Козье молоко

Гарцующего красного оленя с развесистыми рогами на нижегородском гербе Гиляровский назвал «веселой козой». Так что над названием фестиваля театральных капустников в Нижнем долго думать не пришлось. В качестве главной феи-крестной 20 лет назад у колыбели стояла Галина Вениаминовна Сорокина, председатель Нижегородского отделения СТД. По правую руку — почетный гражданин Нижнего, народный артист Владимир Вихров, по левую (впрочем, возможно, и наоборот, откуда смотреть) — Сергей Кириенко, будущий премьер.

Сегодня про Кириенко помнят, что он — Киндер-сюрприз. Имя Владимира Валентиновича Вихрова, умершего на сцене в 2005 году, носит нижегородский Дом актера. Среди многих традиций «Козы» четыре года назад появилась одна, очень печальная: в третий день фестиваля все участники ездят «к Галочке Сорокиной». На могилу.

А на углу Большой Покровской у поворота к Дому актера стоит памятник ее любимому детищу — бронзовая Коза в чело… ну то есть в козий рост.

Хотя человеческого в ней хватает. Веселые с долей безумия глаза, затаенная усмешка, упрямый порыв, прочная, можно сказать, несгибаемая стойка на четырех вбитых в почву и судьбу золотых копытцах… Козу, конечно, крали. Но она вернулась на место — как 20 лет возвращаются сюда со всей России (и ближнего зарубежья) ее семеро, и десятеро, и двадцать пятеро козлят. В объятия к облысевшему рыцарю и магистру театрального капустника, председателю жюри (слегка уже, по-моему, козлоногому от почти полувекового служения трагосу) Вадиму Жуку.

Капустники на театре сочиняли и играли всегда. Чем было, в сущности, представление бродячих актеров «Мышеловка» в «Гамлете» как не капустником? Это принц интриговал, страдал и мстил — а артисты-то, безусловно, валяли дурака.

Валяя дурака, играть для себя и про себя — можно сказать, физиология актера, для которого потребность игры, потребность в «как будто» ровно такая, как у ребенка. Но на работе артист играет то, что написал автор и поставил режиссер. А в капустнике он — хозяин. Король. Это ЕГО игра. Как дети играют для себя и про себя (всегда — в войну ли, в космос, в монополию, в дочки-матери), так играют артисты капустник.

То, что нельзя было сказать и сделать на сцене, — делали и говорили в капустнике. Именно потому серьезные ленинградские актеры (Лосев, Романцов) пришли 40 лет назад к Жуку в капустный театр «Четвертая стена» — и те, кто жив, остались там навсегда. Именно потому со времен Зиновия Гердта в капустниках блистали (и традиционно блистают) «кукольники». Из 25 театров — участников «Веселой козы»-2013 треть — кукольные. И они — из лучших.

У театрального капустника множество определений. От «актерской вечеринки по случаю окончания зимнего сезона» до «балагана». Я бы предложила такое: юмористическая рефлексия актеров на театральные темы. Не больше. Но и не меньше. Если исходить из того, что жизнь, как ни крути, — театр… И чем неожиданнее, парадоксальнее, абсурднее работают театральные реалии в будничном контексте — тем острее смысл и сильнее комизм.

Артисты, выходя на сцену, попадают под обстрел. В гримерке царят законы зоны. О судьбах искусства толкует моль из костюмерной. Покупатель выбирает артистов, как выбирают автомобили («приемистый», «экономичный», «по лучшим западным образцам»). Актерская природа сводится ко второй сигнальной системе.

Вот не случайно же мне пришла на ум давешняя «рефлексия».

Эту парочку знаю давно. Худого, как Вадим Жук (и безумно смешно его пародирующего), Игоря Мирошниченко из Харьковского театра кукол — с лицом персонажа Эль Греко. И плотного, в венце патрицианских седин Игоря Арнаутова — в прошлом актера Харьковского академического драмтеатра им. Шевченко, ныне безработного.

Образованный ими вместе с друзьями-коллегами «Абстрактно-квадратный театр имени Казимира Малевича» (многие по понятным причинам ошибочно называют его «Черный квадрат») украсил не одну «актерскую вечеринку» в московском Доме актера.

