«Кузькина мать» от Кубы до Ялты

Слово «кризис» неожиданно вернулось в наш лексикон применительно не только к экономике, но и к международной политике. Многие ставят Крымский кризис в череду событий, связанных с возвращением к противостоянию России и большей части остального мира во главе с США и евроатлантическим сообществом. Не стоит забывать, однако, что последний крупный международный кризис, где одной из двух противоборствующих сторон выступала Москва, произошел достаточно далеко от нас и географически, и хронологически. Это — Карибский кризис 1962 года. Кто знал два года назад, когда в газетах шли публикации «по случаю 50-летия», что Карибский, как и чуть более ранний Берлинский кризис, — сегодня вновь вспоминаются в контексте актуальных новостей. И снова по коже миллиардов, живущих на планете, бежит холодок: из-за амбиций и авантюризма политиков мир дошел до черты, за которой — по выражению новейшей отечественной пропаганды — «радиоактивная пыль».

Схожесть двух кризисов хорошо видна в фигурах лидеров держав, столкнувшихся в ходе Карибского кризиса — и Крымского кризиса полвека спустя. Нет, конечно, при всем желании «оттепелью» правление свободно говорящего по-немецки Путина, в отличие от «деревенщины» Хрущева, уже никак не назовешь. Зато Никита Сергеевич тоже мог добавить перчика в свою речь. Вот только блатного лексикона советские спичрайтеры в текстах начальства не допускали. И все же полвека назад мир ломал голову над вопросом, кто такая «кузькина мать», а теперь вот размышляет над значением слова nagnuli. Между прочим, когда Хрущева снимали свои же партийцы в 1964 году, то и «кузькину мать» припомнили, и Карибский кризис, и «хлопушки» (демонстративные испытания сверхмощного водородного оружия). Впрочем, о чем это я: какие тут вообще могут быть параллели? Хрущев, он же Крым отдал, а Путин — вернул. Да за такое народ даже очередное подорожание водки и мяса на время простить может.

Куда больше общего можно обнаружить между американскими президентами — Джоном Кеннеди, в зените своего срока столкнувшимся с Карибским кризисом, и Бараком Обамой, которому до выборов в следующем году предстоит разбираться с кризисом Крымским. Оба они — демократы, относительно молодые люди, блестяще образованные, энергичные, обаятельные, не без изрядной доли популизма. Оба собственной карьерой воплотили американскую мечту: первый ирландец-католик и первый афроамериканец на посту президента США. Оба слывут миротворцами, и оба постоянно попадают в весьма серьезные передряги, связанные с угрозой применения силы на международной арене.

Между прочим, последняя удачная книга о Джоне Кеннеди вышла в России всего несколько месяцев назад. «Рыжий принц Америки» Дмитрия Петрова, замечательного писателя, знающего и любящего американскую историю и культуру, стала одним из событий на московской выставке Nonfiction прошлого года. Книга, слава Богу, не библиографическая редкость: из нее любой может в подробностях узнать, как строились отношения между СССР и США в период обострения холодной войны на рубеже 1950—1960-х годов. Я лишь обращу внимание на несколько деталей.

Вот, скажем, к вопросу о сравнении Кеннеди — Обама. В свое время Джека, как его по-родственному называли в семье и среди избирателей, многие считали слабым политиком. То ли дело — старшее поколение, какой-нибудь Эйзенхауэр (Обаме его критики любят ставить в пример Рейгана). Особенно сильным такое пренебрежительное отношение было в Москве. На первую встречу с четой Кеннеди Хрущев с женой Ниной намеренно оделись по-простецки, чтобы показать «этому юнцу» его место. Вежливость и образованность у нас до сих пор часто принимают за слабость. Хотя и в Берлинском кризисе, и в Карибском Кеннеди сумел проявить не только жесткость, но и немалую эффективность в принятии решений и действиях. Есть ли такое же качество у Обамы? По крайней мере у него остается время его продемонстрировать. Совершенно точно, однако, что Обама, как и Кеннеди, действует в рамках одной политической культуры, предполагающей, в частности, детальное обсуждение любых стратегических решений, где последнее слово, конечно, за президентом, но прежде он стремится услышать все возможные точки зрения по дебатируемому вопросу. Стоит ли говорить, что в Кремле, как и 50 лет назад, есть только одно правильное мнение — даром что по итогам хрущевского правления неотложной задачей в очередной раз был поставлен переход к «коллективному руководству».

Кстати, Кеннеди в самом начале общения с Хрущевым обнаружил, что вроде бы всем понятные слова в устах советского лидера приобретают совершенно перевернутое значение. Как и Ангела Меркель недавно призналась, что ее старый знакомый «живет в другом мире». И проблема совсем не в том, о чем сразу подумал обыватель, проблема — что некий «другой», раненый «солдат империи», все еще владеет сознанием и видением мира не только одного человека, но и большинства «рожденных в СССР».