Вероника ДОЛИНА: «Голос есть природное свойство»

При первом знакомстве оттолкнуть меня может от человека буквально ВСЁ: черты лица, манера говорить или ощутимый природный запах, а более всего, видимо, — звук голоса, именно звук. Это природная опция, но поддается работе… С этой точки зрения поражаюсь множеству телеведущих и радио, конечно. Будто их патроны не в курсе этого важнейшего фактора человеческой притягательности.

Просить меня — не тяжелый крест, и я просима без извилин. Меня просят — о чем угодно, кто угодно — много лет, сколь я себя помню. Неудобство мое личное состоит в том, что я кидаюсь исполнять что попало. Вообще всё: живое и неживое, растянутое во времени и моментальное, дорогое и редкостное — любое, очертя голову. Я верю в себя как в исполнителя желаний и много в этом преуспела.

Несовершённое… Оно не гнетет, но печалит. Думаю, что лет 25—30 назад следовало уехать в Израиль, как сделала вся родня, да и все друзья… Кроме тех, что остались. Полагаю: даже не на авось, а вот ровно из лени, из страха перемен.

Той печальной никчемности, которая витает над многими и надо мной, — уж ее-то точно бы не было. Именно треклятая неэффективность бытия, низкая моя успеваемость при высоком внутреннем сгорании… Это мои Эринии, преследуют и клюют. Нигде так лениво все сообща не живут, как тут у нас, для меня это большая трудность пожизненная. Не обольщаюсь на свой счет, а все же думаю: все было бы иначе. «Бы». Позорное слово.

Книга и дети? Просроченный вопрос. Дети безвозвратно выросли, они не все книжники природные, хотя есть и это. Я всегда готова была подсунуть потомку любую книгу, только бы читал. Сегодня вкусы отчасти расходятся… А были очень едины, трудно было удивиться выбору чьему-то. Мы совсем недавно читали быстро, в очередь, один за другим, одну и ту же книгу, хоть Сорокина, хоть Кинга. Теперь есть расхождения, но все еще незначительные. А внуки читают помалу.

Текст — великое дело. Столько обнажается и прокламируется… С чего бы не читать или чинить препятствия? Если книга вселяет любого рода любопытство, его стоит утолить.

И в благодарности чьей-то (возможно, очень уместной и своевременной), и в извинении — моя лично душа не нуждается совсем. Я счастлива оказаться полезной. Если некто причинил мне неудобство — это дело его совести, пожалуй. Мне институт покаяния безразличен. Полностью. Случаются разные эпизоды. Насколько возможно — я вообще направлена на предупреждение неуютных ситуаций… Мне все еще кажется, что так удобнее. Самомнению в моей психологии принадлежит очень скромное место. Меня можно обижать долго, пока я замечу, что происходит. Такое вот устройство. Словом: не благодарить меня можно вовсе.

А извиняться… Это экстрим уже. Не упомню такого в своих хрониках.

Ох… Ну лучше всего — мне заказать куплеты. В этом я очень руку набила. Разное и всякое, не то чтобы любое, но многое. Практически моментально. А прочее? Что мы можем продать друг другу? Я кустарь, конечно, но продукт вот такой… небольшие стихи — лучше всего. Впрочем, и большие, либретто или эпос какой, тоже натачать могу.

Я и готовлю неплохо. Но не в промышленных количествах. А впрочем, был такой год, когда в класс, где училась моя дочка, — каждый месяц, по очереди, одна из мам тащила обед на всех, человек на 25. Конечно, я справлялась.

Да нет, это не в счет, неинтересно. Я и вечеринку могу накормить, человек на 50, — без большого напряжения. Тоже неинтересно. Каждый может. Лучше я куплетики напишу…

Только одно, это важная вещь. Чувство перспективы. Видение вперед, с небольшими ошибками, с твердым сценарием на год—пять—десять. Это было бесценно. Сейчас этого нет… Уж давно.

