Мужчины в тренировочных штанах лопатами перекидывают землю в ковш стоящего возле ямы бульдозера. По виду не скажешь, но это научные сотрудники областного музея краеведения, а также сочувствующие. Дмитрий — молодой человек в красной бейсболке — историк по образованию, временно безработный. Говорит, что отдыхает здесь душой, ведь «Cредневековье — это романтика», и чуть-чуть зарабатывает (за день работы на раскопках платят 300 рублей). Борис — сын мамы-археолога. Вообще-то он хочет стать врачом, но в экспедиции уже четвертый год. Сначала, пока «был совсем мелким», сидел в лагере, отмывал керамику и кости. Нынешним летом допущен в раскоп.

«Аня, керамика!» — кричат из ямы. Найденный осколок кладут в пластиковую корзину (точно такие же есть в любом супермаркете) — они расставлены в раскопе через каждые пару метров. Девушка, сидящая наверху за раскладным столиком, карандашом ставит отметку на листе миллиметровки, указывая, в каком квадрате и на какой глубине сделана находка. Аня начала работать здесь пять лет назад, еще студенткой.

Вместе с археологами машет лопатой Евгений — владелец участка. Далеко не все жители поселка согласны предоставить для раскопок родные огороды. «А мне не жалко, — Евгений кивает на остатки грядок. — Я думал, экспедиция начнется позже, успею урожай собрать. Ну что теперь, плакать, что ли?»

Евгений перечисляет выгоды: экспедиция убрала с участка горы старого мусора, после окончания исследований яму обещают засыпать черноземом. Ему останется бумажка о проведении раскопок (без такого документа на территории Увека, объявленного археологическим памятником, официально нельзя вести земляные работы и оформить права на участок) и дармовой стройматериал — вдоль забора уже выложена груда кирпичей золотоордынской эпохи, они похожи на дикий камень для отделки стен или сооружения альпийской горки.

Руководитель экспедиции Дмитрий Кубанкин определился с профессией еще в школе: однажды университетский преподаватель, проводивший для школьников факультативные занятия, предложил поехать на раскопки памятника эпохи бронзы у села Смеловка Энгельсского района. После окончания истфака научный руководитель пригласил аспиранта в краеведческий музей.

Узнав о месте работы Дмитрия, новые знакомые удивляются: мол, «в музее же только бабушки работают». Зарплата старшего научного сотрудника со всеми надбавками — 10—11 тысяч рублей. Жена Дмитрия тоже историк. Спрашиваю, что может позволить себе семья молодых археологов в стране, руководство которой декларирует горячий интерес к истории? «Не бедствуем. Машины, конечно, нет, но без хлеба не остаемся. Ноутбук, комоды всякие — все как полагается», — отвечает Дмитрий Александрович.

На раскопе работают шесть дней в неделю, с 8.00 до 13.00, до 16.00 — перерыв на обед и сиесту. На повороте грунтовки к лагерю выставлен противотанковый еж из деревянных балок. Из кустов выскакивает главный охранник — Мэл. Пес щенком прибился к экспедиции несколько лет назад, и Кубанкины забрали его домой. Второй сторож крепко вкопан в землю у кухонной палатки. Деревянную фигуру зовут Идол. Десять лет назад археологи копали курган в Петровском районе, стояли лагерем на территории деревни, обезлюдевшей во второй половине ХХ века. В одичавшем саду была сухая яблоня, из которой один из ученых вырезал Идола. На День археолога ему подносили печенья, цветочный венок и ботинки (ног у фигуры нет), и так привыкли, что взяли с собой в Увек. Зимует Идол в сарае у местного жителя, а каждое лето водружается на входе в лагерь.

