Дочь нашей сотрудницы оказалась на борту того самого лайнера, пассажиры которого могли взорваться
29 июля в справочную службу аэропорта «Пулково» позвонили и сообщили о минировании здания. В здании аэропорта началась эвакуация, пассажиров не выпускали из прибывших самолетов. В одном из этих самолетов в Петербург прилетела дочка сотрудницы «Новой газеты» — ее фамилия не указана по ее просьбе. Когда девочка, сидя в самолете, узнала о мине, решила написать предсмертное письмо, но было нечем. Потом она рассказала маме, как это было. Мы публикуем отрывок диалога мамы с дочкой.
— Мы с бабушкой летели из отпуска в Петербург, домой. Нам объявили о посадке. Все, у кого были расстегнуты ремни, пристегнулись. Сначала самолет долго выруливал, наверное, полчаса, я даже маме позвонить успела — порадовать, что мы прилетели, но сесть не можем. А потом вдруг по громкой связи сказали: «В целях безопасности в аэропорту сейчас проводится операция. Задержка с выходом на 10—15 минут. Приносим свои извинения». Потом, через 15 минут, это же объявление повторили и попросили подождать еще. Всего в самолете нас продержали 30—40 минут. Но за это время было только два этих сообщения, и больше нам ничего не объясняли. Рядом со мной и бабушкой сидел предприниматель Валера из Калининграда со своей девушкой. Девушке кто-то позвонил и по телефону сказал, что в «Пулкове» ищут мину. Только так мы что-то узнали. А потом позвонила моя мама и рассказала нам, что случилось, в подробностях…
Когда сказали про мину, я не испугалась. Но я поверила, что мы умрем — нас всех взорвут. Я только пожалела, что не успела написать предсмертное письмо.
— Какое письмо? Кому?
— Всем.
— О чем же ты хотела написать в своем предсмертном письме?
— О! Обо всем. О том, как распорядиться моими 1000 рублями, которые мне бабушка проспорила и только тем утром отдала. Я хотела, чтобы деньги передали на лечение детей, которые больны раком. Еще я хотела попросить, чтобы на мои похороны пришли все — все анимешники, которые смогут, в косплей-костюмах, чтобы играла музыка «Green Day» (американская панк-рок группа) и чтобы всем-всем было очень весело.
— Как же люди могли бы веселиться, если бы они потеряли тебя?
— Не знаю… Но я бы хотела, чтобы им было весело. Я бы хотела, чтобы они знали: мне приятно — если им весело… Мы долго сидели в салоне самолета, и я уже думала, что могла бы написать письмо на своей сумке: у меня же сумка белая, но писать было нечем…
А потом нас пригласили на выход. Сказали: «Безопасность выхода обеспечена». Но толком ничего не объяснили. А беспокойство все-таки было. Мысли тревожные в голову лезли: а вдруг они не нашли эту мину? А вдруг их несколько?.. И когда мы встали и пошли, я вслух спросила: «Нас точно не взорвут?» И все рассмеялись. А я удивилась. Я не поняла: почему они смеются?.. А когда мы вышли из самолета, бабушка мне объяснила, что это кто-то «пошутил» про мину. И тогда я успокоилась. Я подумала: нет так нет, даже хорошо. Тревоги больше не было.
— Ты готовилась к смерти, но не боялась?
— Я раньше боялась смерти, переживала, а теперь перестала.
— Почему?
— Можно я цитатой отвечу? «Неправильно думать, что мудрость — привилегия старости. Идиот и в старости останется старым идиотом»… Мне было интересно: если я умру, может быть, обо мне будут думать больше, чем раньше? Может быть, меня узнают лучше? В школе же никогда не покажешь, какой ты человек на самом деле. Я думала: если бы я умерла, может быть, все прочитали бы мои записи, дневники, стихи, СМСки, может быть, поняли бы, каким человеком я была?..
Мне только друзей было жалко. Ксюшу, Олю, Алину, Джанету, Настю — ей тоже сейчас тяжело приходится. Настя (14 лет) живет в Хмельницком, под Киевом, у них там такие ужасы творятся! Настя говорит: ее никуда из дома не выпускают, она уже два раза попадала под обстрелы, и видела у них, в Хмельницком, нескольких человек убитых… Хотя Настя тоже оптимистка и хочет, чтобы все жили хорошо и весело.
Потом мы вошли в зал аэропорта, где было столько народа, сколько я никогда нигде не видела. Огромное количество. Несколько очередей. Все бегали от ленты к ленте — ждали своего багажа, а выдачу багажа задерживали. Наш задержали на 4 часа. А бабушка сказала, что мы можем прождать багаж и сутки. А если еще будем постоянно ходить от ленты к ленте, то и два дня тут проторчим — «подбодрила»! Через пару часов ужасно заболели ноги. Мы стояли. Сесть было некуда. Люди заняли все скамейки, все стулья, сидели на перилах — и сверху, и снизу, сидели на полу… Одним словом, люди только там не сидели, где другие люди шли. Наконец началась выдача багажа, и пассажиры стали подходить к лентам. А мне удалось занять деревянную перекладину между креслами. Но я подвинулась, и рядом со мной родители посадили двухлетнюю девочку. Ее звали Ксюша. Ей нравилось играть со мной — расстегивать и застегивать сумку. Она смеялась. А потом ей дали яблоко. Ксюша откусила кусочек и протянула мне. Она хотела побегать, но где-то в этой суматохе Ксюша потеряла сандалики, и встать на пол ей не разрешали. Я достала из сумки журнал про рок, и мы вместе его листали. Но вскоре родители малышки получили багаж, и они ушли. А еще через час примерно пришел и наш чемодан, и мы тоже уехали.
Записала
Дина ДАВЫДОВА
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»