Я ценю, когда в карманах у меня насыпаны долларов 500, ну то есть тысяч 15, что ли. Не знаю, много это или мало, думаю, для Москвы очень скромно, на одни крепкие туфли может не хватить. А для Америки неплохо, а для Европы — очень хорошо. Можно уехать довольно далеко, можно сделать покупки. Ну хоть такие, что унесешь в руках.

Но когда у меня 5 тысяч рублей в кармане — я тоже не ужасно себя ощущаю.

Я привыкла немало чего успевать за световой день. Но и пробелы есть. А не хватает — на свою персонушку. На уходик за собой. Не косметический там, верхнего слойчика… Нет, иначе. Просто не хватает собственного внимания к себе. Справляюсь и выживаю оттого, что очень была судьбой приучена… Дети и работа обучили меня распределять силы: важнейшее, важное и почти незаметное. В эту третью графу я размашисто поместила свою персоналию. Это мое место и было очень скромным во мне самой, а теперь скукожилось вовсе. Но кое-что в этом финике засушенном еще остается…

Комфорт — мой друг и сотрудник. Я ценитель. А жила долгое время… ну я уже намекнула: у меня уважение к себе не поставлено на широкую ногу. Могу позабавить тем, что, уже четырех детей имея, стирала без стиральной машины: уж так вышло. «Вятку» ненавидела, а первый «Индезит» появился 15 лет назад. Однако… Кое-что свое я придумала очень давно. В каких-то первых пунктах анкеты упомянула про голос, про звук его. Это очень индивидуально и важно. Так вот: я не могу жить без телефона. На даче у себя, в зоне совсем не телефонизированной, — я поставила телефон давно, около 20 лет назад. Теперь смешно, эра мобильной связи… Ну — я и мобильный считаю таким волшебством, каких в природе мало.

Как и все, кто неосторожно родился в 50-х. Конечно, я скучаю по многому… Таких деталей не сосчитать. И мультфильмы в школьные каникулы, и финские зимние сапоги, чудесно мягкие и долгоиграющие, и «Детский мир», палаццо нашего детства, с пломбиром невиданным до и после… не расскажешь. А автомобильный туризм, который обожал мой папа? Жена и дети в «Волгу» с оленем; из булочной — свежайший хлеб в дорогу; ну и сама дорога, сколь угодно длинная… Кавказ, Крым и Прибалтика, Закарпатье и прочее.

Ну что поделаешь… У американцев и французов тоже свои ностальгии, а без советской власти обошлось.

Можно одну? Безграмотность. От этого всё: огромная неуверенность, неуют, якобы прагматизм воцарившийся… И царствие некомпетентности — всюду.

Ну вы смеетесь надо мной… Я прожила без отпусков и не мечтаю с ними познакомиться. С моих 19 лет меня начало окружать мое потомство, и этот вопрос перестал существовать. Моя судьба сколочена по другому проекту. Перемена обстановки — тут я хоть что-то понимаю. Динамика, перелистывание страниц… Отдыхать, как люди это делают, — расслабленно — мне не доводилось. Кое в чем я очень свободна. Но все же себе принадлежу по довольно особенному расписанию.

Ну конечно, следовало бы с моим дедом договорить о том, о сем… Как ни странно: мне было-то 13 лет, когда его не стало, деда, — многое у нас обсуждалось. Я очень многое помню: и психологию, и идеологию его, и манеру весьма особенную… Дед был, видимо, очень важный закладчик моего, какого ни на есть, основания. Известный физиолог, сотрудник академика Павлова, а в юности — пулеметчик при Котовском, романтика и опасности. Ох, дед…

От слова «благотворительность» меня устойчиво тошнит. Понимайте, как хотите. Ненавижу эти спецвиды человеческой жизни, эти спецпроекты.

Конечно, не подлинность, показушность. Конечно же, самомнение. Преподнесение своей концепции как последней премудрости.