Находки с раскопа приносят в камеральную палатку. Керамику и кости моют в ведре с водой (в тяжелых случаях трут зубной щеткой), металл, особенно бронзу, вымачивают в растворе под названием «трилон Б» — это банка с синеватой жидкостью. Олеся Кубанкина достает пинцетом металлический предмет, покрытый толстым слоем извести, — возможно, это петля от древнего сундучка. Помимо 700-летних раритетов археологи волей-неволей поднимают массу материала, который будет представлять интерес для следующих поколений коллег: от 15-копеечной монеты 1923 года до противогазов — надев их, дачники опрыскивали сады и картошку на бескрайних «фазендах», окружавших Саратов вплоть до эпохи стабильности.

После помывки и просушки экспонаты подписывают тушью (в отличие от маркеров и авторучек она не стирается), сортируют и заносят в таблицы. Стеллаж в дальнем углу палатки занят разноцветными коробками из-под обуви и бытовой техники, в них лежит «массовый материал» — многочисленные однотипные находки, не представляющие большой ценности. Уникальные изделия удостаиваются индивидуальной тары. Из спичечного коробка Олеся достает резной треугольник — возможно, это была костяная накладка на рукоять кинжала. Вот кусок глиняной трубы — в XIII веке в Укеке действовали центральный водопровод, бани и уличные фонтаны (современному поселку об этом остается только мечтать). В прошлом году раскопали ордынские кирпичи с отпечатками лап животных, в основном собак, «лапу Мэла прикладывали — подошла».

В конце сезона экспонаты перевозят в краеведческий музей. Грант российского гуманитарного научного фонда позволяет проводить дополнительные исследования. Из Волгограда в Саратов приезжает археозоолог, по костям она определяет, какой скот здесь разводили (в Укеке было много овец, свиней и коров, а вот домашней птицы почему-то меньше). «В прошлом году нашли специалиста по рыбе и начали собирать чешую», — Олеся Кубанкина высыпает на ладонь эту самую чешую почти тысячелетней давности, больше похожую на опилки. Кстати, как выяснил специалист, в Средневековье местные жители питались в основном осетровой рыбой, которую современные саратовцы видят только на картинках.

В прошлом году в Саратов приезжала антрополог, которая реконструировала внешность жителей Укека по скелетам, найденным в одном из могильников. Это были женщина лет 25—30 и мужчина чуть старше. Оба небольшого роста — менее 160 сантиметров, астеничного сложения, судя по состоянию костей, занимались физическим трудом. В их могилах не было никаких предметов, то есть умершие были бедны. Любопытно, что у древних жителей оказался не азиатский, а скорее финно-угорский тип лица, совсем не такой, как у соседей из Царевского городища Волгоградской области.

Укек существовал и расширялся в течение 150 лет. Как полагают археологи, город процветал. Оружия здесь почти не находят, основные находки — предметы, связанные с торговлей и ремесленным производством. «Укек содержит идею, которая нужна для нашего выживания в современном мире: здесь успешно соседствовали представители множества наций и верований. Золотая Орда вела какие угодно войны, но только не религиозные», — говорит Кубанкин. В чем заключался секрет дружбы народов, Дмитрий Александрович пока не разобрался. Как он полагает, государство и общество того времени просто не интересовались пятой графой того или иного жителя — лишь бы платил налоги и был надежным бизнес-партнером.

Гибель Укека происходила по сценарию, актуальному в любом тысячелетии: две эпидемии чумы подорвали экономику, элиты критически взглянули на власть хана, последовали двадцать лет гражданских войн, а затем внешний агрессор — Тамерлан — добил то, что осталось.

Отношение к истории считается одним из показателей зрелости общества, умения признавать ошибки и делать выводы. Как полагает Кубанкин, для того, чтобы люди захотели самостоятельно задуматься над «трудными вопросами истории», нужно для начала дать эту историю пощупать: «Как-то раз мы сделали в музее археологическую песочницу для детей. Насыпали бассейн песка, положили кисточки, накидали керамики, не представляющей научной ценности. Каково же было мое удивление, когда вперед детей туда прыгнули родители!»