Он хотел вернуть Христа в церковь

Мандельштам считал, что Россию легче обуть и накормить, чем научить читать Пушкина. То же самое можно сказать и об отце Александре Мене. Нужна гуманитарная культура, гумусный слой гуманитарной культуры, который взрастит семена, посеянные им. Пока же такого слоя нет, пробиваются отдельные кустики, как щепотки зелени в растрескавшемся асфальте.

И всё же: тираж всех его книг на русском и иностранных языках за 20 лет составил примерно 8,5 миллиона. Большие тиражи были в начале 90-х, с годами уменьшаются, но это вызвано общими экономическими причинами и всё возрастающей популярностью электронных изданий. Интерес к Меню не падает, но и не возрастает, может быть, потому, что блокируется сверху. Востребованность его проследить невозможно, как невозможно узнать количество православных верующих в нашей стране. Добросовестный подсчет дает не больше 3 процентов от количества людей, считающих себя православными. Отец Георгий Чистяков говорил об 1 проценте.

В Германии, например, этот процент виден невооруженным глазом: верующий обязан платить десятину, которая вычитается из его зарплаты. Кто платит, тот считает Церковь, установленную Богом на Земле, своим домом, небезразличен к ее нуждам. Подсчитать верующих там просто. У нас же десятину зачастую путают с 10 рублями. И какова вера человека, если он в жизни церкви не участвует? Правда, у него о церкви двойственное представление… Он ходит в храм, где из трех священников только один заслуживает доверия. Внимательно исповедует, в просьбе никогда не откажет — словом, настоящий батюшка. А другие — наёмники. Требоисполнители. К тому же невежественные. За что им платить, думает такой прихожанин…. И по-своему прав.

Учитывая весьма условный процент воцерковленных прихожан, можно сказать, что страна тотально неверующая.

И всё же: в год сейчас выходит примерно 80 000—100 000 экземпляров книг отца Александра. Купить их можно… в Сыктывкаре, Казани, изредка в Петербурге, в Москве, в Твери. Капилляры, по которым они расходятся, слабосильны и малочисленны, к тому же забиты склеротическими бляшками так называемой «духоносной» литературы. В книжке cвященника Алексея Плужникова (издательство Даниловского монастыря) довольно много красочных примеров современного языческого православия, из которых видно, как архангелов и святых уверенно теснят колдуны и кикиморы.

В 2005—2006 годах шеститомник отца Александра (история мировых религий) выпустило коммерческое издательство ЭКСМО. И, возможно, неплохо на этом заработало. Шеститомник они упаковали по два тома в одной обложке, выкинув иллюстрации и библиографию, чему автор придавал первостепенное значение. Книги пошли по России тиражом наверняка большим, чем объявлено. Пошли по магазинам книготорга, что важно, потому что на приходах, за редким исключением, их не продают. В Москве — только в двух храмах. Не исключено, что Мень дойдет в конце концов до массового читателя, минуя свечные ящики.

После перестройки наша церковь взяла курс на реставрацию. Поднималось то, что было разрушено 17-м годом. Восстанавливались руины на старом фундаменте, который и тогда уже был полуразрушен. В успехе революции, как это ни горько сознавать, церковь сыграла определенную роль. Народ, ею окормляемый, не знал Евангелия, не слышал слова Божия и разъяснительной проповеди ввиду надвигающейся катастрофы. Потому и легко его было облапошить марксистской идеологией, действующей к тому же вероломно.

Отец Александр был свободен от архаической прелести. Недаром в его приходе началась работа по новым переводам Священного Писания и Богослужебных текстов. Свобода, дарованная Всевышним, была главным содержанием его жизни и пастырской проповеди. И потому он оставался костью в горле у священноначалия, подчиненного Комитету государственной безопасности.

Андропов, тогда глава КГБ, отметил его неординарное поведение еще в 1974 году, в специальном донесении правительству о происках Ватикана. И с этого времени комитетчики глаз с него не спускали. Он был для них неудобен, лишняя головная боль. Никак не могли его пришпилить к себе, ускользал сквозь пальцы. Как же так, вся церковь у них в кулаке, вся упряжка, а этот и еще несколько им соблазненных тянут в сторону. Та же ситуация и сегодня. Меньевцы путаются под ногами. Раскол набирает силу… А они тут со своим экуменическим духом…

