Прощай, немытая Европа!

Один мой знакомый как-то сдал в сервис машину и впервые за несколько лет спустился в метро. Его поразили не теснота, духота и шум, а обилие красивых женщин. Вернее, не просто красивых, а каких-то потусторонних, уместных на развороте глянцевого журнала и странно смотрящихся в тусклых старомодных вагонах.

Приблизительно то же самое говорят иностранцы, для которых вся Россия — как это метро. Нельзя сказать, что выставочная сексуальность вызывает у них восхищение. Как всякая форма упреждающей агрессии, она дискомфортна и тревожна. Ведь это не что иное, как отчаянная компенсация неравенства, демонстративное превосходство над миром, который на самом деле нельзя победить. А поскольку русские мужчины совершенно уверены как в этом, так и в самих себе, то и за женскими формами защиты они наблюдают благосклонно и, несомненно, снисходительно.

В свою очередь, когда россияне впервые приезжают в какой-нибудь Париж или, чего доброго, Амстердам, у них тоже наблюдается растущее удивление. Непонятно, почему все страшные такие. Первая мысль: что просто не повезло, бывает. Наготове слегка лежалый миф о том, что «их» мужики к нам за женами ездят. Но столь масштабное бедствие, когда у всех сплошь туфли не подобраны к сумочке, да и самих этих атрибутов нет, а вместо них в любом возрасте кеды и рюкзак, нельзя объяснить одним невезением.

Первое важное свойство европейской толпы — демократичность. Люди одеты хорошо, но просто. Выставленные напоказ возможности — признак дурного тона. Так же, как слишком дорогая машина, слишком дорогие часы и далее по списку. Нельзя сказать, что там этого нет. Наоборот, все без исключения атрибуты сладкой жизни — отнюдь не российского производства, и тем более происхождения. Но они, подобно их потребителям, гнездятся в своем секторе, не оказывая заметного влияния на повседневность среднего обывателя. Второе, не менее важное, отличие, нервирующее соотечественников за границей, состоит в разнообразии. Имиджей очень много, каждый самовыражается, как хочет. Гламурные журналы и телепередачи о моде выполняют роль ненавязчивых комментаторов, которым не стоит следовать слишком буквально. И обслуживают эти медиа опять-таки не очень большой сегмент.

Выражение «Делай, что хочешь!» до недавнего времени имело в русском языке резко негативный оттенок. Так говорили родители и учителя, исчерпав аргументы в пользу своей «правильной» позиции. Теперь мы вроде как усвоили, что гармония желаний и действий — лучше, чем ее отсутствие. Тем не менее потребность в указаниях остается. Отсюда такое широкое и бесспорное влияние глянцевых образов на жизнь обычного человека. Даже если вы не читаете эту прессу и не смотрите чудесную передачу «Модный приговор», вы все равно включены в процесс их культурного производства. Они вырабатывают правила, которые неожиданно легко согласуются с жесткими системами контроля над внешностью, характерными для советской повседневности. Обязательные каблуки — красота и стать через усталость и боль. Обязательная прическа — любой ценой, не дай бог попасть под дождь. И так далее.

Царящий в нашем обществе сексизм выставляет на витрину преимущественно женщин, однако в больших городах мужчины уже давно включены в гонку демонстрационного потребления в строгом соответствии с самыми высокими стандартами, какие только можно представить. Иначе слова «элитный», «премиум» и «люкс» не звучали бы в применении к носкам, шариковым ручкам и лечебным наколенникам. Несоответствие стандартам страшнее, чем потеря работы: ведь и работаешь ты только для того, чтобы все это у тебя было. То, что в 90-е выглядело как травма столкновения несвободного человека с миром неограниченных возможностей, за 2000-е стабилизировалось до стереотипной нормы буржуазного благополучия. Реальное достижение этой нормы — вопрос не столько сложный, сколько несущественный. Важно выглядеть, как следует.

Когда-то Белинский писал в европейских корреспонденциях, что парижане — «народ внешности, он живет для внешности, для показу». Великому демократическому критику, изнывавшему под гнетом русского абсолютизма, была в новинку буржуазность французской столицы. Прошло почти 200 лет, и демонстративная безупречность, поддержанная экспертами, цокает каблуками по дорогой плитке, которой мостят пешеходные улицы российских городов. А Европа сдает, сдает…