: «Нам удалось сохранить…» Эта формулировка вызывает возмущение: у нас не война, чтобы надо было что-то сохранять. Это не должно быть доброй волей директора.

Антонина Николаева: Я бы возразила: оптимизация происходит по результатам голосования родителей и педагогов. А объединение разных школ — нужный шаг. Например, потому, что школы, которые были созданы для детей с девиантным поведением, или коррекционные школы — глубочайшая ошибка. Если собрать правонарушителей в одно место, они станут преступниками. Если собрать вместе детей, которые не могут произносить букву «р», то они так и не начнут ее произносить.

Александр Абрамов: Я уже сравнивал происходящее с коллективизацией: поднятая целина в городе Москве. Очередная сокрушительная победа административной логики над здравым смыслом. Торжествует элементарное хамство по отношению к учителям, директорам и родителям: никого не слушают, будет так, и все. Директора — рабы департамента, а учителя — рабы директоров. Но рабы ничего не могут сделать.

Эльвира Горюхина, обозреватель «Новой»: Есть же школы, чьи наработки смогут послужить в будущем. Такие школы надо оставлять «на семя», как говорят. Может быть, сейчас у нас нет возможности, распространять их опыт, но они нужны как школы-лаборатории. Иначе потом будем изобретать велосипед. Слейте, закройте сейчас «Интеллектуал», и уйдет не просто одна из школ, а особый тип учебного заведения.

Ефим Рачевский: На сегодня нет аналитики того, что происходит. Зато есть мифы, иллюзии и непонимание. Я до сих пор не услышал от кого-либо внятного, четкого объяснения сути процесса. Я вижу много позитивного. Вижу ошибочные технологии. Но я знаю точно — не всегда количество переходит в качество. Комплекс не может по определению быть лучше, чем отдельная школа. И я за сохранение семенного фонда!

Каждая школа даже при нынешней системе имеет право на собственный уклад, собственное неординарное, уникальное существование и трансляцию своего опыта.

Сергей Казарновский: У нас никогда ничего не объясняли людям. Я 33 года вхожу в школьный класс, и до последнего времени не слышал монологов, как сегодня у Андрея Капитанова: судьба школы как история рейдерского захвата. Это же ерунда какая-то! Мы дошли до сумасшествия! И это в школьном деле — живом, семейном. И так поступают с особыми людьми — подвижниками. С людьми, взявшими на себя ответственность за детей. А ведь импортозамещение, о котором так много говорят сегодня, должно начаться с импортозамещения рук и голов. Следовательно, все проблемы образования, которые мы сегодня обсуждали, это на самом деле стратегическая проблема развития страны.

Всеволод Луховицкий:Я убежден, что единственное, что можно сделать, — это упереться и сказать, что мы этого не позволим. И тогда даже нынешняя власть не сумеет ничего с нами сделать. 30 ноября в Москве будет шествие и митинг в защиту одинаково сливаемых медицины и образования.

Елена Багарадникова: За время, пока мы с вами говорили, мне пришло два сообщения из разных источников. Одно о судьбе «Зеленой ветки» — ее слили еще с двумя такими же центрами. Директора уволили, почти все педагоги уволились сами. Расхитили то, что родители покупали на «социальную кухню», — в этом проекте детишек обучали бытовым навыкам. Ходят слухи, что «Зеленую ветку» закроют вообще, а помещение продадут. Место хорошее, Сокол.

Вторая новость уже конкретно про школьное здание, которое выставлено на торги — предлагают под частные школы.

Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой», подвел итоги круглого стола: Предлагаю считать эту дискуссию первой ступенькой принуждения к переговорам.

И сформулировал два практических предложения:

1. Необходимо созвать внеочередной съезд московского учительства. Он должен быть независимым, с прозрачным формированием списка выступающих и дискуссионных панелей.

2. На основе выступлений на круглом столе, с учетом всех материалов, которые поступают в «Новую», будет подготовлен «неправительственный доклад» о ситуации, сложившейся в московском образовании. Те, кто принимает решения, должны знать, чем отличаются служебные записки подчиненных от независимых оценок экспертного сообщества.

Мы приглашаем всех читателей — учителей, родителей и учеников — к участию в этой работе: присылайте свои истории в продолжение начатого разговора.

Под текст

В настоящее время в рамках реорганизации в Москве создано 612 многопрофильных, многофункциональных школ, в состав которых вошли 4092 школы и детских сада, сообщается на сайте департамента образования Москвы.

В 2010 году в Москве было 149 учреждений дополнительного образования, сегодня оставляют 34, в перспективе их будет 10.

На 5% урезала городская дума расходы программы «Столичное образование» на 2015 год. Городской бюджет выделит на образовательные нужды на 14,5 млрд рублей меньше запланированного, в 2016–2017 годах сумма уменьшится еще на 26 млрд рублей.