Курс на реставрацию отбросил наше православие, как верно замечает отец Александр Борисов, на 200 лет назад, к началу XIX века, когда появилось Библейское общество, озабоченное тем же: религиозным просвещением народа. Вспомним печальную судьбу архимандрита Макария Глухарева (1792 — 1847) — православного подвижника, миссионера, переводчика Библии. Он был сослан в монастырь за свои, как бы сейчас сказали, «обновленческие» взгляды. Все же не убит, а сослан… Он считал, что «язык славянский сделался мертвым, на нем никто у нас не говорит и не пишет». Глухарев дерзнул в письме государю связать общественные катастрофы «с грехом тех, кто отдалял Библию от народа». «Неужели Слово Божие в облачениях славянской буквы, — писал он, — перестаёт быть Словом Божиим в одеянии российского наречия?» Церковно-славянский язык богослужения и сегодня является препятствием для большинства обращённых.

Ориентация на кондовое православие укоренилась в наше время благодаря ностальгическим настроениям и страху перед назревшими церковными реформами. Они, кстати, назрели задолго до большевистского переворота и были сформулированы на Поместном соборе в 1917—1918 годах. Реформам, как известно, новая власть воспрепятствовала. Церковь после кровавой над ней расправы сделалась историческим заповедником, присматривать за которым стало еще сподручнее, чем во времена церковного Синода. Отфильтрованные иерархи служили верой и правдой безбожной власти на своих зачищенных епархиях. За 20 посткоммунистических лет церковь осталась той же замкнутой цитаделью, управляемой теми же государственными рычагами. Разумеется, такое послушное «вероисповедание» входит в клинч с тем, которое исповедовал отец Александр. Система сдерживания и дозированного удушения работает по сей день.

Против нее открыто восстал отец Павел Адельгейм, недавно убитый сумасшедшим верующим. Его проповедь, смело направленная против священноначалия, удушающего приходскую жизнь, была ненавистна не только правящему епископу. Отец Павел, как и отец Александр, создавали на приходе общину, семью верующих, деятельных и просвещенных, для которых слово Христа было превыше указаний архиерея. Оба они пытались вернуть Христа в церковь, независимую от кесаря и его прислужников. Воспрепятствовал этому сатана, как признался убийца отца Павла, — якобы сатана внушил ему убить священника, врага церкви. Хотелось бы только знать, в каком чине или сане был его искуситель?

…Строятся новые храмы, открываются духовные училища, увеличивается число священнослужителей. Но церковь это делает как бы для себя. Народ нужды в этом не ощущает. Храмы полупусты, а некоторые и вовсе безлюдны — особенно сельские.

Народ озабочен экономической стороной жизни, выживанием — в стране, опутанной коррупцией и правовым беспределом. Весь XX век русское население жило в нищете и бесправии. Сейчас что-то забрезжило впереди, похожее на европейскую модель, и люди всеми силами хотят ей соответствовать: хорошо жить — иметь квартиру, машину, дачу. Нет, это неплохо «иметь», но часто за обретением имущественной оболочки бытийная сердцевина усыхает, исчезает ядрышко, человеческая оболочка становится полой. Потребность «иметь» поглощает божественную сущность «быть».

Отец Александр предвидел такую ситуацию. Церковь, склонная к консерватизму, подпитывается ксенофобскими и националистическими настроениями. Он предсказал терроризм как тактику будущих религиозных и межнациональных войн. О русском фашизме, зарождавшемся у него на глазах, он говорил без обиняков, что его поддерживают «многие церковные деятели». Но такого монстра, как православный сталинизм, он, наверное, не мог себе представить.

Человек культуры, он уповал на культуру. Слово Божие прорастает в почве культурного этноса. Это понимала Ахматова, заметившая однажды, что Россия крещена, но не просвещена. В перестроечные годы отец Александр организовал общество «Культурное возрождение». Не духовное, заметим, а культурное. Общество было очень трудно учредить. Исполком терял документы, мотал учредителей по инстанциям. Под эгидой Общества Мень читал лекции, большая часть которых была посвящена истории религий, философии, русской и мировой литературе. Он говорил, что отцы церкви обращали внимание неофитов на древнегреческую литературу, находя в ней, языческой, немало полезного для христианского мировоззрения. Эстетическое чувство облагораживает христианина. Чтобы не походил на тех варваров-христиан, спаливших Александрийскую библиотеку, крушивших античную культуру, обрубая фаллосы и груди у мраморных изваяний.

Отец Александр уповал на воцерковление через культуру. Он видел особую миссию гуманитарно-образованной части общества в деле «новой евангелизации». Какой необозримый простор мировой культуры открывается в его книгах, лекциях, проповедях! Не представляя этой картины, трудно понять смысл человеческой истории.