Смертные грехи… Смешно это, братцы. Так я думаю. Это простенькие признаки человеческой натуры — какие там смертные грехи? Человеку все вообще можно простить, пока он не бросается, оскалив зубы, на другого человека…

Подумаешь: гордыня или уныние… Ерунда какая. Человеку и ногти-то себе стричь трудновато научиться. А тут — алчность! Все прощать, только бы вел себя тихо… Пусть гневается, завидует и ест что хочет, особенно если ему нравится…

Новая молодежь не такая уж и особенная… Чего-то я ничего такого не вижу. Прохладны в эмоциях, пугливы, нет той жажды приключений, которая нас когда-то толкала куда угодно… Право, не знаю, обычная биопоросль, какою и мы были.

Может — когда отвергли меня на кружке танцевальном во Дворце пионеров Стопани?

Обиделась, лет пять мне было… Или «Три мушкетера», классе во втором, на экране школьного кинотеатра? Или когда вывалился из бумажного мешка щенок, папой принесенный?

Ну вот так все благостно. А романтика разная — это потом, потом, потом…

Стараюсь быть терпимой к миру слов… Ну да, я не люблю пустое слово «энергетика».

В сегодняшнем разговорном языке столько… Да я не сетую. Это мелкий мусор.

Идеал женский… Скажу вам про писателя Дафну Дюморье. Да, это мой идеал, хотя я знаю о ней только из ее книг. Но всякий раз, что ни читаю, не верю, что это дама писала, — такая, видимо, природно повышенная дама…

А вот тут чисто литературно выкручусь. Любимый Сирано меня выручит. Никто так особенно мне не дорог, как он, всю жизнь меня он обучает: читать и писать, быть и казаться, существовать подлинно и без выгоды для себя. Мой Сирано де Бержерак.

Ну как семейную легенду не впервые предложу историю о том, как моя мама родилась в квартире профессора Преображенского, в коммуналке на Собачьей площадке. Да есть и еще, есть кое-что…

Я боюсь бесчестия. Чего еще бояться маме большого семейства, бабушке отряда внуков? Осрамиться боюсь, не по мелочи, конечно, а всерьез. Когда оболгут и обесчестят. Это легко может случиться. У меня порог эго-барьера устроен очень опасно…

Переплачивать? Это совсем легко. Я не очень большой считатель денег… Просто никакой, может быть. Я люблю быть свободной в деньгах, хотя отличаю «дорого—дешево», примерно как «холодно—горячо». Все, что принесет удовольствие или радость, может стоить дорого, хорошо бы, чтобы посильно… Но дорого, по моим меркам.

26. Назовите проблемы, которые в России надо решать незамедлительно.

Ну это-то ясно: православие, самодержавие, народность.

На веки вечные с этой триадой расправиться без жалости. Покончить с этим феодализмом.

На родственном древе у нас короткие ветви… Имена прабабок и прадедов я знаю едва-едва, но не раскаиваюсь — не в чем, так жило еврейство в полосе оседлости, жило и выживало.

Насчет счастья… То есть даже счастливого дня за эти вот 13 лет этой эры. Не так мало было завоеваний, среди побед были и неожиданные, и долгожданные. У детей выходили книги, и вручались им элегантные премии… Каждый мой концерт имеет шанс остаться у меня в памяти как единственный в своем роде.

Бывает, что скромная, но только моя собственная, находочная рифма приносит это ощущение укола и полета, прошу прощения… Когда голова не болит, а стихи пишутся… Вот и весь мой капитал. Зачем мне больше? Ну хорошо. У меня во Франции, где уже восемь лет я живу подолгу, бывают так называемые минуты триумфа… По моей маленькой улице, например, бежит женщина и восклицает: «Где тут у вас платят за парковку?» А на пути у нее стою я. Широким жестом обвожу я крохотную улицу и говорю: «На нашей улице всегда бесплатно». И — да! — чувствую, что счастлива.