В электричке пахнет мочой и пролитым пивом. Это традиция, которая может быть прервана ненадолго, если по вагону проедет усталая пенсионерка с сумкой, разящей беляшами известного происхождения. На перроне города Н-ска таджики покорно ждут поезда для пересадки, не подозревая, что его отменили, и следующий тоже. Есть время осмотреть достопримечательности...
В электричке пахнет мочой и пролитым пивом. Это традиция, которая может быть прервана ненадолго, если по вагону проедет усталая пенсионерка с сумкой, разящей беляшами известного происхождения. На перроне города Н-ска таджики покорно ждут поезда для пересадки, не подозревая, что его отменили, и следующий тоже. Есть время осмотреть достопримечательности.
В переходе плейбой времен позднего Брежнева наяривает на синтезаторе: «А я еду, а я еду за туманом…» Проигрыш у него хоть и получается с блатным акцентом, народ подает вяло. «Только этого мало…» — надрывается София Ротару из торгового центра напротив. Магазины и рынки на месте бывших промышленных предприятий, пожалуй, единственное, что отличает современные российские провинциальные города от времен, когда действовали герои «Маленькой Веры» и «Груза 200». Хотя не только, есть еще церковь и «Макдоналдс». Но к ним надо идти через случайное нагромождение покосившихся заборов, помоек, ям, курных изб, сараев, хрущоб и прочих времянок. По странному недоразумению, все это называется городом. Так решили чиновники, но сами жители тайно с ними не согласны.
В большинстве подмосковных городов не существует понятия двора как благоустроенного пространства рядом с многоквартирным домом. Панельные и силикатные многоэтажки стоят прямо на пустырях, кое-где зарастающих случайным кустарником и деревцами. Переселившись из снесенных коммунистами изб, деревенские жители, видимо, не считают необходимым заботиться о том, что находится за пределами их наделов, расположенных теперь вертикально в подъезде, а не горизонтально вдоль сельской улицы, как раньше. Огород во дворе не разобьешь: соседи и прохожие украдут; корову, а лучше козу пасти можно, но держать негде, а все эти цветочки и деревья — баловство одно. Этим только баре да иноземцы промышляют. Единственное, для чего двор используется всеми жителями дома, — помойка и самопальная стоянка личных автомобилей.
В Н-ске заметно прибавилось машин, в основном подержанных. Движение на главных улицах очень оживленное, ближе к торговым центрам — пробки. Большинство переходов нерегулируемые. Местные водители, завидев пешехода на зебре, не тормозят, а, наоборот, разгоняются, надеясь проскочить первыми. Велосипедистов, тем более велодорожек, не наблюдается. Тротуары есть только на самых важных магистралях, типа улицы Ленина — в каком-нибудь переулке Володарского их уже не полагается. Мусор на вокзальной площади лежит многолетними спрессованными слоями, трудно представить, чтобы здесь кто-либо не то что поливал, но хотя бы мёл.
Лучшую архитектурную композицию составляют те самые «Макдоналдс» и церковь. Есть еще модерновые конструкции времен Саввы Морозова, которые разрушаются последние 100 лет, но местами все еще имеют вполне крепкий вид. Старый барский сад в центре города застроен какими-то будками непонятного назначения, усадьба не сохранилась. Церковь XIX века, отреставрирована в соответствии с текущими эстетическими вкусами Московской патриархии и местного начальства. Несмотря на воскресенье, храм закрыт. Рядом танк с пушкой, повернутой на Запад. Танк остался со времен войны, когда в этих местах происходили последние исторические события, но в свете последних тенденций он, кажется, принял совершенно иную смысловую нагрузку, нежели была изначально. Рядом висит большой плакат с приглашением жертвовать деньги на массовое строительство культовых учреждений. Иных призывов к благоустройству не замечено.
«Макдоналдс» выглядит гораздо уютнее и теплее всего вокруг. Похоже, это местный «Жан-Жак» — взгляд завсегдатаев такой же оценивающий.
На стенах следы американского штампованного арт-новаторства 1980-х, негромкая музыка, очень приветливый персонал, подчеркнуто чисто. Типичные представители среднего класса с детьми разбавлены откровенно бандитскими физиономиями, впрочем, возможно, так выглядят местные силовики на отдыхе. Здесь, под присмотром интернационального менеджмента, они почти не агрессивны. Вот только фирменная упаковка закусочной, разбросанная по площади вокруг, задвигает в тень цветы в клумбах.
На другой площади города — рядом с администрацией — красуется огромное пластиковое сердце, оставшееся со времен процветания компании супруги бывшего мэра соседнего города. Местные молодожены приезжают сюда, к стеле павшим в боях за Москву и на мост через речку-переплюйку, где невозмутимый и сосредоточенный мусульманин продает им китайские замки «на счастье и долгую совместную жизнь». Последние евреи покинули эти места лет 20 назад. Книжный, где в советские времена продавался всякий недоступный в столицах дефицит, переделан в «Автозапчасти». Никто ничего не думает, не только по этому поводу.
«Зря ты волнуешься, — сказала мне случайно встреченная соседка по даче, школьная учительница со стажем и добрым русским лицом. — Ничего же все равно не изменишь, тем более что идеальных мест на свете не бывает. Все хорошо! На вот, семечек погрызи. Зря отказываешься, это лучшие!» Ничего не ответив, я поспешил на станцию: перерыв в движении электричек подходил к концу.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»