Андрей Миронов принадлежал к тому типу редких людей, которые появляются там, где требуется защита человеческого достоинства. Идешь на суд по «болотному делу» и точно знаешь, что там непременно встретишь Андрея. Именно там, где решалась судьба Миши Косенко, мы увиделись в последний раз. Он был поражен «логикой» обвинения, теми статьями, которые впаивались узникам: «Одно дело, когда нам давали такие статьи, а им-то за что?»

Альбер Камю заметил: «Этот мир так извивается, словно разрубленный червяк, только потому, что он потерял голову».

Так вот что я вам скажу: Андрей никогда не терял голову. Ни при каких обстоятельствах. Как бы ни зашкаливали страсти по судьбоносным вопросам, он всегда мыслил трезво и ясно, с той мерой ответственности, которой многим из нас недостает. Около него всегда было много молодых, и я видела, как они внимали ему.

…В конце августа 2009 года он появился в Беслане с итальянским фотожурналистом. Нашел меня, и в течение трех суток я была в этой связке. Тогда я поняла, что на самом деле Андрей был не просто переводчиком. Он был проводником в мир нашей боли и того страдания, которое не передать ни на одном языке.

…Он долго стоит у могилы Тотиевых. Шестеро погибших. Знает всех по именам: Дзераса, Анна, Лариса, Альбина, Люба и Борис. Знает историю гибели каждого. Задерживается у могилы сына Аллы Батаговой Тимоши. Мать просила Господа воскресить ребенка. Воскрешения не произошло. Алла рассказывает, как сын истово молился, хотя взрослые советовали молиться только глазами.

Гладя мать — сырую землю, мама Тимоши спрашивает Андрея, хорошо ли там ее сыночку? Андрей отвечает, как должен ответить мужчина.

Итальянский журналист передает мне огромный пакет с фильмами и компьютерными играми, которые могут помочь в реабилитации детей. Через несколько дней, когда начнется новый учебный год, я передам этот дар журналиста на торжественной линейке в школе, которая все еще называется Первой.

…Я уезжаю в Южную Осетию, в грузино-осетинское село Ванати, спаленное дотла. В это село я ездила 8 лет подряд начиная с 1992 года. Андрей загорается этой идеей. Едем вместе! Но оказывается, что итальянский журналист не имеет права въезда в Южную Осетию…

…На суде Миши Косенко Андрей вспомнил про эту несостоявшуюся поездку в поверженное село.

— У нас еще все впереди, — опрометчиво сказала я.

Впереди оказалась смерть. Смерть человека, который сделал своей профессией и смыслом своего бытия защиту мира от дьявольского зла.

Мир праху твоему, Андрей!

— Мы хотим… Любая пусть будет власть, но лишь бы не стреляли… <…>

Вчера я ходила за молоком, люди собрались и говорят: «Турчинов приезжал якобы на вышку на эту, он сказал: «Мы будем наступать». Капитуляции не хотят. Надо, чтобы остановились и те, и другие! Обе бы стороны остановились, было бы нормально. Ну как это можно, я не знаю! Почему не могут договориться? А мирные люди страдают. Обидно просто. Бежали оттуда и прибыли сюда, в такое же… Сейчас звонят нам друзья из Минвод, из Пятигорска: «Как у вас?» Ночью страшно спать. Днем более или менее. (Cлышен орудийный залп.)

Вот где-то там стреляют… А ночью вообще невозможно нигде. Я кричу мужу: «Давай ложиться на пол спать!» А он говорит: «Нет, пускай меня на кровати убьют». Что делать? И теперь вот не знаю, как… (Плачет.) Что будет и как будет?..