Сидят двое за шахматной доской и рассуждают на тему сходства шахмат и театра. Такой вполне себе академический разговор. Внезапно загорается красная лампочка, воет гудок — и джентльмены, совершенно теряя лицо, как оглашенные бросаются на просцениум с монологом Гамлета или Катерины из «Грозы», сценой под балконом Джульетты или каким-то диким советским стихом. «Зачем они каждый вечер идут в театр?! — чуть не плача, кричит артист. — Они спросили меня: хочу ли я, чтоб они ковырялись в моей душе?!» Но мигает лампочка, надрывается зуммер, и — на выход, рви тельняшку и душу, выворачивайся наизнанку, потому что рефлекс, как инстинкт, гонит актера к публике.

На церемонии награждения Вадик Жук вынес белый пиджак в полоску, с широкими лацканами — жена ему купила, но он такой шик носить не может. И потому вручает этот свой именной приз с формулировкой «Винтаж за высший пилотаж» — Игорю Мирошниченко.

Коза мекала и била копытом, высекая искры смеха при каждом ударе.

Капустник — территория абсолютной свободы. Артист провинциального театра, куда (представим себе) не долетает живой ветер перемен, — зарабатывает какие-то денежки (скромнейшие), репетирует, собачится с режиссером, запихивает в шкаф все новые скелеты, возможно, даже интригует — или становится жертвой интриг (театр!), борется за роли, хлопает дверью и лезет на стенку от тоски («В Москву! В Москву!!!»). Служит, короче. Или, как Игорь Арнаутов, — не служит, поскольку все обрыдло, и одну лишь моль провожают аплодисментами.

А в свободное время садится и сочиняет. И репетирует, играет, валяет дурака, балаганит, поет, танцует, ходит на голове и помирает со смеху. Ему может быть 25 лет, а может быть и 55. И у него дома жена (хотя у многих она — тут же, в театре). И никто его не заставляет. И никаких денег он отродясь за это свое — для многих главное театральное дело — не получит. И единственные, кто увидит плод его ночных бдений, — товарищи по родному коллективу (т.е. семья) и раз в год — «Веселая коза».

Но они едут в Нижний и везут с собой младенцев, как молодой актер из Йошкар-Олы, потому что занят в капустнике вместе с женой, а тещи, видимо, нет. Ради чего? Ради нескольких минут хохота прекрасного нижегородского зала и объятий с друганами из других российских глубинок в коридорах Дома актера им. В. Вихрова. И ради этого они даже специально шьют костюмы. Замечательной красоты костюмы овощей марийцам сшили… в тюрьме. Потому что артиста народ завсегда любит.

Хотя и мало знает.

Вот она — самая большая беда провинциального театра и всех его Счастливцевых и Несчастливцевых. Где актеры из Астрахани, Иванова, Ижевска, Калуги, Мичуринска, Тамбова, Озерска, Читы, Уфы?.. Где они, в том числе яркие, талантливые и самобытные? Мы поименно знаем великих «провинциалов»: Евстигнеев из Нижнего, Янковский из Саратова… Свезло, как говорил один хам. А кому не «свезло»?

А кому не свезло — уходят в капустник.

Есть в Мытищах театр ФЭСТ. Аббре-виатура раскрывается неожиданно: «Факультет электроники и системотехники». Труппа ФЭСТа — это студенческий театр Лестеха, 14 человек, которых в 1990 году в полном составе приняли в «Щепку». Уж, наверное, неслабые были ребята.

И вот — театр себе и театр. Классический репертуар, добросовестный худрук, мытищинская публика. Десять минут от МКАД, между прочим, — но кто поедет? Не знаю, как выглядят на «регулярной» сцене под руководством «регулярного» режиссера эти актеры. Которые привезли на «Козу» аж пять номеров. Но я не однажды наблюдала их в капустниках. И не дам соврать: зрелище феерическое. Тонко, смешно до колик, и вдруг — на точном месте, как гвоздь, такая острая горечь, и сразу опять смешно до слез.

Но «настоящий» зритель, кроме нижегородского, не увидит — Антона Кузьменко, Татьяну Полянскую, Наталью Ларюнину, Фарита Халяпова и других. Хотя в Мытищах любят их, а городские власти не жалеют площадей.

Вадик Жук написал в фестивальном буклете: «Мой фестиваль. Мой мир. Мои друзья. Моя радость». Легко допускаю, что остальные 120 участников «Веселой козы» могли бы добавить: «Моя жизнь».