Весь год мы бессмысленно пашем, и я не свозил тебя в Крым...

Весь год мы бессмысленно пашем, и я не свозил тебя в Крым. Пока он останется нашим — он больше не будет моим. Какой еще отдых семейный? Гурзуф обойдется без нас. Чужие отнять не сумели — свои отобрали на раз. По слухам, к исходу сезона (дождался Кортеса ацтек!) Там будет игорная зона, вполне селигерский Артек, А также военная база, вернувшая славу сполна, Добыча природного газа и все, чем Россия славна. Для нас это было границей меж двух нераздельных стихий — Для них это стало бойницей, откуда уставился Вий. Для нас это Черное море — для них это выход туда, Где топчутся в тесном Босфоре набитые смертью суда. Из тысячи щелок и скважин ударила адская смесь, И рай безнадежно загажен, и делать нам нечего здесь. Мы столько по этому раю бродили поврозь и вдвоем — Но вот я его забываю в аду ежедневном моем. Олив, кипарисов не надо, и плеска, и склизких камней. Мы знаем: изгнанье из ада изложено нами верней. Они не от Божьего гнева бежали, а просто в раю Остаться побрезгует Ева, стопою нащупав змею. Прощайте, зеленые брызги, и галечный скрежет, и грот, И запахи перца и брынзы, и море, что нежит и врет, И запахи выжженной пампы, и катер, и шаткий настил — Ты видишь: все штампы, все штампы. Смотри, я уже заместил. А в общем, ужасная пошлость — винить времена и режим. Моя или Божья оплошность — все сделалось слишком чужим, Ряды победительных пугал со всех наступают сторон, Уже не отыщется угол, который бы не осквернен. И два полушария мозга, как два полушарья Земли, Стирают угрюмо и грозно заветные бухты свои, Заветные улицы, страны, оазисы, мысы, жилье… Мои здесь — меридианы, а больше ничто не мое. И знаешь: прости святотатство, но в этом и есть торжество. Нам хватит уже отвлекаться на фотообои Его. И вместо блаженного юга мы носимся в бездне рябой, Где нас уже, кроме друг друга, ничто не волнует с тобой.